слова.
ты Волку Ларсену пришлось отбиваться от семерых дюжих матросов, наседав-
ших на него. Луис, я полагаю, не принимал участия в драке. Кубрик гудел,
как потревоженный улей.
был слишком осторожен, чтобы спуститься в этот ад кипевших во мраке
страстей.
на мгновение затих.
Волка Ларсена была только одна цель - пробраться ползком к трапу, - и он
в конце концов достиг своего. Несмотря на полный мрак, я следил за его
передвижением по звукам. И только такой силач мог сделать то, что сделал
он, когда дополз все же до трапа. Хватаясь за ступеньки руками, он ма-
ло-помалу выпрямился во весь рост и начал взбираться наверх, невзирая на
то, что целая куча людей старалась стащить его вниз.
нес фонарь и осветил им люк. Волк Ларсен - его едва можно было разгля-
деть под уцепившимися за него матросами - уже почти добрался до верха
трапа. Этот клубок сплетенных тел напоминал огромного многолапого паука
и раскачивался взад и вперед в такт ритмичной качке шхуны. И медленно, с
большими остановками, вся эта копошащаяся масса тел неуклонно ползла
кверху. Раз она дрогнула, застыла на месте и чуть не покатилась вниз, но
равновесие восстановилось, и она снова поползла по трапу.
схватил ее и стал тянуть кверху, и следующие две ступеньки были пройдены
быстро. Показалась другая рука Ларсена и ухватилась за комингс люка.
Клубок тел отделился от трапа, но матросы все еще цеплялись за своего
ускользавшего врага. Однако один за другим они начали скатываться вниз.
Ларсен сбрасывал их, ударяя о закраину люка, пиная ногами. Последним был
Лич: он свалился с самого верха вниз головой прямо на своих товарищей.
Волк Ларсен и фонарь исчезли, и мы остались в темноте.
лый, мрачный парень, рулевой из шлюпки Стэндиша, где Гаррисон был греб-
цом.
на которой притаился я.
лампа, и при ее неверном свете босоногие матросы принялись обследовать
свои ушибы и раны. Уфти-Уфти завладел пальцем Парсонса, сильно дернул
его и вправил сустав. В то же время я заметил, что у самого канака сус-
тавы пальцев разбиты в кровь. Он показывал их всем, скаля свои велико-
лепные белые зубы, и хвалился, что своротил скулу Волку Ларсену.
ли, американец ирландского происхождения, бывший грузчик, первый раз вы-
ходивший в море и состоявший гребцом при Керфуте.
на Уфти-Уфти. Канак отпрыгнул к своей койке и выхватил длинный нож.
ти и неопытности он был коноводом в кубрике. - Ступай прочь, Келли, ос-
тавь Уфти в покое! Как, черт подери, мог он узнать тебя в темноте?
лыми зубами. Он был красив. В линиях его фигуры была какая-то женствен-
ная мягкость, а большие глаза смотрели мечтательно, что странно противо-
речило его репутации драчуна и забияки.
ражала крайнее разочарование и уныние. Во время борьбы с него сорвали
рубашку; кровь "в раны на щеке капала на обнаженную грудь и красной
струйкой стекала на пол.
вскочив с койки; в глазах у него блеснули слезы отчаяния. - И ни у кого
из вас вовремя не нашлось ножа! - простонал он.
шей их карой.
нувшись кругом, добавил: - Если, Конечно, никто не донесет.
Взглянет хоть на тебя, и все!
нулся Луис.
нет ни ран, ни синяков - никаких следов участия в ночном побоище.
он.
морде за любопытство. Ну и, понятно, не остался в долгу. А кто там был -
я и не разобрал в этой темнотище.
товарищи смотрят на них, как на обреченных. Лич некоторое время молчал,
но наконец его взорвало.
больше работали руками, ему бы уже была крышка. Почему ни один из вас не
дал мне ножа, когда я просил? Черт бы вас побрал! И чего вы нюни распус-
тили - убьет он вас, что ли? Сами знаете, что не убьет. Он не может себе
этого позволить. Здесь нет корабельных агентов, чтобы подыскать других
бродяг на ваше место. Кто без вас будет грести, и править на шлюпках, и
работать на его чертовой шхуне? А теперь нам с Джонсоном придется расп-
лачиваться за все. Ну, лезьте на койки и заткнитесь. Я хочу спать.
не убьет. Но уж житья нам теперь тоже не будет на этой шхуне!
ложении. Что произойдет, когда они заметят меня? Мне-то не пробиться на-
верх, как Волку Ларсену. И в эту минуту Лэтимер крикнул с палубы:
своему голосу твердость.
Страх и злобу, порождаемую страхом.
схватить меня за горло. - Ах ты, подлая гадина! Я тебе заткну глотку!
вучал решительно и жестко.
до трапа, я повернулся и обвел глазами круг свирепых и озлобленных лиц,
глядевших на меня из полумрака. Внезапно глубокое сочувствие пробудилось
во мне. Я вспомнил слова кока. Как бог должен ненавидеть их, если обре-
кает на такие муки!
я.
Лича. - Он любит капитана не больше, чем мы с вами.
меня и приветствовал обычной иронической усмешкой:
предстоит обширная практика. Не знаю, как "Призрак" обошелся бы без вас.
Будь я способен на столь благородные чувства, я бы сказал, что его хозя-
ин глубоко вам признателен.
пятилась на печке вода, стал приготовлять все нужное для перевязок. Лар-
сен тем временем, смеясь и болтая, расхаживал по каюте и хладнокровно
рассматривал свои раны. Я впервые увидел его обнаженным и был поражен.
Культ тела никогда не был моей слабостью, но я обладал все же достаточ-
ным художественным чутьем, чтобы оценить великолепие этого тела.
этой, я бы сказал, свирепой красотой. Я видел матросов на баке. Многие
из них поражали своими могучими мускулами, но у всех имелся какойнибудь
недостаток: одна часть тела была слишком сильно развита, другая слишком
слабо, или же какоенибудь искривление нарушало симметрию: у одних были
слишком длинные ноги, у других - слишком короткие; одних портила излиш-
няя жилистость. Других - костлявость. Только Уфти-Уфти отличался безуп-
речным сложением, однако в красоте его было что-то женственное.