супруга. Есть вопросы, для решения которых существует муж. Я
хорошо могу себе представить волнующее удовольствие, которое
тебе, как нормальной американке, должен доставить переезд через
океан на том же трансатлантическом пароходе, что лэди Бимбом,
кузина короля Англии, Билль Бимбом, король мороженного мяса, или
холливудская шлюха. И я не сомневаюсь, что мы с тобой
представили бы отличную рекламу для туристической конторы: ты с
откровенным преклонением, а я, сдерживая завистливое восхищение,
смотрим в Лондоне на дворцовую стражу, на этих малиновых
гвардейцев, Бобровых Мясоедов, или как их там еще. У меня же,
как раз, аллергия к Европе, включая добрую старую Англию. Как
тебе хорошо известно, меня ничто, кроме самых грустных
воспоминаний, не связывает со Старым, и весьма гнилым, Светом.
Никакие цветные объявления в твоих журналах этого не
переменят"...
в более широком смысле. Когда тебе захотелось, чтобы я проводил
целые дни, загорая на озере, вместо того чтобы заниматься своей
работой, я охотно подчинился и превратился ради тебя в
представителя бронзовой молодежи, вместо того чтобы остаться
литературоведом и... ну, скажем, педагогом. Когда ты меня ведешь
на бридж к милейшим Фарло, я кротко плетусь за тобой. Нет,
пожалуйста, погоди. Когда ты декорируешь свой дом, я не мешаю
твоим затеям. Когда ты решаешь - ну, решаешь всякие там вещи, я
могу быть против, совершенно против - или скажем, отчасти; но я
молчу. Я игнорирую отдельные случаи, но не могу игнорировать
общий принцип. Я люблю, чтобы ты мной командовала, но во всякой
игре есть свои правила. Нет, я не сержусь. Я вовсе не сержусь.
Перестань это делать. Но я представляю собой половину семейного
очага и имею собственный, небольшой, но отчетливый голос".
медленно, но настойчиво трясла головой и перебирала холеными
ногтями по моим штанам. Сказала, что ей и в голову не приходило
, что могу так думать. Сказала, что я ее божество и властелин.
Сказала, что Луиза уже ушла, и мы можем немедленно предаться
любви. Сказала, что я должен ее простить, или она умрет.
спокойно ответил ей, что дело не в прощении, а в перемене
поведения; и я решил закрепить выигранное преимущество и
проводить впредь много времени в суровом и пасмурном отчуждении,
работая над книгой или хотя бы притворяясь, что работаю.
превращена просто в кушетку, чем, впрочем, всегда оставалась в
душе, и Шарлотта предупредила меня в самом начале нашего
сожительства, что постепенно комната будет переделана в
настоящий писательский кабинет. Дня через два после "британского
инцидента", я сидел в новом и очень покойном кресле с большим
томом на коленях, когда, постучав в дверь колечком на пальце,
вплыла Шарлотта. Как непохожи были ее движения на движения моей
Лолиты, когда та, бывало, ко мне заглядывала, в своих милых,
грязных, синих штанах, внося с собой из страны нимфеток аромат
плодовых садов; угловатая и сказочная, и смутно порочная, с
незастегнутыми нижними пуговками на мальчишеской рубашке. Но
позвольте мне вам что-то сказать. Под задорностью маленькой
Гейз, как и под важностью большой Гейз, робко бежал тот же (и на
вкус и на слух) ручеек жизни. Знаменитый французский врач как-то
говорил моему отцу, что у близких родственников слабейшее
бурчание в желудке имеет тот же музыкальный тон.
все благополучно. Накануне, как и за день до того, я сделал вид,
что заснул, как только мы легли, а встал до того, как она
проснулась. Она ласково спросила, не мешает ли.
букве "К" том энциклопедии для девочек, так чтобы лучше
рассмотреть картинку, напечатанную нижним краем вдоль обреза.
дерева с одним ящиком. Положила на столик руку. Столик был
некрасивый, что и говорить, но он ни в чем не был перед ней
виноват.
