этого подлинно возрожденческого быта Марсилио Фичино перевел на латинский
язык всего Платона (1477), всего Плотина (1485), частично Дионисия
Ареопагита, античных неоплатоников Порфирия, Ямвлиха и Прокла и других
античных философов и писателей. Тут же он занимался и ас трологией,
демонологией и колдовством, за что не раз таскали его в инквизицию, от
которой он, впрочем, сумел отвертеться. Но, собственно, инквизиция имела на
то основания, поскольку Марсилио Фичино всерьез занимался астрологией. Кроме
того, он был еще и
верующих в их искании спасения души. И притом он был не просто духовным
лицом. Он был еще и каноником (т.е. настоятелем кафедрального собора во
Флоренции). А Пико делла Мирандола, второ й по важности представитель
Флорентийской академии, доказывал, что бог еще не совсем создал человека и
что человек, чтобы быть настоящим человеком, кроме сотворения его богом,
должен еще и сам себя сотворить. Мы не будем здесь говорить о поэтическом
твор честве Платоновской академии. Об этом тоже нетрудно прочитать в общих
руководствах по истории литературы. Но мы все-таки должны сказать, что
творчество это было жизнеутверждающее, светское и веселое, ученое и юношески
наивное, а если тут и была капля мис тицизма, то она делала эту поэзию
только еще более острой, еще более светской, еще более веселой и игривой.
Насколько можно судить эстетика Платоновской академии во Флоренции в конце
XV в. была одним из самых ярких, одним из самых последовательных и одни м из
самых убедительных типов не только теоретической, но как раз именно
практически-бытовой эстетики Ренессанса10.
притом по преимуществу платонического, быта может послужить трактат
Бальдассаре Кастильоне "Придворный" (1514 - 1518), где рисуются все
необходимые качества тогдашнего благовоспитанно го человека: умение красиво
драться на шпагах, изящно ездить на лошади, изысканно танцевать, всегда
приятно и вежливо говорить и даже изощренно ораторствовать, владеть
музыкальными инструментами, никогда не быть искусственным, но всегда только
простым и
кончается этот трактат панегириком Амуру, подателю всех благ и всего
довольства, включая душевное спасение, панегириком, конечно, в чисто
платоновском стиле. И тут тоже не в меньшей сте пени, чем у флорентийцев,
полное слияние неоплатонизма и гуманизма, религиозной веры (вместе с учением
о спасении души) и абсолютно светского жизнеутверждения, а также чистейшей
эстетики платонизма и всяких возможных украшений и достоинств земной, и прит
ом блестяще земной, жизни.
флорентийская Платоновская академия и Бальдассаре Кастильоне, оба являются
наилучшим подтверждением формулированного у нас выше тезиса о превращении в
эпоху Ренессанса антично-средневековых ценностей из безоговорочно
онтологических в самодовлеюще-эстетические. Не то чтобы здесь отрицалась
античная космология. Наоборот, она здесь всячески превозносилась. И не то
чтобы средневековая ортодоксия начисто отрицалась. Наоборот, она всячески
призн авалась: многие возрожденческие эстетики, как мы знаем, были даже
духовными лицами католической церкви. Нет, дело здесь вовсе не в безусловном
отрицании антично-средневековых абсолютов, что будет происходить уже в
послевозрожденческие века. Все дело здес ь в эстетическом любовании
антично-средневековыми ценностями, в превращении своей собственной жизни в
предмет эстетического любования. Только так и можно понять Марсилио Фичино и
Бальдассаре Кастильоне. За 300 лет до Канта они проповедуют эту всеобщую эс
тетическую предметность, но проповедуют ее покамест только как факт, как
результат своей прямой и непосредственной художественной интуиции. Чтобы
формулировать это эстетическое самодовление в достаточно точных категориях,
до этого европейским мыслителям
охватывала все возрожденческое общество снизу доверху и была отнюдь не
результатом невежества, но результатом все той же индивидуалистической жажды
овладеть таинственными силами прир оды, которая дает себя знать даже у
Фрэнсиса Бэкона, этого знаменитого поборника индуктивных методов в науке.
Приведем несколько примеров, которые часто излагаются у историков Ренессанса
(см. 21, 2, 256 - 297).
