была такая хорошенькая",- повторяли все, подразумевая, что и сами понимают,
почему ее могли похитить. Через несколько дней откуда-то притащили на допрос
волосатого, несвязно бормочущего дурачка. Он вполне годился на виселицу:
мало того, что у него не было никакого алиби, он вообще не мог припомнить ни
одного события из всей своей жизни. Скудный умишко подсказывал ему, что эти
люди с их расспросами чего-то от него добиваются, и, от природы дружелюбный,
он старался им помочь. Когда ему задавали коварные наводящие вопросы, он
радостно давал поймать себя на крючок и был доволен, видя удовлетворенное
лицо сержанта. Он бесстрашно стремился угодить этим сверхмудрым существам. В
нем было что-то очень к себе располагающее. Одна беда - признавался он
слишком во многом, и его признания были слишком путаные. Приходилось
постоянно напоминать ему о преступлении, в котором его подозревали. Представ
перед судом суровых и напуганных присяжных, он искренне обрадовался. Он
почувствовал, что впервые в жизни сумел чего-то достичь.
преклонение перед законом и его назначением нести справедливость сравнимо
лишь с преклонением перед любимой женщиной. Как раз такой человек
председательствовал на том суде - душа его была столь чистой и прекрасной,
что за свою жизнь он пресек немало зла. Без подсказок, к которым подсудимый
уже привык, признание выглядело полной чепухой. Судья допросил его и понял,
что, хотя обвиняемый старается делать все, как ему ведено, он попросту не
способен вспомнить ни что он совершил, ни кого убил, ни как, ни почему.
Устало вздохнув, судья показал, чтобы подсудимого увели из жала, и пальцем
поманил к себе сержанта.
малость поумнее, он бы в твоей легкой руки угодил на виселицу.
обязанностям всегда относился добросовестно.
и шаром из кегельбана перерезал горло Святому Петру,- сказал судья.- Так
что, Майк, будь поосмотрительнее. Закон создан, чтобы спасать людей, а не
губить.
мокрая кисть, размывающая акварель. Четкие контуры расплываются, теряют
резкость, цвета перемешиваются, и множество разных линий сливается в единое
серое пятно. Через месяц уже не ощущалось особой необходимости кого-нибудь
повесить, а через два месяца почти всем стало ясно, что найденные улики на
самом деле никого не изобличают. И если бы не убийство Кэти, то олрабление
сейфа и.пожар, можно было бы счесть случайным совпадением. А потом многие
сообразили, что раз труп Кэти не обнаружен, то вообще ничего не доказать,
даже если все уверены, что девушки нет в живых. В памяти города Кэти
оставила о себе хоть и слабый, но нежный след.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
был деловит и не позволял себе никаких эмоций. Для своей жены и двух
безупречно воспитанных детей он приобрел хороший дом в одном из
респектабельных районов Бостона. Дети - два сына - были с младенчества
внесены в списки будущих курсантов военного училища в Гротоне.
руководила прислугой. Понятно, что мистеру Эдвардсу по долгу службы нередко
приходилось уезжать, тем не менее он умудрился прекрасно наладить свою
домашнюю жизнь и проводил вечера в кругу семьи куда чаще, чем вы могли бы
подумать. Дела своего предприятия он вел с педантичной тщательностью
бухгалтера. Когда ему перевалило за сорок, он, мужчина крупный и мощный,
слегка растолстел, но по-прежнему оставался в удивительно хорошей форме для
возраста, в котором мужчины обзаводятся брюшком хотя бы из желания доказать,
что преуспели в жизни.
распределения прибылей - все это он придумал сам. Действовал он
осмотрительно и ошибки допускал редко. В крупные города он своих девиц не
направлял. Он играючи справлялся с полуголодными блюстителями порядка в
провинции, но опытные и ненасытные полицейские больших городов внушали ему
почтение. Он считал, что лучше всего работать, в глухих городишках, где
имеется лишь одна, заложенная и перезаложенная гостиннца, где нет никаких
развлечений и где конкуренцию его девицам могут составить только супруги
горожан, да еще разве что случайная шлюха-дилетантка. Ко времени, о котором
идет речь, у мистера Эдвардса было десять бордельных бригад. А когда в
возрасте шестидесяти семи лет мистер Эдвардс скончался, подавившись куриной
косточкой, его бригады, состоявшие каждая их четырех девиц, одновременно
гастролировали по тридцати четырем мелким городам Новой Англии. Он был не
просто хорошо обеспечен - он был богат; смерть от застрявшей в горле куриной
косточки тоже в своим роде символ благополучия и процветания.
это различными причинами. Одни говорят, что смертельный удар борделям
нанесло падение нравов среди девушек. Другие, вероятно, большие идеалисты,
утверждают, что постепенное исчезновение борделей обусловлено усилившимся
надзором полиции. В конце прошлого и начале нынешнего века публичные дома
были субьективной реальностью, хотя открыто этот факт не обсуждался.
