развитые молочные зубы и презрительно зарычала. Она была просто божественна,
и после заморенного существа, которое я только что купил, смотреть на нее
было одно удовольствие, но, нащупывая бумажник, я знал, что мне придется
отдать за нее уйму денег.
торговались целых полчаса. Наконец я согласился с ценой, которая показалась
мне справедливой, хотя и высокой. Мне еще предстояло подготовить для пумы
клетку. Зная, что она будет в хороших руках, я попросил хозяина подержать
пуму у себя до следующего дня и предложил плату за вечернее кормление. Наш
благожелательный рыжий друг согласился, и сделка была скреплена еще одним
стаканом вина. А потом мы с Луной поехали домой, чтобы попытаться воскресить
несчастного оцелота.
Луны с большим мешком сладко пахнущих опилок. Я достал бедное животное из
его вонючего ящика и обработал рану на бедре. Оцелот безразлично лежал на
земле, хотя промывание раны причиняло ему, должно быть, сильную боль. Потом
я сделал ему большую инъекцию пенициллина, на что он тоже не обратил
никакого внимания. Третьим делом надо было попытаться просушить ему шерсть:
он насквозь пропитался собственной мочой, и обожженная кислотой шкура на его
животе и лапах уже воспалилась. Все, на что я оказался способен,-- это
буквально засыпать его опилками и тщательно втереть их в мех, чтобы они
впитали влагу, а затем осторожно их вычистить. Потом я распутал наиболее
отвратительные комки в его мехе, и когда я закончил работу, он уже стал
немного походить на оцелота, хоть и лежал по-прежнему на полу, ни на что не
обращая внимания. Я срезал с него грязный ошейник, положил его в новую
клетку на подстилку из опилок и соломы и поставил перед ним чашку с сырым
яйцом и мелко нарезанной свежей говядиной. Сначала он не проявил к этому
никакого интереса, и сердце мое упало -- наверно, он уже достиг такой стадии
истощения, что теперь его не соблазнить никакой едой. В отчаянии я схватил
его за голову и ткнул мордой в сырое яйцо, чтобы заставить хотя бы облизать
усы. Но даже это унижение он перенес безропотно. Однако он все-таки сел и
медленно, осторожно, будто пробуя новое, незнакомое и потому, возможно,
опасное блюдо, слизал капающее с губ яйцо. Немного погодя он посмотрел на
чашку так, будто не верил своим глазам. Признаться, я думал, что животное,
пережив плохое обращение и голод, впало в транс и уже не верило собственным
ощущениям. Я затаил дыхание, а оцелот наклонился и лизнул яйцо. Через
тридцать секунд чашка стала чистой, а мы с Луной, к радости его юных
родственников, в восторге танцевали по дворику сложное танго.
ушей, попросил Луна.
его можно убить, если перекормишь. Позже я ему дам еще чашку молока, а
завтра мы сможем покормить его за день четыре раза, но маленькими порциями.
Мне кажется, теперь он пойдет на поправку.
прежнем владельце оцелота.
ругательств, Джерри,-- с восхищением сказал Луна.-- Ты употребил одно слово,
которое даже я никогда не слыхал.
Луна, сияя глазами.
Джерри. Они будут играть и петь только очень старые аргентинские народные
песни, чтобы ты записал их на своем магнитофоне. Как тебе нравится эта
мысль? -- нетерпеливо спросил он.
а асадо с народными песнями -- это мое представление о рае.
своей машине и отвез нас в имение в окрестностях Орана. Площадка для асадо
находилась в лесочке неподалеку от эстансии. Она была окружена шуршащими
эвкалиптами и пышными кустами олеандров. На вытоптанной полянке, видно, уже
немало танцевали. Длинные деревянные скамьи и столы на козлах освещались
мягким желтым пламенем полудюжины керосиновых ламп, а за границей
очерченного ими желтого круга серебрился свет луны. Собралось человек
пятьдесят, многих я никогда раньше не видел, и мало кому из собравшихся было
больше двадцати лет. Они громогласно приветствовали нас, потащили к
ломившимся от еды столам и положили перед каждым по большому шипящему куску
мяса, только что изжаренного на костре. То и дело пускались по кругу бутылки
с вином, и уже через полчаса мы с Луной, набив желудки вкусной едой и
согревшись красным вином, приобщились к духу компании. Потом эти веселые и
приятные молодые люди собрались вокруг меня, внимательно наблюдая, как я
колдую с лентами и ручками магнитофона. Когда наконец я сказал, что все
готово, словно по волшебству появились гитары, барабаны и флейты, и все
вдруг запели. Они пели и пели, и после каждой песни кто-нибудь вспоминал
новую, и они снова начинали петь. Иногда на середину круга выталкивали
робкого улыбающегося юношу -- единственного исполнителя какого-нибудь
уникального номера, и после многочисленных просьб и ободряющих криков он
начинал петь. Затем наступала очередь девушки, которая пела приятным
грустным голосом. Свет ламп блестел на ее черных волосах, и гитары
вздрагивали и трепетали под быстрыми смуглыми пальцами музыкантов. Юноши
танцевали на выложенной плитняком дорожке, и их шпоры высекали из камня
искры, чтобы я мог записать стук каблуков -- непременную составную часть
сложной ритмики некоторых песен; под веселый приятный мотив они танцевали
восхитительный танец с платками, они танцевали танго, не имеющее ничего
общего с неуклюжим бесполым танцем, который бытует под тем же названием в
Европе. Я пришел в отчаяние, потому что у меня кончилась пленка, а они,
крича и смеясь, поволокли меня к столу, заставили пить и есть и, сев в круг,
пели песни, еще более красивые. Это были в основном совсем молодые люди,
которые умели наслаждаться старыми и прекрасными песнями своей страны,
старыми и прекрасными танцами. Они чествовали иностранца, которого никогда
не видели раньше и которого, наверно, никогда не увидят снова, и их лица
светились от восторга, когда я выражал свой восторг.
