заунывным напевом, присоединился бодрый голос веселого Хан-Магомы, который
при самом конце песни громко закричал: "Ля илляха иль алла" - и пронзительно
завизжал. Потом все затихло, и опять слышалось только соловьиное чмоканье и
свист из сада и равномерное шипение и изредка свистение быстро скользящего
по камням железа из-за двери.
лилась из него. Он покачал на себя головой и вошел в свою комнату.
постель. Делать было больше нечего. Для того чтобы выехать, надо было
спроситься у пристава. А на дворе еще было темно, и пристав еще спал.
эта рассказывала то, что действительно было, - было тогда, когда Хаджи-Мурат
только что родился, но про что ему рассказывала его мать.
приложила к ней мое солнышко, моего мальчика, омыла его своей горячей
кровью, и рана зажила без трав и кореньев, не боялась я смерти, не будет
бояться и мальчик-джигит".
тот, что, когда родился Хаджи-Мурат, ханша родила тоже своего другого сына,
Умма-Хана, и потребовала к себе в кормилицы мать Хаджи-Мурата, выкормившую
старшего ее сына, Абу-нунцала. Но Патимат не захотела оставить этого сына и
сказала, что не пойдет. Отец Хаджи-Мурата рассердился и приказывал ей. Когда
же она опять отказалась, ударил ее кинжалом и убил бы ее, если бы ее не
отняли. Так она и не отдала его и выкормила, и на это дело сложила песню.
рядом, под шубой, на крыше сакли, пела ему эту песню, и он просил ее
показать ему то место на боку, где остался след от раны. Как живую, он видел
перед собой свою мать - не такою сморщенной, седой и с решеткой зубов, какою
он оставил ее теперь, а молодой, красивой и такой сильной, что она, когда
ему было уже лет пять и он был тяжелый, носила его за спиной в корзине через
горы к деду.
он чеканил серебро своими жилистыми руками и заставлял внука говорить
молитвы. Вспомнился фонтан под горой, куда он, держась за шаровары матери,
ходил с ней за водой. Вспомнилась худая собака, лизавшая его в лицо, и
особенно запах и вкус дыма и кислого молока, когда он шел за матерью в
сарай, где она доила корову и топила молоко. Вспомнилось, как мать в первый
раз обрила ему голову и как в блестящем медном тазу, висевшем на стене, с
удивлением увидел свою круглую синеющую головенку.
которому он сам в первый раз обрил голову. Теперь этот Юсуф был уже молодой
красавец джигит. Он вспомнил сына таким, каким видел его последний раз. Это
было в тот день, как он выезжал из Цельмеса. Сын подал ему коня и попросил
позволения проводить его. Он был одет и вооружен и держал в поводу свою
лошадь. Румяное, молодое, красивое лицо Юсуфа и вся высокая, тонкая фигура
его (он был выше отца) дышали отвагой молодости и радостью жизни. Широкие,
несмотря на молодость, плечи, очень широкий юношеский таз и тонкий, длинный
стан, длинные сильные руки и сила, гибкость, ловкость во всех движениях
всегда радовали отца, и он всегда любовался сыном.
сказал Хаджи-Мурат.
покраснев от удовольствия, Юсуф сказал, что, пока он жив, никто не сделает
худого его матери и бабке. Юсуф все-таки сел верхом и проводил отца до
ручья. От ручья он вернулся назад, и с тех пор Хаджи-Мурат уже не видал ни
жены, ни матери, ни сына.
женою, он не хотел и думать.
вскочил и, хромая, быстро подошел к двери и, отворив ее, кликнул Элдара.
Солнце еще не всходило, но было совсем светло. Соловьи не замолкали.
- сказал он.
которой он предавался не только на службе, но и в частной жизни. Он, одетый
в черкесский костюм, джигитовал верхом и ходил два раза в засаду с
Богдановичем, хотя в оба раза эти они никого не подкараулили и никого не
убили. Эта смелость и дружба с известным храбрецом Богдановичем казалась
Бутлеру чем-то приятным и важным. Долг свой он уплатил, заняв деньги у еврея
на огромные проценты, то есть только отсрочил и отдалил неразрешенное
положение. Он старался не думать о своем положении и, кроме воинственной
поэзии, старался забыться еще вином. Он пил все больше и больше и со дня на
день все больше и больше нравственно слабел. Он теперь уже не был прекрасным
Иосифом по отношению к Марье Дмитриевне, а, напротив, стал грубо ухаживать
за ней, но, к удивлению своему, встретил решительный отпор, сильно
пристыдивший его.
предназначал для нового движения через всю считавшуюся непроходимой Чечню.
Тут были две роты Кабардинского полка, и роты эти, по установившемуся
кавказскому обычаю, были приняты как гости ротами, стоящими в Куринском.
Солдаты разобрались по казармам и угащивались не только ужином, кашей,
говядиной, но и водкой, и офицеры разместились по офицерам, и, как и
водилось, здешние офицеры угащивали пришедших.
пьяный, уже не красный, но бледно-серый, сидел верхом на стуле и, выхватив
шашку, рубил ею воображаемых врагов и то ругался, то хохотал, то обнимался,
то плясал под любимую свою песню: "Шамиль начал бунтоваться в прошедшие
годы, трай-рай-рататай, в прошедшие годы".
глубине души ему жалко было Ивана Матвеевича, но остановить его. не было
никакой возможности. И Бутлер, чувствуя хмель в голове, потихоньку вышел и
пошел домой.
что всякий камушек, соломинка, помет были видны на дороге. Подходя к дому,
Бутлер встретил Марью Дмитриевну, в платке, покрывавшем ей голову и плечи.
После отпора, данного Марьей Дмитриевной Бутлеру, он, немного совестясь,
избегал встречи с нею. Теперь же, при лунном свете и от выпитого вина,
Бутлер обрадовался этой встрече и хотел опять приласкаться к ней.
совершенно искренно и решительно отвергала ухаживанье Бутлера, но ей
неприятно было, что он все последнее время сторонился ее.
ходить?
пошла домой рядом с Бутлером. Месяц светил так ярко, что около тени,
двигавшейся подле дороги, двигалось сияние вокруг головы. Бутлер смотрел на
это сияние около своей головы и собирался сказать ей, что она все так же
нравится ему, но не знал, как начать. Она ждала, что он скажет. Так, молча,
они совсем уж подходили к дому, когда из-за угла выехали верховые. Ехал
офицер с конвоем.
тогда, когда он почти поравнялся с ними. Это был офицер Каменев, служивший
прежде вместе с Иваном Матвеевичем, и потому Марья Дмитриевна знала его.
Гуляете с Марьей Дмитриевной? Смотрите, Иван Матвеевич вам задаст. Где он?
которой неслись звуки тулумбаса и песни. - Кутят.
засмеялся.
обыкновенной донской форме, в сапогах, шинели и с переметными сумами за
седлом.
Каменев взял из рук казака мешок и запустил в него руку.
Дмитриевне.
ее на свет месяца. - Узнаете?
Березин Федор
Шекли Роберт
Орловский Гай Юлий
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий