гостиницы относился к нему с легкой презрительной сердечностью - с той,
что полагалась полуслепым заикающимся служителям Церкви (если они
платили по счетам) в эпоху ограниченно разрешенных убийств,
бактериальной войны в Египте и Южной Америке и знаменитого закона об
абортах штата Невада. Папа Римский был бормочущим стариком девяноста
шести лет, чьи выжившие из ума эдикты по поводу современных событий
юмористически освещались в заключительной части семичасовых новостей.
кабинке, где, запершись, читал о загрязнении воздуха. Информация после
2002 года была очень скудной, а то, что было, плохо соответствовало
написанному ранее. Работа правительства по утверждению двоемыслия была,
как обычно, запоздалой, неэффективной.
гостиницы, натыкаясь по пути на людей и принося извинения. Некоторые
говорили: "Не беспокойтесь, святой отец". Большинство просто чертыхались
равнодушно и пихали его в сторону. Он проводил вечера в своем номере и
ужинал во время просмотра "Бегущего". Он направил четыре клипа по дороге
в библиотеку по утрам. Пересылка из Бостона проходила, видимо, гладко.
Ричардса о загрязнении воздуха (с каким-то насмешливым безумием он
продолжал настаивать на этом - по крайней мере, он прорвется к тем, кто
читает по губам толпа топила его голос вздымающейся волной глумления,
воплей, непристойных выкриков и злобной брани. Их крики становились все
безумней; уродливость граничила с помешательством.
произошло невольное изменение. Это сделал Брэдли - Брэдли и маленькая
девочка. Он уже не. был только самим собой - одиноким мужчиной,
борющимся за свою семью на грани гибели. Теперь они были все вместе,
задыхающиеся от собственного дыхания, - в том числе и его семья.
социума с презрением и отвращением. Они были для простодушных лизунов и
для тех, у кого слишком много денег, как утех узкозадых юнцов из
колледжей с их модными пуговицами и группами неорок.
Ричардс был слишком молод, чтобы помнить что-нибудь, кроме отдельных
ярких картин. Он никогда его не ненавидел. Он прекрасно понимал, что,
выбирая между гордостью и ответственностью, мужчина почти всегда выберет
гордость - если ответственность отнимает его мужественность. Мужчина не
может оставаться и смотреть, как его жена зарабатывает на хлеб, лежа на
спине. Если мужчине ничего не остается, как быть сводней для женщины, на
которой он женат, то мужчина, рассуждал Ричардс, может с тем же успехом
выпрыгнуть из окна.
жизнь, он и его брат Тодд. Его мать умерла от сифилиса, когда ему было
десять, а Тодду семь. Тодд погиб пять лет спустя, когда новый
авиагрузчик сорвался с тормоза на горке в то время, как Тодд заправлял
его. Город скормил и мать, и сына Муниципальному крематорию. Малыши на
улице называли его фабрикой Пепла, или Кремовой; в своей беспомощной
горечи они сознавали, что и сами скорее всего кончат тем,
Ричардс остался один, работая полную восьмичасовую смену после школы
вытиральщиком моторов. Несмотря на свое расписание, способное переломить
хребет, он испытывал постоянную панику от сознания, что он одинок и
никому не известен, ни к чему не привязан. Иногда он просыпался в три
часа утра, вдыхая запах гнилой капусты в однокомнатной наемной квартире,
и ощущал ужас, таящийся в самых глубинах его души. Он принадлежал только
себе.
их друзья (и враги Ричардса: он приобрел их много, отказываясь
участвовать в погромных вылазках и войти в местную банду) ожидали
прибытия Маточного Экспресса. Когда этого не произошло, интерес угас.
Они остались в том забытом Богом месте, которое в Ко-Оп Сити было
отведено для новобрачных. Несколько друзей и круг знакомых, не
распространявшийся дальше крыльца их собственного дома. Ричардсу было
все равно; его это устраивало. Он полностью отдался работе, с
насмешливой яростью берясь за сверхурочную работу, когда мог. Жалованье
было маленьким, надежды на продвижение никакой, а инфляция развивалась с
дикой скоростью - но они любили друг друга. Они сохраняли любовь, почему
бы и нет? Ричардс принадлежал к тому типу одиноких мужчин, которые могут
позволить себе тратить огромные запасы любви, привязанности и, быть
может, душевного превосходства на свою избранницу. До того момента его
чувства оставались почти не затронутыми. За одиннадцать лет их брака они
ни разу серьезно не поссорились.
