кое-что все-таки удержалось в памяти. Помним, как пробежали громадную
пещеру, куполу которой Старцы придали черты небесной сферы; как, несколько
успокоившись, шли потом коридорами и залами мертвого города, но все это
помним как во сне. Как будто мы находились в иллюзорном, призрачном мире, в
некоем неизвестном измерении, где отсутствовали время, причинность,
ориентиры. Нас несколько отрезвил сумеречный дневной свет, падавший на дно
гигантской цилиндрической башни, но мы все же не осмелились приблизиться к
оставленным саням и взглянуть еще раз на несчастного Гедни и собаку. Они
покоились здесь как на дне огромного круглого мавзолея, и я от всей души
надеюсь, что их мертвый сон никто и никогда не потревожит.
от долгого бега в разреженной атмосфере перехватывало дыхание, но ничто не
могло заставить нас остановиться и перевести дух, пока мы не выбрались
наружу и не оказались под открытым небом. Карабкаясь на вершину сработанного
из цельных глыб шестидесятифутового цилиндра, пыхтя и отдуваясь, мы тем не
менее понимали, что сейчас происходит наше глубоко символичное прощание с
городом: параллельно пандусу шли широкой полосой героические барельефы,
выполненные в изумительной технике древней эпохи сорок миллионов лет
назад,-- последний привет от Старцев.
спускаться нам предстоит по замерзшему каменному крошеву, окружившему башню
снаружи на манер холма. На западе высились другие, не менее громадные
постройки, на востоке же, в той стороне, где дремали вдали занесенные снегом
вершины великих гор, здания обветшали и были заметно ниже. Косые лучи
низкого антарктического полночного солнца пробивались сквозь строй
покосившихся руин, а город по контрасту со знакомым полярным пейзажем
казался еще древнее и угрюмее. В воздухе дрожала и переливалась снежная
пыль, мороз пробирал до остей. Устало опустив рюкзаки, которые лишь чудом
сохранились во время нашего отчаянного бегства, мы застегнули пуговицы на
куртках и начали спуск. Потом побрели по каменному лабиринту к подножью гор,
где нас дожидался самолет. За весь путь мы ни словом не обмолвились о том,
что побудило нас спасаться бегством, так и не позволив побывать на краю
загадочной и самой древней бездны на Земле.
туда, откуда был виден темный силуэт нашего самолета, оставленного на
высокой площадке среди вмерзших в лед редких руин. На полпути к нему мы
остановились, переводя дух, и посмотрели еще раз на оставленные позади
фантастические каменные джунгли, четко и таинственно отпечатанные на фоне
неба. В это время туманная дымка, затягивавшая западную сторону небосвода,
рассеялась, снежная пыль устремилась ввысь, сливаясь в некий диковинный
узор, за которым, казалось, вот-вот проступит некая страшная, роковая тайна.
тонкая фиолетовая ломаная линия, ее острые углы, озаренные розовым сиянием,
призрачно вырисовывались на горизонте. Плоскогорье постепенно шло ввысь -- к
этому таинственно мерцавшему и манившему венцу; местность пересекало бывшее
русло реки, похожее теперь на неровно легшую тень. У нас захватило дух от
неземной красоты пейзажа, а сердце екнуло от страха. Далекая фиолетовая
ломаная линия была не чем иным, как проступившим силуэтом зловещих гор, к
которым жителям города запрещалось приближаться. Эти высочайшие на Земле
вершины являлись, как мы поняли, средоточием чудовищного Зла, вместилищем
отвратительных пороков и мерзостей; им опасливо поклонялись жители древнего
города, страшившиеся приоткрыть их тайну даже на своих барельефах. Ни одно
живое существо не ступало на склоны загадочных гор -- лишь жуткие, наводящие
ужас молнии задерживались в долгие полярные ночи на их острых вершинах,
освещая таинственным светом землю далеко вокруг. На полярных просторах они
стали как бы прообразом непостижимого Кадата, находившегося за зловещим
плато Ленг, о чем смутно упоминается в древних легендах.
фиолетовых гор было почти триста миль, однако очертания их четко проступали
над раскинувшейся снежной гладью, а зубчатые вершины, круто взмывая ввысь,
вызывали ощущение того, что они находятся на чужой, полной неведомых
опасностей планете. Высота этих вершин была немыслимой, недоступной
человеческому воображению, они уходили в сильно разреженные слои земной
атмосферы, которые посещали разве что призраки -- ведь ни один из дерзких
воздухоплавателей не остался в живых, чтобы поведать о своем непонятном, не
поддающемся объяснению внезапном крушении. Вид гигантских гор заставлял меня
не без дрожи вспоминать барельефные изображения, которые подсказывали нам,
что великая река могла нести с проклятых склонов нечто, державшее жителей
города в смертном ужасе, и я мысленно задавал себе вопрос, а не был ли их
страх порождением укоренившегося предрассудка? Я припомнил также, что горы
эти своей северной оконечностью выходят к побережью в районе Земли Королевы
Мэри, где, в тысяче миль отсюда, именно сейчас работает экспедиция сэра
Дугласа Моусона, и от всей души пожелал, чтобы ни с научным руководителем,
ни с прочими членами экспедиции не случилось ничего дурного и чтобы они даже
не заподозрили, сколь опасные гиганты таятся за грядой прибрежных скал. Эти
мысли ужасно угнетали меня, нервная система была напряжена до предела, а
Денфорт просто находился на грани срыва.
