приятелю в лицо и тут же передал ему весь свой разговор с Рудиным, от
слова до слова. Он никогда до тех пор и не намекал Лежневу о своих
чувствах к Наталье, хотя и догадывался, что они для него не были скрыты.
кончил свой рассказ. - Много странностей ожидал я от него, но уж это...
Впрочем, узнаю его и тут.
лость! Ведь я чуть-чуть его за окно не выбросил. Похвастаться, что ли,
он хотел передо мной или струсил? Да с какой стати? Как решиться ехать к
человеку...
поверишь, а ведь он это сделал из хорошего побуждения. Право... Оно,
вишь ты, и благородно и откровенно, ну, да и поговорить представляется
случай, красноречие в ход пустить; а ведь нам вот чего нужно, вот без
чего мы жить не в состоянии... Ох, язык его - враг его... Ну, зато же он
и слуга ему.
можешь!..
долг исполняет. Я бы посадил его на необитаемый остров и посмотрел бы
из-за угла, как бы он там распоряжаться стал. А все толкует о простоте!
философия, что ли?
с другой, уж это совсем не то. На философию всякий вздор сваливать тоже
не приходится.
дать об этом. Давай-ка, братец, закурим трубки да попросим сюда Алек-
сандру Павловну... При ней и говорится лучше и молчится легче. Она нас
чаем напоит.
своим губам.
вал на себя, упрекал себя в непростительной опрометчивости, в мальчи-
шестве. Недаром сказал кто-то: нет ничего тягостнее сознания только что
сделанной глупости.
щику! Вот пришла мысль! Только на дерзости напрашиваться!.."
зяйка целое утро не показывалась и к обеду не вышла: у ней, по уверению
Пандалевского, единственного допущенного до ней лица, голова болела. На-
талью Рудин также почти не видал: она сидела в своей комнате с m-lle
Boncourt... Встретясь с ним в столовой, она так печально на него посмот-
рела, что у него сердце дрогнуло. Ее лицо изменилось, словно несчастье
обрушилось на нее со вчерашнего дня. Тоска неопределенных предчувствий
начала томить Рудина. Чтобы как-нибудь развлечься, он занялся с Басисто-
вым, много с ним разговаривал и нашел в нем горячего, живого малого, с
восторженными надеждами и нетронутой еще верой. К вечеру Дарья Михайлов-
на появилась часа на два в гостиной. Она была любезна с Рудиным, но дер-
жалась как-то отдаленно и то посмеивалась, то хмурилась, говорила в нос
и все больше намеками... Так от нее придворной дамой и веяло. В послед-
нее время она как будто охладела немного к Рудину. "Что за загадка?" -
думал он, глядя сбоку на ее закинутую головку.
двенадцатом ночи, в свою комнату, шел он по темному коридору. Вдруг
кто-то сунул ему в руку записку. Он оглянулся: от него удалялась девуш-
ка, как ему показалось, Натальина горничная. Он пришел к себе, услал че-
ловека, развернул записку и прочел следующие строки, начертанные рукою
Натальи:
дубовым лесом. Всякое другое время невозможно. Это будет наше последнее
свидание, и все будет кончено, если... Приходите. Надо будет решиться...
знать..."
разделся, лег, но заснул не скоро, спал чутким сном, и не было еще пяти
часов, когда он проснулся.
перестал быть прудом. Лет тридцать тому назад его прорвало, и с тех пор
его забросили. Только по ровному и плоскому дну оврага, некогда затяну-
тому жирным илом, да по остаткам плотины можно было догадаться, что
здесь был пруд. Тут же существовала усадьба. Она давным-давно исчезла.
Две огромные сосны напоминали о ней; ветер вечно шумел и угрюмо гудел в
их высокой, тощей зелени... В народе ходили таинственные слухи о страш-
ном преступлении, будто бы совершенном у их корня; поговаривали также,
что ни одна из них не упадет, не причинив кому-нибудь смерти; что тут
прежде стояла третья сосна, которая в бурю повалилась и задавила девоч-
ку. Все место около старого пруда считалось нечистым; пустое и голое, но
глухое и мрачное даже в солнечный день, оно казалось еще мрачнее и глуше
от близости дряхлого дубового леса, давно вымершего и засохшего. Редкие
серые остовы громадных деревьев высились какими-то унылыми призраками
над низкой порослью кустов. Жутко было смотреть на них: казалось, злые
старики сошлись и замышляют что-то недоброе. Узкая, едва проторенная до-
рожка вилась в стороне. Без особенной нужды никто не проходил мимо Авдю-
хина пруда. Наталья с намерением выбрала такое уединенное место. До него
от дома Дарьи Михайловны было не более полуверсты.
веселое было утро. Сплошные тучи молочного света покрывали все небо; ве-
тер быстро гнал их, свистя и взвизгивая. Рудин начал ходить взад и впе-
ред по плотине, покрытой цепким лопушником и почернелой крапивой. Он не
был спокоен. Эти свидания, эти новые ощущения занимали, но и волновали
его, особенно после вчерашней записки. Он видел, что развязка приближа-
лась, и втайне смущался духом, хотя никто бы этого не подумал, глядя, с
какой сосредоточенной решимостью он скрещивал руки на груди и поводил
кругом глазами. Недаром про него сказал однажды Пигасов, что его, как
китайского болванчика, постоянно перевешивала голова. Но с одной голо-
вой, как бы она сильна ни была, человеку трудно узнать даже то, что в
нем самом происходит... Рудин, умный, проницательный Рудин, не в состоя-
нии был сказать наверное, любит ли он Наталью, страдает ли он, будет ли
страдать, расставшись с нею. Зачем же, не прикидываясь даже Ловласом, -
эту справедливость отдать ему следует, - сбил он с толку бедную девушку?
Отчего ожидал ее с тайным трепетом? На это один ответ: никто так легко
не увлекается, как бесстрастные люди. Он ходил по плотине, а Наталья
спешила к нему прямо через поле, по мокрой траве.
Маша, едва поспевая за ней.