Чтение 23–й страницы книги ~Дочь снегов~

от этого избавиться. Посмотрите на меня! Вот говорят о несбыточных мечтах.
Но они ничего не стоят по сравнению с этим наваждением.

Он подошел к одному из костров и отодвинул горящие головни. Потом взял
кирку и вогнал ее в землю. Раздался металлический звук, точно кирка
ударилась о твердый цемент.

-- Растаяло на два дюйма,-- сказал Дэл, запуская пальцы в мокрую грязь.
Стебли прошлогодней травы сгорели, и ему удалось вытащить горсть корней. --
Ах, черт!

-- Что случилось? -- спросил Корлисс. -- Ах, черт! -- бесстрастно
повторил тот, бросая покрытые грязью корешки в таз.

Корлисс подошел к нему и наклонился, чтобы внимательно рассмотреть их.

-- Подождите!--крикнул он, захватив два или три кусочка грязи и
растирая их между пальцами. Показалось что-то желтое.

-- Ах, черт! -- в третий раз прошептал Дэл.-- Первая ласточка. Жила
начинается у корней травы и идет вниз.

Склонив голову набок, закрыв глаза и раздув ноздри, он внезапно встал
на ноги и понюхал воздух. Корлисс удивленно посмотрел на него. --
Ух!--глубоко вздохнул старатель.--Слышите. как пахнет апельсинами?

ГЛАВА XVI

Поход на Французский Холм состоялся в начале рождества. Корлисс и Бишоп
не торопились сделать заявку и решили прежде как следует изучить
золотоносный участок. Пока они посвятили в свой секрет только нескольких
друзей: Харни, Уэлза, Трезвея, одного голландского чечако, у которого были
отморожены обе ноги двух человек из горной полиции, одного старого приятеля,
с которым Дэл искал золото в Черных Холмах, прачку из Форкса и, наконец,
Люсиль Корлисс взял на себя ответственность за привлечение ее к делу и сам
отметил ее участок; полковнику осталось только передать ей приглашение
прийти и разбогатеть.

Согласно обычаям страны, участники, привлеченные таким путем, отдавали
половину прибыли изыскателям. Но Корлисс на это не согласился. Дэл был того
же мнения, хотя руководствовался отнюдь не этическими соображениями. С него
и так было довольно.

-- У меня есть чем заплатить за мою фруктовую ферму, и даже вдвое
больше, чем я рассчитывал,-- объяснил он.-- Если у меня будет еще больше, то
я не буду знать, что делать с деньгами.

После того как они напали на жилу, Корлисс решил подыскать себе другого
работника. Но, когда он привел в лагерь некоего разбитного калифорнийца, Дэл
возмутился.

-- Ни за что на свете! -- заявил он. -- Но ведь вы теперь богаты,--
сказал Вэнс.-- Вам не к чему работать.

-- Богат, черт возьми,-- ответил Бишоп,-- но по контракту вы не можете
рассчитать меня, и я буду работать, пока хватит сил. Поняли?

В пятницу рано утром все заинтересованные лица явились к приисковому
комиссару, чтобы утвердиться в правах. После этого новость моментально
распространилась по городу. Через пять минут несколько человек уже
отправились в путь, а еще через полчаса весь город был на ногах. Чтобы
избежать путаницы в установке заявочных столбов, Вэнс и Дэл, зарегистрировав
участки, немедленно поехали туда же. Имея документы, скрепленные
государственной печатью, они не торопились, пропуская мимо себя поток
золотоискателей. На полпути Дэл случайно оглянулся и увидел Сент-Винсента.
Журналист быстро шагал, неся на спине необходимое снаряжение. В этом месте
тропинка делала крутой поворот, и, кроме них троих, никого не было видно.

-- Не говорите со мной. Делайте вид, что не знаете меня,-- пробормотал
Дэл, закрывая лицо носовым платком-- Вон там яма с питьевой водой, лягте на
живот и

притворитесь, будто пьете. А потом идите на участок один. У меня есть
кое-какое дельце, с которым я должен покончить. Заклинаю вас памятью вашей
матери, не говорите ни со мной, ни с этим негодяем и не показывайте ему
вашего лица.

Корлисс удивленно пожал плечами, но послушался, отошел в сторону, лег
на снег и стал черпать воду банкой из-под сгущенного молока. Бишоп опустился
на одно колено и сделал вид, будто завязывает мокасины. Когда Сент-Винсент
подошел к нему, он как раз кончил завязывать узел и бросился вперед с видом
человека, который спешит наверстать потерянное время. -- Подождите! --
закричал ему журналист. Бишоп бросил на него быстрый взгляд, но не
остановился.

Сент-Винсент, пустившись бежать, наконец поравнялся с ним. -- Эта
дорога...

-- На Французский Холм,-- коротко ответил Дэл.-- Я иду туда. Будьте
здоровы.

Он устремился вперед, и журналист последовал за ним почти бегом,
очевидно, желая идти вместе с ним. Корлисс, все еще лежавший в стороне,
поднял голову и увидел их удалявшиеся фигуры. Когда же он заметил, что Дэл
свернул направо, к Адамову Ручью, он вдруг все понял и рассмеялся.

Поздно ночью Дэл вернулся в лагерь Эльдорадо совершенно разбитый, но
довольный.

