дерьма, чтобы Великая Любовь цвела на свободе. Мы устроились на пижамную
фабрику в Нью-Джерси. Как тебе это нравится, Гэррети?
мы жили в разных квартирах и зарабатывали на жизнь, так что они скоро
успокоились. Я жил еще с двумя парнями, а Прис - с тремя девушками. Мы
уехали третьего июня на моей тачке, и в тот же день заехали в мотель и
решили проблему девственности. Ей не очень хотелось трахаться, но она
хотела доставить мне удовольствие. Все было очень романтично.
хотелось верить, что это другое дерьмо. Я завез ее на ее квартиру, а сам
поехал в свою. С понедельника мы начали работать. Все было не как в
кино, Гэррети, - мой мастер был сволочью, и во время ланча мы давили
крыс, которые прятались под мешками с бельем. Но я не обращал на это
внимания, потому что любил. Понимаешь?
дали другую. Они карабкались на длинный пологий холм, и крик вышел на
пределе дыхания.
туристов. Пастельного цвета стены, современные машины, кондиционеры.
Прис пришивала пуговицы с семи до трех. Только подумай, по всей стране
мужчины носят пижамы с пуговицами, которые пришила Прис! Одна эта мысль
могла согреть самое холодное сердце.
подавали наверх, ко мне. Когда подъемник наполнялся, они звонили, я
открывал заслонку, и там была спутанная шерсть всех цветов радуги. Я
выгребал ее оттуда, укладывал в мешки по двести фунтов и подносил эти
мешки к трепальной машине. Потом шерсть ткали, шили пижамы, и на первом
этаже Прис и другие девушки пришивали к ним пуговицы, а ослы туристы
смотрели на них через стекло... Как сейчас смотрят на нас. Тебе не
надоело меня слушать?
холме. Во все стороны уходили волны леса, упираясь на горизонте в горы.
через все это, как серая змея.
нюхая коровье дерьмо с ближайшего пастбища. Я никак не мог вычесать
шерсть из моих волос, сколько ни расчесывал их; но это было неважно,
потому что я любил ее. Я это знал, но никак не мог ей объяснить, - ни
языком, ни членом.
около двадцати трех мешков в день, а норма всегда была за тридцать. И
другие парни из-за меня тоже отставали и теряли в зарплате. Они сказали,
что им это не нравится. Понимаешь?
на них темное пятно.
говорить о своих подружках, о том, кто как работает, и, конечно, она
работала лучше всех. Не очень приятно соревноваться с любимой девушкой.
В конце недели я принес домой чек на 64.40 и стал лечить свои мозоли.
Она притащила девяносто и тут же отнесла их в банк.
ложе мы ни разу не были. И у меня, и у нее всегда была куча народу, а на
мотель разоряться я больше не мог, поэтому нам приходилось делать это на
заднем сиденье машины.
ненавидеть ее, хотя еще любил. Поэтому я предложил ей выйти за меня
замуж, чтобы все решить. Она стала вилять, но я настаивал на ответе.
подождать". Пит то и Пит се, и всегда реальной причиной были деньги, те,
что она зарабатывала на пуговицах.
неудачником, потому что мне нечем было доказать ей, что я мужчина, кроме
члена, который я совал ей между ног, а ей и этого особенно не хотелось.
Сзади ударили выстрелы.
парнем с упаковки. Он подбил мне оба глаза и сказал, чтобы я убирался,
не то он мне и руки переломает. В тот вечер я сказал Прис, что еду
домой, и предложил ей поехать со мной. Она сказала, что не может. Я
сказал ей, gb. .- превратилась в рабыню своих пуговиц, и еще много
всякого. Я и не знал, что во мне накопилось столько яду. Я сказал, что
она паршивая стерва, которая не видит ничего, кроме своей банковской
книжки. Это было в ее квартире, и в первый раз мы остались одни - ее
соседки ушли в кино. Я пытался затащить ее в постель, и она ударила меня
в лицо ножом для разрезания писем. Ей прислали его какие-то друзья из
Англии. Она ударила меня, как будто я хотел ее изнасиловать. Как будто я
был больной и мог заразить ее. Понимаешь, Рэй?
когда они подошли ближе, лысый мужчина - видимо, владелец машины, начал
снимать их кинокамерой. Пирсон, Абрахам и Иенсен одновременно сделали
непристойный жест, и Гэррети эта синхронность очень рассмешила.
колени, целовал ее юбку и умолял простить меня. Кровь текла с моего лица
на пол, и это было действительно неприятно, Гэррети. Она убежала в
ванную, и ее вырвало. Она вернулась, принесла мне полотенце и сказала,
что никогда больше не хочет меня видеть. Она тоже плакала и спрашивала,
почему я так обидел ее. Понимаешь, Рэй, она разрезала мне лицо и
спрашивала, почему я ее обидел.
вот конец истории про шрам. Ты доволен?
маленькой. Она в самом деле была рассудительной. И жадной. Знаешь, все
видится на расстоянии. Еще вчера утром она очень много значила для меня.
А теперь она - ничто. Я рассказал тебе это все, и мне даже не больно.
Так что, наверное, это не имеет отношения к тому, почему я здесь. А ты?
не видел мяча, который летел ему в лицо, и ему наложили швы. А раньше
(или позже - у него уже все спуталось) он нечаянно ударил своего лучшего
друга стволом ружья. Джимми. Может, у него тоже остался шрам, как у
Макфриса.
Глава 9
Олдтауна, в 125 милях от Огасты, столицы штата, в 150 от Фрипорта (или
больше... Он боялся, что от Огасты до Фрипорта дальше, чем двадцать пять
миль), а это уже две трети расстояния до границы Нью-Хэмпшира. Похоже
было, что они дойдут.
однообразным сосновым лесам, миля за милей, краем уха слушая
приветствия. К тупой боли в ногах Гэррети добавились острые уколы в
левой икре.
опять. Парень по фамилии Тресслер, номер 92, получил солнечный удар, и
его застрелили, когда он лежал без сознания. Другой участник вдруг упал
в конвульсиях и бился на дороге, издавая непонятные звуки распухшим
языком, пока его не нашла пуля. У Ааронсона, номер 1, обе ноги схватило
судорогой, и он был застрелен на белой линии, когда стоял, как статуя,
подняв вверх напряженное лицо. А через пять минут еще один парень упал
без сознания. "Так будет и со мной, - подумал Гэррети, обходя
распластанное на асфальте тело. На лбу у парня, которого он не знал,
блестели крупные бисеринки пота. - Так будет и со мной, я больше не
могу, я не переживу этого".
зааплодировали.