звучали все тише и тише, и наконец наступил момент, когда все вдруг поняли,
что вечер кончился и продолжать его было бы ошибкой. С песней, словно стайка
жаворонков, они спустились с небес на землю. Раскрасневшиеся, с блестящими
глазами, счастливые наши юные хозяева хотели, чтобы обратно в Оран мы
поехали вместе с ними на большом открытом грузовики. Мы забрались в кузов,
наши спрессованные тела грели друг друга, и мы были рады этому, потому что
ночная свежесть теперь давала себя знать. Грузовик с ревом несся в Оран, из
рук в руки переходили бутылки с вином, гитаристы начали пощипывать струны.
Взбодренные ночной прохладой, мы подхватили припев и, словно хор ангелов,
шумно неслись сквозь бархатную ночь. Я поднял голову и увидел гигантские
бамбуки, сплетшиеся над дорогой, освещенной фарами грузовика. Они казались
когтями какого-то страшного зеленого дракона, нависшего над нами и готового
наброситься на нас, если мы хоть на мгновение перестанем петь. Потом мне в
руку сунули бутылку с вином, и когда я задрал голову, чтобы осушить ее, то
увидел, что дракон исчез, а на меня смотрит луна, белая, словно шляпка гриба
на фоне темного неба.
ВАМПИРЫ И ВИНО
лошадей в загривок.
перекричать пронзительные невнятные разговоры попугаев, скрипучие крики
пенелоп, невероятно громкую трубную песнь кариам, бормотание коати и
раздававшийся временами глухой, похожий на отдаленный гром рык пумы, которую
я окрестил Луной в честь Луны-человека.
клетки агути, который то и дело пускал в ход долотообразные зубы, пытаясь
усовершенствовать свои апартаменты.
оставив сооружение клетки для Луны напоследок, потому что она путешествовала
в большом контейнере и располагалась в нем более чем свободно. Всех устроив,
я стал делать такую клетку, которая была бы достойна пумы и выгодно оттеняла
ее грацию и красоту. Не успел я закончить работу, как, распевая страстную
песню, явился крестный отец Луны. Он взялся помочь мне разрешить одну
головоломную задачу: надо было перевести Луну из ее нынешнего жилья в новую
клетку. Боясь, что животное убежит, мы из предосторожности тщательно заперли
дверь гаража и оказались запертыми вместе с пумой. Луна-человек воспринимал
такую ситуацию с тревогой и унынием. Я успокоил его, сказав, что пума будет
испугана куда больше нас. Но тут пума заворчала так раскатисто, решительно и
злобно, что Луна заметно побледнел. И когда я стал убеждать его, что
животное ворчит от страха перед нами, он посмотрел на меня недоверчиво.
клетки, выломать несколько досок, и кошке останется только преспокойно
перейти из клетки в клетку. К сожалению, из-за несколько странной
конструкции только что сколоченной клетки мы не смогли придвинуть контейнер
к ней вплотную -- между ними остался зазор дюймов в восемь. Недолго думая, я
сделал из досок что-то вроде туннеля между двумя ящиками и стал выбивать
доски контейнера, чтобы выпустить пуму. Но тут в проеме вдруг мелькнула
золотистая лапа величиной с окорок, и на тыльной стороне руки у меня
появился красивый глубокий порез.
беспечностью сказал я, сося руку.-- Ну, кажется, я выбил достаточно досок,
Нортон Андрэ
Роллинс Джеймс
Максимов Альберт
Орлов Алекс
Березин Федор
Посняков Андрей