Полагали, что существование борделей оберегает честь порядочных женщин.
Холостые мужчины, дабы умерить свою сексуальную озабоченность, посещали
публичные дома, что не мешало им в соответствии с общепринятыми нормами
почитать в женщинах целомудрие и очарование. Как одно увязывалось с другим -
загадка, но в нашем общественном мышлении загадок и без того достаточно.
дворцов до неописуемо убогих хибар, где воняло так, что вытошнило бы и
свинью. Время от времени начинали ходить рассказы о том, как воротилы
бордельного бизнеса похищают и отдают в рабство юных девушек - возможно,
многие из этих историй соответствовали действительности. И все же
подавляющее большинство проституток приобщалось к древнейшей профессии из-за
собственной тупости. В борделях они жили не зная забот. Их кормили, одевали,
опекали, но едва они начинали стариться, их вышвыривали на улицу, Однако
такое завершение пути их не страшило. Молодые уверены, что уж они-то не
состарятся никогда.
судьба обычно складывалась благоприятно. Одни открывали собственные
заведения, другие успешно подрабатывали шантажом, третьи выходили замуж за
богатых. Для таких, смышленых и ловких, существовало даже особое название.
Их именовали роскошным словом "куртизанка".
девиц. Если проститутка оказывалась недостаточно тупой, он ее выгонял.
Слишком смазливые ему тоже не годились. В хорошенькую шлюху мог влюбиться
какой-нибудь провинциальный молокосос, и тогда расходов не оберешься. Если
девицы мистера Эдвардса беременели, он предоставлял им выбор: либо
проваливай, либо соглашайся на аборт, причем аборты им делали так грубо, что
многие умирали. И тем не менее девицы, как правило, предпочитали аборт.
раз в то время, о котором я рассказываю, на него посыпались неприятности.
Две бригады, по четыре девицы в каждой, погибли в железнодорожной
катастрофе. А еще одной четверки он лишился по вине некоего провинциального
священника, когда тот, внезапно воспламенившись, начал своими проповедями
зажигать обитателей захолустного городка. Церковь не вмещала разбухающую
толпу, и, покинув стены храма, прихожане устремились в поля. Затем, как это
часто случается, проповедник шлепнул на стол свой главный козырь, свою
беспроигрышную карту, 6н предсказал точную дату конца света. Тут уж к нему
стекся блеющим стадом весь округ. Прибыв в городок, мистер Эдвардс достал из
чемодана толстую плетку и выпорол девиц самым нещадным образом; но те
отказывались разделить его трезвые взгляды и умоляли пороть их еще и еще,
желая очиститься от воображаемых грехов. Мистер Эдвардс в сердцах плюнул,
собрал весь их гардероб и поехал назад в Бостон. Девицы же, вознамерившись
покаяться публично, двинулись в чем мать родила на сборище праведников и
снискали среди них немалую популярность. Так и случилось, что мистер Эдвардс
теперь срочно набирал новеньких оптом вместо того, чтобы, как обычно,
вербовать их по одной то здесь, то там. Он должен был заново скомплектовать
целые три бригады.
Возможно, ей рассказал какой-нибудь извозчик. Если девушка всерьез
интересовалась такой работой, слух разносился быстро. В то утро, когда она
вошла в контору мистера Эдвардса, он пребывал не в лучшем расположении духа.
Мучившие его боли в животе он приписывал действию густого жирного супа из
палтуса, который жена подала ему вчера на ужин. Ночь он провел без сна.
Палтус рвался из его организма сразу в двух направлениях - у мистера
Эдвардса до сих пор сводило кишки, и он ощущал слабость.
представляет собой девушка, назвавшаяся Кэтрин Эймсбери. Для работы в его
фирме она явно была излишне миловидна. Голос у нее был тихий, грудной,
фигурка тоненькая, почти хрупкая, кожа нежная. Короче говоря, совершенно не
то, что требовалось. Не будь мистеру Эдвардсу так худо, он отказал бы ей
незамедлительно. Задавая свои обычные вопросы - во избежание скандальных
последствий он расспрашивал девушек главным образом об их родне,- он не
особенно в нее вглядывался, но вдруг почувствовал, что его плоть откликается
на ее присутствие. Мистер Эдвардс не был сластолюбцем и, кроме того, всегда
четко разграничивал сферы своей деловой и интимной жизни. И такая реакция
его огорошила. Подняв глаза, он посмотрел на девушку с недоумением - веки ее
мягко и таинственно дрогнули, а слегка подложенные бедра чуть заметно
колыхнулись. В улыбке, приоткрывшей крохотный ротик, было что-то кошачье.