даже миллионы других людей, изувеченных, искалеченных, запуганных. Там
была и толстая репортерша, желавшая знать, кого демократы выдвинут в
президенты в 1976 году; и до смерти перепуганный фермер в фартуке, с
фотографией улыбающегося сына - молодого человека в форме
военно-воздушных сил, пропавшего без вести во время налета на Ханой в
1972 году; и похожая на Сару заплаканная молодая женщина, она
протягивала ему младенца с огромной головой, на которой голубые вены
сплетались в таинственные письмена, предвещавшие скорую смерть; и
старик со скрюченными артритом пальцами, и многие другие. Они
вытянулись на мили, они терпеливо ждут, они доконают его своими
пугающими немыми мольбами.
НА! СПАСЕНА!
едва он открыл рот, как близстоящие вцепились в него и начали трясти.
яркий оранжевый свет - жуткий свет, превращавший доброе лицо Сэма в лицо
страшилища. Я еще сплю, подумал было Джонни, но тут же увидел, что это
свет от фонаря на автомобильной стоянке. Фонари тоже поменяли, пока он
находился в коме. Теперь вместо холодного белого света струился неес-
тественный оранжевый, ложившийся на кожу, как краска.
лись светлячки. Мысли его были заняты матерью, но все же он не мог не
чувствовать прелести мягкого, благоухающего запаха ночи и легкого дуно-
вения ветерка на щеке. Он наслаждался здоровым воздухом и чувствовал се-
бя вполне окрепшим. Но Джонни вспомнил, зачем приехал сюда, и это ра-
достное ощущение показалось ему почти кощунственным - но только почти. И
отделаться от него не удавалось.
ках на босу ногу и пижамной куртке. Джонни понял, насколько неожиданно
все произошло. Вид отца говорил больше, чем Джонни хотел бы знать.
разрыдался, уткнувшись в рубашку Джонни.
жив руки на плечи Джонни. Вейзак отвернулся и стал рассматривать картин-
ки на стене - невзрачные акварели местных художников. Герберт провел ру-
кой по глазам и сказал:
пока ждал "скорую". Просто в голову, наверно, не пришло. Старческий ма-
разм.
любезно с вашей стороны, доктор Вейзак.
прошли в небольшую приемную и сели.
угасает. Она спрашивала о тебе, Джонни. Наверное, только из-за тебя и
держится.
боли и с удивлением уставился на отца - тот схватил его за ухо и больно
вывернул. А ведь только что плакал у него на плече. Этот старый прием
применялся им как наказание за самые тяжкие проступки. Последний раз,
если Джонни не изменяла память, его драли за уши лет в тринадцать, когда
он напроказил со старым "рэмблером". Он неосторожно нажал на педаль
сцепления, машина бесшумно покатилась под горку и врезалась в садовый
сарай.
Джонни, не надейся.
и хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. - Герберт придви-
нулся к сыну. - Доктору не до объяснений, но он спрашивал меня о ка-
ких-то "героических усилиях". Я ему ничего не стал говорить. Она по-сво-
ему согрешила, Джонни. Считала, что ей ведомы помыслы создателя. Поэтому
никогда не вини себя за ее ошибку. - Слезы вновь навернулись на его гла-
за. Голос стал тверже: - Видит бог, я любил ее всю жизнь, но в последнее
время все здорово осложнилось. Так что, наверное, это и к лучшему.
ты можешь прийти, и она тоже. И вот еще что, Джонни. Что бы она ни гово-
рила, соглашайся, не дай ей... умереть с мыслью, что все было напрасно.
то короткое мгновение в мягкой теплой ночи казалось ему невообразимо да-
леким, зато кошмарный сон в машине, наоборот, приблизился.
Знал ли он, что ее второе имя - Элен? Должен был бы, но знал ли? Он уже
не мог вспомнить. Зато в памяти всплывало другое: как однажды в солнеч-
ный день на пляже Оулд Орчард она, улыбающаяся и веселая, принесла ему
брикет мороженого, завернутый в носовой платок. Вспомнилось также, как
они с матерью и отцом играли в карты на спички - позже, обуреваемая ре-
лигиозными чувствами, она запретила карты в доме, даже криббидж. Джонни
вспомнил и день, когда его ужалила пчела, и он, истошно вопя, прибежал к
ней, а она поцеловала распухшее место, вытащила жало пинцетом и наложила
на ранку тряпочку, смоченную в питьевой соде.
и Джонни подумал: ВОТ ТАК И Я ЛЕЖАЛ. Сестра считала пульс; услышав скрип
двери, она повернулась, и тусклый коридорный свет скользнул по стеклам
ее очков.
как шелестят камешки в пустой тыкве. От этого голоса - господи, спаси и
помилуй! - у Джонни побежали мурашки по телу. Он подошел ближе. Левая
половина лица матери превратилась в страшную маску. Рука на одеяле была
похожа на клешню. ИНСУЛЬТ, подумал он. ТО, ЧТО СТАРИКИ НАЗЫВАЮТ УДАРОМ.
ДА. ИМЕННО ТАКОЕ У НЕЕ ЛИЦО. БУДТО ЕЕ ХВАТИЛ ТЯЖЕЛЫЙ УДАР.
нулись на его глаза. Голявую клешню.
него сочувственный взгляд, а ему захотелось врезать ей кулаком по очкам.
Джонни. - Понимаете?
кажется, выпью целый литр!
хая тоска, которая мешала ему сосредоточиться. Его словно увлекал в тем-
ноту какой-то водоворот. Сестра вышла.
ощущение двойственности, обратного хода времени. Сколько раз мать вот
так сидела возле него, наверное, тоже держала его исхудалую руку и раз-
говаривала с ним? Джонни подумал о том, казалось бы, остановившемся вре-
мени, когда лежал в палате, которая словно надвинулась на него, и над
ним склонилось лицо матери - он видел его сквозь тонкую пленку плаценты,
с ее губ медленно слетали бессмысленные слова.
вижно застыл, правый дико вращался, точно у пришпоренной лошади. - Мне
нужен Джонни.
нись... вот так, чтобы я тебя видела, - прошептала она. Он наклонился,
как она просила.
глаза потекли слезы. Другой, тот, что находился на пораженной ударом
стороне лица, безучастно смотрел вверх.