жизнь, и выдет просто черт знает что!" Здесь он несколько времени помолчал
и потом прибавил: "А любопытно бы знать, чьих она? что, как ее отец?
богатый ли помещик почтенного нрава, или просто благомыслящий человек с
капиталом, приобретенным на службе? Ведь если, положим, этой девушке да
придать тысячонок двести приданого, из нее бы мог выйти очень, очень
лакомый кусочек. Это бы могло составить, так сказать, счастье порядочного
человека". Двести тысячонок так привлекательно стали рисоваться в голове
его, что он внутренно начал досадовать на самого себя, зачем в продолжение
хлопотни около экипажей не разведал от форейтора или кучера, кто такие были
проезжающие. Скоро, однако ж, показавшаяся деревня Собакевича рассеяла его
мысли и заставила их обратиться к своему постоянному предмету.
сосновый, как два крыла, одно темнее, другое светлее, были у ней справа и
слева; посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей и
темными или, лучше, дикими стенами, - дом вроде тех, как у нас строят для
военных поселений и немецких колонистов. Было заметно, что при постройке
его зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина. Зодчий был педант и
хотел симметрии, хозяин - удобства и, как видно, вследствие того заколотил
на одной стороне все отвечающие окна и провертел на место их одно
маленькое, вероятно понадобившееся для темного чулана. Фронтон тоже никак
не пришелся посреди дома, как ни бился архитектор, потому что хозяин
приказал одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны,
как было назначено, а только три. Двор окружен был крепкою и непомерно
толстою деревянною решеткой. Помещик, казалось, хлопотал много о прочности.
На конюшни, сараи и кухни были употреблены полновесные и толстые бревна,
определенные на вековое стояние. Деревенские избы мужиков тож срублены были
на диво: не было кирч°ных стен, резных узоров и прочих затей, но все было
пригнано плотно и как следует. Даже колодец был обделан в такой крепкий
дуб, какой идет только на мельницы да на корабли. Словом, все, на что ни
глядел он, было упористо, без пошатки, в каком-то крепком и неуклюжем
порядке. Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно
время два лица: женское, в венце, узкое, длинное, как огурец, и мужское,
круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, изо
которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и
потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего
и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать
его тихострунного треньканья. Выглянувши, оба лица в ту же минуту
спрятались. На крыльцо вышел лакей в серой куртке с голубым стоячим
воротником и ввел Чичикова в сени, куда вышел уже сам хозяин. Увидев гостя,
он сказал отрывисто: "Прошу" - и повел его во внутренние жилья.
показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершение
сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны,
панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал
беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает
на медном пятаке. Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою
которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов,
как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего
плеча: хватила топором раз - вышел нос, хватила в другой - вышли губы,
большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет,
сказавши: "Живет!" Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у
Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и в
силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда
или на угол печки, или на дверь. Чичиков еще раз взглянул на него искоса,
когда проходили они столовую: медведь! совершенный медведь! Нужно же такое
странное сближение: его даже звали Михайлом Семеновичем. Зная привычку его
наступать на ноги, он очень осторожно передвигал своими и давал ему дорогу
вперед. Хозяин, казалось, сам чувствовал за собою этот грех и тот же час
спросил: "Не побеспокоил ли я вас?" Но Чичиков поблагодарил, сказав, что
еще не произошло никакого беспокойства.
"Прошу!" Садясь, Чичиков взглянул на стены и на висевшие на них картины. На
картинах все были молодцы, вс° греческие полководцы, гравированные во весь
рост: Маврокордато в красных панталонах и мундире, с очками на носу,
Миаули, Канами. Все эти герои были с такими толстыми ляжками и неслыханными
усами, что дрожь проходила по телу. Между крепкими греками, неизвестно
каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с
маленькими знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках. Потом опять
следовала героиня греческая Бобелина, которой одна нога казалась больше
всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные. Хозяин,
будучи сам человек здоровый и крепкий, казалось, хотел, чтобы и комнату его
украшали тоже люди крепкие и здоровые. Возле Бобелины, у самого окна,
висела клетка, из которой глядел дрозд темного цвета с белыми крапинками,
очень похожий тоже на Собакевича. Гость и хозяин не успели помолчать двух
минут, как дверь в гостиной отворилась и вошла хозяйка, дама весьма
высокая, в чепце с лентами, перекрашенными домашнею краскою. Вошла она
степенно, держа голову прямо, как пальма.
ему в губы, причем он имел случай заметить, что руки были вымыты огуречным
рассолом.
Чичиков! У губернатора и почтмейстера имел честь познакомиться.
сделав движение головою, подобно актрисам, представляющим королев. Затем
она уселась на диване, накрылась своим мериносовым платком и уже не
двигнула более ни глазом, ни бровью.
ляжками и нескончаемыми усами, Бобелину и дрозда в клетке.
только стук, производимый носом дрозда о дерево деревянной клетки, на дне
которой удил он хлебные зернышки. Чичиков еще раз окинул комнату, и все,
что в ней ни было, - все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело
какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стояло
пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь.
Стол, кресла, стулья - все было самого тяжелого и беспокойного свойства, -
словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: "И я тоже
Собакевич!" или: "И я тоже очень похож на Собакевича!"
сказал наконец Чичиков, видя, что никто не располагается начинать
разговора, - в прошедший четверг. Очень приятно провели там время.
дурак, какого свет не производил.
потом, поправившись, продолжал:
превосходный человек!
понять, как губернатор мог попасть в разбойники. - Признаюсь, этого я бы
никак не подумал, - продолжал он. - Но позвольте, однако же, заметить:
поступки его совершенно не такие, напротив, скорее даже мягкости в нем
много. - Тут он привел в доказательство даже кошельки, вышитые его
собственными руками, и отозвался с похвалою об ласковом выражении лица его.
выпустите его на большую дорогу - зарежет, за копейку зарежет! Он да еще
вице-губернатор - это Гога и Магога!
я с ним о полицеймейстере: он, кажется, друг его".
Посняков Андрей
Браун Дэн
Доценко Виктор
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Шилова Юлия