всякой игривости), "почему он у тебя заперт? Ты хочешь, чтобы
этот столик оставался в кабинете? Он ужасно какой-то гадкий".
Кальгари.
бесил меня; и затем, не совсем понимая, шучу ли я, и не зная,
как поддержать разговор, простояла в продолжение нескольких тихо
поворачиваемых страниц (Канада, Кино, Конфета, Костер), глядя
скорее на оконное стекло, чем сквозь него, и барабаня по нему
острыми, карминовыми, миндалевидными ногтями.
к моему креслу и опустилась, увесистым крупом в шотландской
шерсти, на ручку, обдав меня запахом как раз тех духов, которыми
пользовалась моя первая жена. "Не желало ли бы ваше сиятельство
провести осень вот здесь?" спросила она, указывая мизинцем на
приторный осенний пейзаж в одном из восточных штатов. "Почему?"
(чеканно и медленно). Она пожала плечом. (Вероятно, Гарольд
любил уезжать в отпуск об эту пору. Охотничий сезон. Бабье лето.
Условный рефлекс с ее стороны.)
указывая мизинцем. "Помню, там есть гостиница с романтическим
названием: "Привал Зачарованных Охотников". Кормят там
божественно. И никто никому не мешает".
в два счета.
милый. Попозже зайдут Джон и Джоана".
сказав, что приготовит торт (с тех времен, когда я еще состоял в
жильцах, сохранилась легенда, что я без ума от ее тортов),
предоставила меня моему безделью.
попыталась прийти в волнообразное движение, но всунутый карандаш
остановил вращение страниц), я проверил, в сохранности ли ключ:
он покоился в довольно неуютном месте, а именно под старой, но
дорого стоившей безопасной бритвой, которую я употреблял, пока
жена не купила мне другую, лучше и дешевле. Спрашивалось:
надежно ли ключ спрятан под этой бритвой, в бархатном футляре?
Футляр лежал в сундуке, где я держал деловые бумаги. Нельзя ли
устроить сохраннее? Удивительно, как трудно что-нибудь спрятать
- особенно когда жена только и делает, что переставляет вещи.
купания, когда полдневная почта принесла ответ от второй мисс
Фален. Она писала, что только что вернулась в пансионат Св.
Алгебры, с похорон сестры. "Евфимия в сущности никогда не
оправилась после поломки бедра". Что же касается дочери г-жи
Гумберт, она имела честь сообщить, что для поступления в этом
году уже поздно, но что она (здравствующая Фален) почти не
сомневается, что может принять ее в школу, если г-н и г-жа
Гумберт привезут Долорес в январе. Райская передышка!
симпатичному невежде, чье умелое обхождение е больными и полное
доверие к двум-трем патентованным лекарствам успешно маскировали
равнодушие к медицине. Тот факт, что Ло должна была вернуться в
Рамздэль, дивно озарял пещеру будущего. Я желал привести себя в
совершенную готовность ко времени наступления этого события.
Собственно, я начал кампанию еще до того, как Шарлотта приняла
свое жестокое решение. Мне нужна была уверенность, что когда моя
прелестная девочка вернется, у меня будет возможность в ту же
ночь, и потом ночь за ночью, покуда не отнимет ее у меня Св.
Алгебра, усыплять два живых существа так основательно, чтобы
никакой звук и никакое прикосновение не могли перебить их сон. В
течение июля я производил опыты с разными снотворными
средствами, испытывая их на Шарлотте, большой любительнице
пилюль. Последняя доза, которую я ей дал (она думала, что это
слабый препарат брома для умащения ее нервов) свалила ее ~а
целых четыре часа. Я запускал радио во всю его силу. Направлял
ей в лицо ярчайший луч фаллической формы фонарика. Толкал, тер,
щипал, тыкал - и ничто не нарушало ритма ее спокойного и мощного
дыханья. Однако от такой простой вещи, как поцелуй в ключицу,
она проснулась тотчас, свежая и хваткая, как осьминог (я еле
спасся). Значит, не годится, подумал я; следует достать нечто