строения, достигли самолета, наши неопределенные страхи обрели вполне четкую
мотивацию. Черные, усеянные вмерзшими в лед руинами склоны Хребтов Безумия,
заслонив от нас высоченной стеной восточную часть неба, вновь напомнили нам
о таинственных азиатских полотнах Николая Рериха. То и дело возвращаясь
мыслями к ужасным бесформенным тварям, которые, изрыгая зловоние, копошились
в подземных норах, пронизывавших хребты вплоть до вершин, мы содрогались от
страха, представляя, как будем вновь пролетать над круглыми отверстиями,
пробуравленными в земле, и как от трубного завывания ветра у нас будет
холодеть в груди. Хуже того -- кое-какие вершины окутывал туман (бедняга
Лейк принял это за проявление вулканической деятельности), и мы ежились,
вспоминая туманные завитки в подземном туннеле и представляя себе адскую
бездну, от которой восходил весь этот пар.
себя всю теплую одежду, приготовились к взлету. Денфорт легко завел мотор, и
самолет без труда, плавно взмыл в воздух, унося нас от кошмарного города.
Внизу вновь поплыл каменный лабиринт, а мы поднимались все выше, замеряя
силу и направление ветра. Должно быть, где-то в верхних слоях зарождалась
буря, мы видели, как бешено мчались там облака, но на высоте двадцати
четырех тысяч футов, над перевалом, условия для перелета через горы были
довольно сносные. Когда мы приблизились к торчащим пикам, вновь послышались
странные трубные звуки, отчего у Денфорта, сидевшего у штурвала, затряслись
руки. Хотя я был средним пилотом, скорее дилетантом, но тут все же решил
вести самолет сам: в сложных условиях лавирования между пиками слишком
опасно было доверять управление человеку, потерявшему голову от страха.
Денфорт даже не протестовал. Собрав всю свою волю, я сосредоточился на
управлении и, стараясь вести самолет как можно увереннее, не сводил глаз с
красноватого клочка неба, открывшегося в провале между пиками. Я сознательно
избегал смотреть на клубившийся у вершины туман и, слыша тревожные трубные
звуки, завидовал в душе Одиссею, который в подобной ситуации, чтобы не
внимать чарующему пению Сирен, залепил уши воском.
мог спокойно усидеть на месте. Он все время крутил головой: провожал
взглядом оставшийся позади город; глядел вперед на приближавшиеся вершины,
изрытые пещерами и усеянные прямоугольными руинами; поворачивался то в одну,
то в другую сторону, где проплывали внизу заснеженные предгорья с утопавшими
в снегу развалинами крепостных стен; а иногда устремлял взор в небо, следя
за фантастическими сочетаниями мчавшихся над нами облаков. Вдруг, у самого
перевала, когда я, вцепившись в штурвал, преодолевал самый ответственный
участок пути, раздался его истошный вопль, который чуть не привел к
катастрофе: штурвал дрогнул у меня в руках и я едва не потерял управление. К
счастью, мне удалось совладать с волнением, и мы благополучно завершили
перелет, но вот Денфорт... Боюсь, он никогда теперь не обретет душевного
равновесия.
кошмарное зрелище заставило его завопить с такой силой, а ведь именно оно
окончательно лишило юношу покоя. Оказавшись по другую сторону Хребтов
Безумия и чувствуя себя в безопасности, мы наконец заговорили, обмениваясь
громкими (чтобы перекричать шум мотора и завывания ветра) замечаниями; в
основном они касались наших взаимных обещаний не разглашать ничего, имеющего
отношение к древнему городу. Эти поистине космические тайны не должны были
стать достоянием широкой публики, предметом зубоскальства, и, клянусь, я
никогда бы и рта не раскрыл, если бы не вполне реальная перспектива работы в
тех краях экспедиции Старкуэтера-Мура и прочих научных коллективов. В
интересах безопасности человечества нельзя бесцеремонно заглядывать в
потаенные уголки планеты и проникать в ее бездонные недра, ибо дремлющие до
поры монстры, выжившие адские создания могут восстать ото сна, могут
выползти из своих темных нор, подняться со дна подземных морей, готовые к
новым завоеваниям.
впечатление было в виде миража. По его словам, оно не имело ничего общего ни
с кубическими сооружениями на склонах, ни с поющими, источающими пар
пещерами Хребтов Безумия. Мелькнувшее среди облаков дьявольское- видение
открыло ему, что таят фиолетовые горы, которых так боялись и к которым не
осмеливались приближаться Старцы. Возможно, видение являлось наполовину
галлюцинацией, вполне вероятной после перенесенных нами испытаний, а
наполовину -- тем не распознанным им миражом, который мы уже созерцали,
подлетая днем назад к лагерю Лейка. Но что бы это ни было, оно лишило
Денфорта покоя до конца его дней.
вроде: "черная бездна", "резные края", "протошогготы", "пятимерные, наглухо
закрытые конструкции", "мерзкий цилиндр", "древний Фарос", "Иог-Сотот",
"исходная белая студнеобразная структура", "космический оттенок", "крылья",
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Апраксина Татьяна