-- Я ничего ему не сделал! -- крикнул он, не успев еще войти в
палатку.-- Дайте мне чего-нибудь поесть! (Схватив чайник, он стал лить себе
в горло горячую жидкость.) Жир, остатки масла, старые мокасины, свечные
огарки, все что угодно!

Затем он повалился на койку и стал растирать себе ноги, пока Корлисс
поджаривал копченую грудинку и бобы.

-- Вас интересует, что с ним? -- бормотал Дэл с полным ртом.-- Можете
держать пари на вашу заявку, что он не дошел до Французского Холма.
"Скажите, далеко ли туда?"--сказал Дэл (прекрасно имитируя
покровительственный тон Сент-Винсента).--"Далеко ли еще?" (Уже совсем не
покровительственно.) "Далеко ли до Французского Холма?" (Слабым голосом.)
"Далеко ли, как вы думаете?" (Дрожащим от слез голосом.) "Как далеко?.."

Бишоп громко расхохотался и при этом захлебнулся чаем. Он стал
откашливаться и на минуту замолчал.

-- Где я его оставил?--проговорил он, придя в себя.-- На спуске к
Индейской Реке, задыхающегося, разбитого, изможденного. У него, вероятно,
только и хватило сил, что доползти до ближайшего лагеря, ни капельки больше.
Я сам прошел ровно пятьдесят миль и адски хочу спать. Спокойной ночи. Не
будите меня утром.

Он завернулся в одеяло и, засыпая, все еще бормотал: "Как далеко
туда?", "Как далеко, я вас спрашиваю?"

Корлисс был очень раздосадован поведением Люсиль.

-- Признаюсь, я не понимаю ее,-- говорил он Трезвею.-- Я думал, что эта
заявка даст ей возможность разделаться с баром.

-- Нельзя же вылезти из этого болота за один день,-- отвечал полковник.

-- Да, но с такими перспективами, как у нее, она уже может начать
выкарабкиваться. Я принял это во внимание и предложил ей беспроцентный заем
в несколько тысяч, но она не захотела. Сказала, что не нуждается. Правда,
она была очень признательна, поблагодарила меня и просила заходить к ней,
когда мне вздумается. Трезвей улыбался и играл часовой цепочкой. -- Что вы
хотите? Даже здесь мы с вами требуем от жизни не только еду, теплое одеяло и
юконскую печку. А Люсиль--такое же общественное животное, как и мы, и даже
больше. Ну, представьте, покинет она бар. Что же дальше? Будет ли она
принята там, наверху, в обществе офицерских жен, сможет ли наносить визиты
миссис Шовилл и дружить с Фроной?.. А вы согласитесь пройти с ней днем по
людной улице? -- А вы?-- спросил Вэнс.

-- Разумеется, с удовольствием,-- ответил полковник, не колеблясь.

-- И я тоже, но...-- Вэнс запнулся и грустно посмотрел в огонь.--Но вы
забываете о ее отношениях с Сент-Винсентом. Они закадычные, друзья и,
повсюду бывают вместе. .

-- Да, это меня поражает,--согласился Трезвей.-- Я понимаю
Сент-Винсента. Он ничего не хочет упустить-. Не забывайте, что у Люсиль
заявка на Французском Холме. А что до Фроны, то я могу точно указать день,
когда она согласится выйти за него замуж, если только она вообще
когда-нибудь это сделает. -- Когда же это произойдет?

-- В тот день, когда Сент-Винсент порвет с Люсиль. Корлисс задумался, а
полковник продолжал: -- Но я не понимаю Люсиль. Что она находит в
Сент-Винсенте?

-- У нее вкус не хуже, чем... чем.... у других женщин. Я уверен,
что...-- поспешно сказал Вэнс.

-- Вы, по-видимому, не допускаете, что у Фроны может быть дурной вкус?

Корлисс повернулся на каблуках и вышел. Полковник Трезвей мрачно
улыбнулся.

Вэнс Корлисс и не подозревал, сколько людей на рождественской неделе
были прямо или косвенно заинтересованы в его судьбе. Особенно старались два
человека -- один за него, другой за Фрону. Пит Уипл, старожил, владевший
заявкой как раз у подножия Французского Холма, был женат на туземной
женщине, и притом не слишком красивой. Мать ее была индианкой и вышла замуж
за русского торговца мехами тридцать лет тому назад в Кутлике на Большой
Дельте. Как-то в воскресенье утром Бишоп зашел к Уиплу поболтать с ним
часок, но застал только его жену. Она говорила на ломаном английском языке,
от которого положительно вяли уши. Бишоп решил выкурить трубку и удалиться.
Но язык у нее развязался, и она начала рассказывать такое, что он забыл о
своем намерении уйти. Он курил трубку за трубкой и, когда она замолкала,
просил ее продолжать. Он ворчал, хохотал и ругался, прерывая ее рассказ
бесчисленными "ах, черт", что в зависимости от тона выражало испытываемые им
чувства.

Посреди разговора женщина достала из ветхого сундука старую, засаленную
книгу в кожаном переплете и положила на стол перед собой. Хотя книга
оставалась закрытой, она все время ссылалась на нее взглядами и жестами, и
каждый раз, как она это делала," главах Бишопа вспыхивал жадный огонек. В
конце концов рассказ был не только закончен, но и повторен от двух до шести