ня прочь. Ударило три часа, и нас стали одевать для прогулки. Вдруг Катя
подошла ко мне.
тя заговорила со мной.
лась, взяла насильно мою ногу, поставила к себе на колено и завязала. Я
задыхалась; я не знала, что делать от какого-то сладостного испуга. Кон-
чив завязывать башмак, она встала и оглядела меня с ног до головы.
женного тела на моей шее. - Да уж давай я сама завяжу.
по-своему.
сверкнув на меня своими черными влажными глазками.
Катей. Но, слава богу, скоро кончилась наша прогулка, а то я бы не вы-
держала и бросилась бы целовать ее на улице. Всходя на лестницу, мне
удалось, однако ж, поцеловать ее украдкой в плечо. Она заметила, вздрог-
нула, но не сказала ни слова. Вечером ее нарядили и повели вниз. У кня-
гини были гости. Но в этот вечер в доме произошла страшная суматоха.
Приехал доктор и не знал, что сказать. Разумеется, все свалили на детс-
кие болезни, на возраст Кати, но я подумала иное. Наутро Катя явилась к
нам такая же, как всегда, румяная,веселая, с неистощимым здоровьем, но с
такими причудами и капризами, каких с ней никогда не бывало.
хотелось идти к старушке княжне. Против обыкновения, старушка, которая
терпеть не могла свою племянницу, была с нею в постоянной ссоре и не хо-
тела видеть ее, - на этот раз как-то разрешила принять ее. Сначала все
пошло хорошо, и первый час они жили согласно. Плутовка Катя вздумала
просить прощения за все свои проступки, за резвость, за крик, за то, что
княжне она не давала покою. Княжна торжественно и со слезами простила
ее. Но шалунье вздумалось зайти далеко. Ей пришло на ум рассказать такие
шалости, которые были еще только в одних замыслах и проектах. Катя при-
кинулась смиренницей, постницей и вполне раскаивающейся; одним словом,
ханжа была в восторге и много льстила ее самолюбию предстоявшая победа
над Катей - сокровищем, идолом всего дома, которая умела заставить даже
свою мать исполнять свои прихоти.
приклеить к платью княжны визитную карточку; потом засадить Фальстафа к
ней под кровать; потом сломать ее очки, унесть все ее книги и принесть
вместо них от мамы французских романов; потом достать хлопушек и разбро-
сать по полу; потом спрятать ей в карман колоду карт и т. д. и т. д. Од-
ним словом, шли шалости одна хуже другой. Старуха выходила из себя,
бледнела, краснела от злости; наконец Катя не выдержала, захохотала и
убежала от тетки. Старуха немедленно послала за княгиней. Началось целое
дело, и княгиня два часа, со слезами на глазах,умоляла свою родственницу
простить Катю и позволить ее не наказывать, взяв в соображение, что она
больна. Княжна слушать не хотела сначала; она объявила, что завтра же
выедет из дому, и смягчилась тогда только, когда княгиня дала слово, что
отложит наказание до выздоровления дочери, а потом удовлетворит справед-
ливому негодованию престарелой княжны. Однако ж Катя выдержала строгий
выговор. Ее увели вниз, к княгине.
встретила ее уже на лестнице. Она приотворила дверь и звала Фальстафа. Я
мигом догадалась, что она замышляет страшное мщение. Дело было вот в
чем.
ся ни к кому, не любил никого, но был спесив, горд и амбициозен до край-
ности. Он не любил никого, но, видимо, требовал от всех должного уваже-
ния. Все и питали его к нему, примешивая к уважению надлежащий страх. Но
вдруг, с приездом старушки княжны, все переменилось: Фальстафа страшно
обидели, - именно: ему был формально запрещен вход наверх.
пами дверь, которою оканчивалась лестница, ведущая сверху в нижнюю ком-
нату; но скоро он догадался о причине изгнания, и в первое же воскре-
сенье, когда старушка княжна выходила в церковь, Фальстаф с визгом и ла-
ем бросился на бедную. Насилу спасли ее от лютого мщенья оскорбленного
пса, ибо он выгнан был по приказанию княжны, которая объявила, что не
может видеть его. С тех пор вход наверх запрещен был Фальстафу самым
строжайшим образом, и когда княжна сходила вниз, то его угоняли в самую
отдаленную комнату. Строжайшая ответственность лежала на слугах. Но
мстительное животное нашло-таки средство раза три ворваться наверх. Лишь
только он врывался на лестницу, как мигом бежал через всю анфиладу ком-
нат до самой опочивальни старушки. Ничто не могло удержать его. По счас-
тию, дверь к старушке была всегда заперта, и Фальстаф ограничивался тем,
что завывал перед нею ужасно, до тех пор пока не прибегали люди и не
сгоняли его вниз. Княжна же, во все время визита неукротимого бульдога,
кричала, как будто бы ее уж съели, и серьезно каждый раз делалась больна
от страха. Несколько раз она предлагала свой ultimatum княгине и даже
доходила до того, что раз, забывшись, сказала, что или она, или Фальстаф
выйдут из дома, но княгиня не согласилась на разлуку с Фальстафом.