уменьшались с каждой рабочей сменой, проведенной за дырявыми
старомодными свинцовыми щитами "Дженерал Атомикс". Он был бы, возможно,
в -полном порядке, если бы на огорченный вопрос мастера "Почему ты
уходишь?", ответил бы ложью. Но Ричардс просто и ясно сказал ему, что Он
думает о "Дженерал Атомикс", закончив предложением мастеру собрать все
свои гамма-щиты и засунуть их себе в задницу. Все закончилось короткой
дикой схваткой. Мастер был мускулист и силен на вид, но Ричардс заставил
его орать как баба.
люди, наймите его на неделю, а потом избавьтесь от него. На языке "Джи
Эй", Ричардс был помечен красным.
газеты, но работа иссякала и затем совсем закончилась. Фри-Ви убили
печатное слово очень эффективно. Ричардс бродил по тротуарам, Ричардса
гнали дальше. Время io времени Ричардс работал на предприятиях с
поденным трудом.
неверующий не замечает духов. Он ничего не знал о Бойне Домохозяек 24-го
года, пока его жена не рассказала ему три недели спустя, как две сотни
полицейских, вооруженных автоматами и электрическими дубинками,
развернули назад шествие женщин к Юго-западному Складу Продуктов.
Шестьдесят женщин были убиты. Он смутно слышал, что на Ближнем Востоке
применяется нервно-паралитический газ. Но все это не производило на него
впечатления. Протест не возникал. Насилие не срабатывало. Мир был таким,
как он есть, и Бен Ричардс двигался по нему без просьб, в поисках
работы. Он выискивал самые жалкие заработки на день или полдня. Он
счищал желеобразную слизь с волноломов и в отстойных канавах, в то время
как другие, честно верившие, что ищут работу, ничего не делали.
"Проходи, вонючка... Исчезни... Работы нет... Убирайся... Надень свои
башмаки для буги... Я разнесу твою башку, папаша... Проходи".
пьяный богач в шелковой рубашке обратился к нему однажды вечером, когда
Ричардс тащился домой после бесплодного дня, и сказал, что заплатит
Ричардсу десять нью-долларов, если Ричардс спустит штаны так, чтобы он
убедился, что у уличных бродяг действительно х.. в фут длиной. Ричардс
сбил его с ног и убежал.
чистильщик, говорили обитатели дома. Вы можете поверить, что он шесть
лет работал чистильщиком и заделал ей ребенка? Это будет монстр с двумя
головами и без глаз. Радиация, радиация, ваши дети будут монстрами...
все горло. Принятая повитухой из конца квартала за пятьдесят центов и
четыре банки бобов.
сам по себе. Всякое давление (даже временное, давление охоты) было
устранено.
сетью коммуникаций по всему миру. Жирные ублюдки с носовыми фильтрами,
проводящие вечера с куколками в шелковых трусах. Пусть упадет гильотина.
И еще. И еще. Все равно, добраться до них было невозможно. Они
возвышались над всеми людьми, растворяясь в высоте, как само Здание Игр.
менялся, он подумал об этом. Он не осознавал, один в своей комнате, что
когда он думал об этом, он усмехался широкой усмешкой белого волка,
которая сама по себе обладала силой гнуть улицы и плавить дома. Та же
самая усмешка была на его лице в тот почти забытый день, когда он сбил с
ног богатого нахала и побежал с пустыми карманами и горящим рассудком.
...Минус 055
Счет продолжается...
день, до 6.30 ничем от других дней не отличавшийся.
показавшаяся бы несъедобной человеку, воспитанному на чем-нибудь лучшем,
чем скороспелые гамбургеры и концентрированные пилюли, очень нравилась
Ричардсу) и бутылку вина "Сандерберд" и уселся смотреть "Бегущего".
Первая часть передачи, посвященная самому Ричардсу, длилась дольше, чем
в два предыдущих вечера. Его наушники то и дело тонули в криках публики.
Бобби Томпсон был вежлив и зол. Сплошной обыск перенесли в Бостон. Все
укрывавшие беглеца подлежат уничтожению. Ричардс вяло улыбнулся, когда
показали Систему: все это было терпимо, и с некоторой натяжкой даже
смешно; главное, чтобы снова не показали полицейских.
широко улыбался:
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Глуховский Дмитрий
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман