предъявлялись всем приходящим на поклон к Бату-хану. Поэтому он
прошел через колючие кусты, перепрыгнул через три пылающих костра,
возле которых завывали и гукали, как совы, монгольские жрецы-
шаманы. Они ударяли в большие бубны и кидали в огонь сушеные
травы, вызывающие одуряющий дым.
он сказал:
"великий и единственный" уже спрашивал о тебе.
монгольских нукера в шлемах и железных латах, скрестив руки на
груди, застыли неподвижными истуканами, закрывая небольшую
створчатую дверцу, украшенную искусной резьбой.
из шатра послышался тихий ответ. Оба нукера расступились, и
Гаврила Олексич вслед за Абд ар-Рахманом протиснулся в низкую
дверцу.
уходил вверх, к круглому отверстию в середине крыши.
войлоков, сидел, поджавши ноги, сам повелитель бесчисленного
монгольского войска. Он выбирал ветки из груды степного вереска и
подбрасывал их в костер.
на ковер возле него, толмач начал вполголоса бормотать приветствия
и молитвы.
накануне настойчиво твердил Абд ар-Рахман, решил их выполнить.
Мысли вихрем крутились в его голове, но он заставлял себя думать
только об одном: как бы не накликать новой беды на далеких родных
русских людей, ожидающих, что, вернувшись из Орды, он привезет им
мир и спокойствие.
обмен приветствиями и вопросами: о здоровье, о любимом коне, об
удобствах жизни. Бату-хан, по-видимому, еще кого-то ожидал.
хана Субудай-багатур. Он тихо сказал что-то Бату-хану и опустился
на ковер близ него. Потом, повернувшись к Гавриле Олексичу,
отрывисто, как бы с упреком прохрипел загадочные слова:
сказал:
хочу, чтобы ты отвечал мне с открытым сердцем.
черные щелки, впился колючим взглядом в спокойное лицо русского
витязя. Он начал говорить медленно и вкрадчиво, давая время
толмачу переводить его слова.
рассуждая про себя: "Только бы не поторопиться! Не поспешить с
неосторожным ответом и в то же время сохранить почтительность".
встречал боевые опасности, выказывая каждый раз смелый замысел, и
вместе с коназом Искендером всегда одерживал победы. Удача
сопровождает тебя.
только в северной стороне, но и в том великом походе, который я
задумал и о котором не раз говорил тебе. Как ты намерен помогать
мне?
дал ему обещание выполнить всякое его приказание. И тогда я буду
связан данным словом и, возможно, буду вынужден поступить
бесчестно. Поэтому надо быть особенно осторожным".
беркут, взлетев к облакам, озираешь оттуда зорким оком далекие
просторы. Я же, как медведь, затерянный в новгородских лесах,
люблю и оберегаю свою берлогу...
нас называются багатурами. Но зачем ты говоришь уклончиво? В нашем
великом царстве все смелые багатуры сами рвутся туда, где слышен
звон мечей. Неужели ты останешься спокойным и захочешь вернуться в
свои медвежьи трущобы, когда мое войско двинется вперед и
победоносно пройдет по всей вселенной? Могу ли я этому поверить?
задумавшегося витязя.
казалось, что пристальный взгляд Бату-хана видит, как под тонкой
шелковой рубашкой вдруг бурными толчками забилось сердце, но он
постарался овладеть собой и молча ждал, что еще скажет татарский
владыка.
получить иноземный воин: ты станешь начальником тысячи, а может
быть и целого тумена, с которым ты покоришь для меня Кыюв. Вступай
в ряды моего войска, и после Кыюва ты вместе со мной пронесешься
через "вечерние страны". Мой славный дед, Потрясатель Вселенной,
не колебался делать начальниками монгольских отрядов бывши своих
противников, и они, как Джебэ-нойон,* становились преданными его
помощниками.
новгородскую землю лесными трущобами. Но мы не прятались в этих
трущобах, как медведи, а все время были на границе, сражаясь и
ожидая новых битв, новых кровавых встреч с врагами нашего народа.
Могу ли я, честный воин моего князя, в эти бурные дни оставить
беззащитной мою родную землю?
рокового решения.
багатуру. - Что ты скажешь на это, мой дальновидный и мудрый
учитель?
твоего летописца Хаджи Рахима: что было написано в том послании,
спрятанном внутри его дорожного посоха, которое отправил когда-то
посол Махмуд Ялвач в Ургенче твоему отцу, несравненному,
блистательному Джучи-хану?
неожиданности вопроса, почтительно прижал руки к груди и
прошептал:
написано только три слова: "Этому человеку верь".
Затем обратился к безмолвному, полному внутренней тревоги,
Олексичу:
верю". Теперь возвращайся в твой далекий Новгород и верно служи
твоему коназу Искендеру.
ваших новых тревогах и победах. Хоть я уйду далеко, но не
перестану думать о Новгороде. Разрешаю удалиться. Красавицу
Зербиэт-ханум ты возьмешь с собой.
проворством вскочил и стал метаться, как зверь в клетке.
Задыхаясь, он весь отдавался налетевшей на него ярости. Глотая
слова, он заговорил быстро и неразборчиво, с раздувающимися
ноздрями, и то подпрыгивал, то приседал.
тысяч и тысяч всадников. Я вижу, как испуганно летят кони, прыгают
через овраги, роняя своих всадников. Я вижу ряды упрямо
наступающих пеших воинов в иноземных одеждах... Они рубятся с
моими несравненными багатурами. Я пройду через самую гущу боя и
опрокину всех встречных... Я напою кровью врагов своих коней, я
прикажу убивать каждого сопротивляющегося, женщин, стариков,
детей. Копытами моих несравненных монгольских коней я вытопчу луга
и посевы, чтобы после того, как пройдет мое войско, не осталось ни
одной травинки, ни одного зерна... Я позвал в этот великий поход
Искендера и его соратников. Я рассчитывал на них, а они вдруг
оказались равнодушными и не захотели принять участие в моих
ослепительных победах. Близорукие! Будущие дни великих сражений
скоро покажут, кто из нас прав: они или я. И тогда они пожалеют,
что не пошли вместе со мной через превращенные в золу и пепел
"вечерние страны"...