астрологов о течении своей болезни, Юлий II - о дне своего коронования,
Павел III свои официальные собрания тоже согласовывал с астрологами. И даже
известный папа-гуманист Лев X считал, что
Флоренции относительно астрологии мнения расходились. Но ее глава Марсилио
Фичино во всяком случае привлекался инквизицией именно за свои
астрологические занятия. Он действительно сост авлял гороскопы детям Лоренцо
Медичи и предсказал маленькому Джованни Медичи, что он станет папой Львом X
(как это действительно в дальнейшем и произошло). Пико делла Мирандола,
другой главнейший деятель Платоновской академии, наоборот, астрологию отверг
ал и считал ее безбожным делом. В войне между Флоренцией и Пизой в 1362 г. и
та и другая сторона в важнейших случаях прибегали к предсказаниям
астрологов. О светских правителях и говорить нечего. Кондотьеры вообще, как
правило, согласовывали свои походы
науке. Но уже без всякой науки Ренессанс весьма богат бесконечными
суевериями, которыми охвачены были решительно все слои общества, включая
ученых и философов, не говоря уже о правит елях и политиках. Знаменитый
флорентийский поэт Полициано, к тому же деятель Платоновской академии,
объяснял ливни тем, что один из заговорщиков заключил перед смертью союз с
дьяволом; поэт одобрял действия людей, вырывших труп этого заговорщика из
могил ы, долго таскавших его по городу и бросивших его в реку, после чего,
по мнению Полициано, ливень прекратился. Известный гуманист Поджо верил в
битву между галками и сороками, верил и в то, что морской сатир с плавниками
и рыбьим хвостом утаскивал женщин
Бенвенуто Челлини рассказывает, как один колдун с помощью своих заклинаний
наполнил весь Колизей демонами, от которых сам Бенвенуто Челлини едва не
умер. В эпоху Ренессанса гадали на труп ах, заклинали публичных женщин,
составляли любовные напитки, вызывали демонов, совершали магические операции
при закладке зданий, занимались физиогномикой и хиромантией, бросали в море
распятия с ужаснейшими богохульствами и зарывали в землю ослов для вы
зывания дождя во время засухи. В массовом порядке верили в привидения, в
дурной глаз и вообще во всякого рода порчу, верили в черных всадников, якобы
намеревавшихся уничтожить Флоренцию за ее грехи, но отстраненных
заклинаниями праведника; околдовывали д етей, животных и полевые плоды.
Верили, что женщины совокуплялись с бесами и были колдуньями, хотя иной раз
и добрыми. Публичные женщины для привлечения мужчин пользовались разными
снадобьями, в состав которых входили волосы, черепа, ребра, зубы и глаза
одежды, добытые из могил, и даже трупное мясо с кладбища, которое они
незаметно давали съесть своим любовникам. Протыкали фигурки из воска и золы
с известными припевами для воздействия н а тех, кого изображали те фигурки,
мстили пророкам за их предсказания. В эпоху Ренессанса было еще и гораздо
худшее, о чем сообщают историки и о чем мы здесь не будем говорить во
избежание непристойности.
ограничиваются одним лишь приведением неоплатонических или гуманистических
теорий. Тут не должно быть ни лакировки, ни пренебрежительности.
приключенчество и даже прямой авантюризм. То, что эти бытовые формы
оправдывались и не считались нарушением человеческой нравственности, в
историческом смысле (конечно, не в нашем теперешнем) было, несомненно,
чем-то передовым. Это был все тот же возрожденческий стихийный
индивидуализм, который здесь уже не связывал себя с какими-нибудь
возвышенными платоническими теориями, но который уже начинал давать большую
волю отдельным страстям и чувс твам человека, правда покамест еще не в их
окончательной разнузданности и аморализме.
знаменитая поэма "Неистовый Орландо", написанная итальянцем Лудовико Ариосто
(1474 - 1533), много раз переработанная автором и законченная в 1532 г.
Изображенный здесь Орландо прежде всег о идейно настроенный рыцарь и,
несомненно, гуманист, старающийся помогать бедным и страдающим людям и
вообще преследующий высокие и глубоко человеческие. цели. С другой стороны,
однако, это беспощаднейший приключенец и авантюрист, для изображения чего Ар
иосто не пожалел никаких фантастических красок - с разными чудесами,
сумасшествием, безграничной любовью, отправлением рассудка помешанного героя
на Луну и с последующим возвращением этого рассудка в пузырьке. Другой герой
поэмы владеет всякими магически ми и сказочными средствами, и именно он
отправляется за рассудком Орландо на Луну в колеснице пророка Ильи. В поэме
фигурируют волшебный напиток, а также волшебные щит и кольцо, при помощи
которых творятся самые настоящие чудеса, выступают говорящие дере вья,
скалы, становящиеся конями, изображаются воздушные путешествия из Индии в
Ирландию. Несмотря на явную гуманистическую направленность, поэма Ариосто
производит не то шуточное, не то сатирическое впечатление. Однако здесь нас
интересует не литературны й стиль поэмы, который много раз изучался и
излагался, а тот яркий возрожденческий и чисто бытовой тип, который погружен
в неимоверное количество нагроможденных событий, который готов на любое
приключение и который плохо отличает действительность от сказ ки. Подобного
рода эстетика, несомненно, есть результат развития одного из крайних