летом, перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши
под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною
косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться,
так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы
чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день. Но все это
что-то сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может
увидеть ведьму. И оттого все именитые козаки махали руками, когда слыша-
ли такие речи. "Брешут сучи бабы!" - бывал обыкновенный ответ их.
убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: "Это Вакула
принес, пусть же сам и вынесет!" Черт между тем, когда еще влетал в тру-
бу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже дале-
ко от избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разры-
вать со всех сторон кучи замерзшего снега. Поднялась метель. В воздухе
забелело. Снег метался взад и вперед сетью и угрожал залепить глаза, рот
и уши пешеходам. А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что
Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его
так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные
карикатуры.
в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову
капелюхи, угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была
притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще остава-
лось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешест-
венники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег
ничего не было видно.
Чуб, - я не вижу ни одной хаты. Эх, какая метель! Свороти-ка ты, кум,
немного в сторону, не найдешь ли дороги; а я тем временем поищу здесь.
Дернет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Не забудь закричать,
когда найдешь дорогу. Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана!
длинных сапогах взад и вперед и, наконец, набрел прямо на шинок. Эта на-
ходка так его обрадовала, что он позабыл все и, стряхнувши с себя снег,
вошел в сени, нимало не беспокоясь об оставшемся на улице куме. Чубу по-
казалось между тем, что он нашел дорогу; остановившись, принялся он кри-
чать во все горло, но, видя, что кум не является, решился идти сам.
на крыше. Хлопая намерзнувшими на холоде руками, принялся он стучать в
дверь и кричать повелительно своей дочери отпереть ее.
моя хата, - говорил он про себя, - в мою хату не забредет кузнец. Опять
же, если присмотреться хорошенько, то и не кузнецова. Чья бы была это
хата? Вот на! не распознал! это хромого Левченка, который недавно женил-
ся на молодой жене. У него одного только хата похожа на мою. То-то мне
показалось и сначала немного чудно, что так скоро пришел домой. Однако ж
Левченко сидит теперь у дьяка, это я знаю; зачем же кузнец?.. Э-ге-ге!
он ходит к его молодой жене. Вот как! хорошо!.. теперь я все понял".
ровее прежнего и подойдя ближе.
лотит, проклятый выродок!" - и, переменив голос, отвечал:
под окнами.
Что ж ты стоишь? Слышишь, убирайся сей же час вон!
лось, что принужден слушаться приказаний кузнеца. Казалось, какой-то
злой дух толкал его под руку и вынуждал сказать что-нибудь наперекор.
сом, - я хочу колядовать, да и полно!
чувствовал пребольной удар в плечо.
немного отступая.
боль, и досада, и робость. - Ты, вижу, не в шутку дерешься, и еще больно
дерешься!
Попробуй подойти! вишь, какой! вот большая цаца! Ты думаешь, я на тебя
суда не найду? Нет, голубчик, я пойду, и пойду прямо к комиссару. Ты у
меня будешь знать! Я не посмотрю, что ты кузнец и маляр. Однако ж пос-
мотреть на спину и плечи: я думаю, синие пятна есть. Должно быть, больно
поколотил, вражий сын! Жаль, что холодно и не хочется скидать кожуха!
Постой ты, бесовский кузнец, чтоб черт поколотил и тебя, и твою кузницу,
ты у меня напляшешься! Вишь, проклятый шибеник! Однако ж ведь теперь его
нет дома. Солоха, думаю, сидит одна. Гм... оно ведь недалеко отсюда;
пойти бы! Время теперь такое, что нас никто не застанет. Может, и того,
будет можно... Вишь, как больно поколотил проклятый кузнец!
ожидавшая его впереди при свидании с Солохою, умаливала немного боль и
делала нечувствительным и самый мороз, который трещал по всем улицам, не
заглушаемый вьюжным свистом. По временам на лице его, которого бороду и
усы метель намылила снегом проворнее всякого цирюльника, тирански хвата-
ющего за нос свою жертву, показывалась полусладкая мина. Но если бы, од-
нако ж, снег не крестил взад и вперед всего перед глазами, то долго еще
можно было бы видеть, как Чуб останавливался, почесывал спину, произно-
сил: "Больно поколотил проклятый кузнец!" - и снова отправлялся в путь.
из трубы и потом снова в трубу, висевшая у него на перевязи при боку ла-
дунка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепив-
шись в печке, растворилась и месяц, пользуясь этим случаем, вылетел че-
рез трубу Солохиной хаты и плавно поднялся по небу. Все осветилось. Ме-
тели как не бывало. Снег загорелся широким серебряным полем и весь обсы-
пался хрустальными звездами. Мороз как бы потеплел. Толпы парубков и де-
вушек показались с мешками. Песни зазвенели, и под редкою хатою не тол-
пились колядующие.
ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми
на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся
ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки; а на
шалости сам лукавый подталкивает сзади.
хохот, рассказы оглушили кузнеца. Все наперерыв спешили рассказать кра-
савице что-нибудь новое, выгружали мешки и хвастались паляницами, колба-
сами, варениками, которых успели уже набрать довольно за свои колядки.
Оксана, казалось, была в совершенном удовольствии и радости, болтала то
с той, то с другою и хохотала без умолку. С какой-то досадою и завистью
глядел кузнец на такую веселость и на этот раз проклинал колядки, хотя
сам бывал от них без ума.
вушек, - у тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо
тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а
мне некому достать такие славные черевики.
тану такие черевики, какие редкая панночка носит.
рю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу.
Разве принесешь те самые, которые носит царица.
если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то
вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.
смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она
меня не любит, - ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана.
Слава богу, девчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее
никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет,
полно, пора перестать дурачиться.
кой-то злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей
насмешливо: "Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду за тебя замуж!"
Все в нем волновалось, и он думал только об одной Оксане.
цы в другую. Но кузнец шел и ничего не видал и не участвовал в тех весе-
лостях, которые когда-то любил более всех.
кими ужимками, как заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал
напрямик, что если она не согласится удовлетворить его страсти и, как
водится, наградить, то он готов на все: кинется в воду, а душу отправит
прямо в пекло. Солоха была не так жестока, притом же черт, как известно,
действовал с нею заодно. Она таки любила видеть волочившуюся за собою
толпу и редко бывала без компании; этот вечер, однако ж, думала провесть
одна, потому что все именитые обитатели села званы были на кутью к
дьяку. Но все пошло иначе: черт только что представил свое требование,
как вдруг послышался голос дюжего головы. Солоха побежала отворить
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор
Маккэфри Энн