свете, и вот почему. Однажды, лет шесть назад, князь воротился с прогул-
ки, приведя за собою щенка грязного, больного, самой жалкой наружности,
но который, однако ж, был бульдог самой чистой крови. Князь как-то спас
его от смерти. Но так как новый жилец вел себя примерно неучтиво и гру-
бо, то, по настоянию княгини, был удален на задний двор и посажен на ве-
ревку. Князь не прекословил. Два года спустя, когда весь дом жил на да-
че, маленький Саша, младший брат Кати, упал в Неву. Княгиня вскрикнула,
и первым движением ее было кинуться в воду за сыном. Ее насилу спасли от
верной смерти. Между тем ребенка уносило быстро течением, и только одеж-
да его всплывала наверх. Наскоро стали отвязывать лодку, но спасение бы-
ло бы чудом. Вдруг огромный, исполинский бульдог бросается в воду напе-
ререз утопающему мальчику, схватывает его в зубы и победоносно выплывает
с ним на берег. Княгиня бросилась целовать грязную, мокрую собаку. Но
Фальстаф, который еще носил тогда прозаическое и в высшей степени пле-
бейское наименование Фриксы, терпеть не мог ничьих ласк и отвечал на
объятия и поцелуи княгини тем, что прокусил ей плечо во сколько хватило
зубов. Княгиня всю жизнь страдала от этой раны, но благодарность ее была
беспредельна. Фальстаф был взят во внутренние покои, вычищен, вымыт и
получил серебряный ошейник высокой отделки. Он поселился в кабинете кня-
гини, на великолепной медвежьей шкуре, и скоро княгиня дошла до того,
что могла его гладить, не опасаясь немедленного и скорого наказания. Уз-
нав, что любимца ее зовут Фриксой, она пришла в ужас, и немедленно стали
приискивать новое имя, по возможности древнее. Но имена Ректор, Цербер и
проч. были уже слишком опошлены; требовалось название, вполне приличное
фавориту дома. Наконец князь, взяв в соображение феноменальную прожорли-
вость Фриксы, предложил назвать бульдога Фальстафом. Кличка была принята
с восторгом и осталась навсегда за бульдогом. Фальстаф повел себя хоро-
шо: как истый англичанин, был молчалив, угрюм и ни на кого не бросался
первый, только требовал, чтоб почтительно обходили его место на мед-
вежьей шкуре и вообще оказывали должное уважение. Иногда на него находил
как будто родимец, как будто сплин одолевал его, и в эти минуты Фальстаф
с горестию припоминал, что враг его, непримиримый его враг, посягнувший
на его права, был еще не наказан. Тогда он потихоньку пробирался к лест-
нице, ведущей наверх, и, найдя, по обыкновению, дверь всегда запертою,
ложился где-нибудь неподалеку, прятался в угол и коварно поджидал, когда
кто-нибудь оплошает и оставит дверь наверх отпертою. Иногда мстительное
животное выжидало по три дня. Но отданы были строгие приказания наблю-
дать за дверью, и вот уже два месяца Фальстаф не являлся наверх.
манивая Фальстафа к нам на лестницу.
скакнуть за свой Рубикон. Но призыв княжны показался ему так невозмож-
ным, что он некоторое время решительно отказывался верить ушам своим. Он
был лукав, как кошка, и чтоб не показать вида, что заметил оплошность
отворявшего дверь, подошел к окну, положил на подоконник свои могучие
лапы и начал рассматривать противоположное здание, - словом, вел себя
как совершенно посторонний человек, который шел прогуливаться и остано-
вился на минуту полюбоваться прекрасной архитектурой соседнего здания.
Между тем в сладостном ожидании билось и нежилось его сердце. Каково же
было его изумление, радость, исступление радости, когда дверь отворили