облизывала морская пена.
продолжал разглядывать волны на картинках.
за дверь. С минуту я стоял неподвижно и прислушивался.
прижал уши к голове и пошел навстречу ветру. Шторм, рыча, тут же
набросился на меня, и я зажмурил глаза, чтобы не видеть неописуемо
страшных сил, вырвавшихся на свободу осенней ночью. Лучше не думать о
таких кошмарных вещах...
не думал... Я знал лишь, что мне нужно спуститься к берегу, к ревущим
волнам. Это было предчувствие. В жизни оно часто приводит к
удивительным результатам.
как металл. Волны с грохотом бились о берег, словно строй белых
драконов, которые, выпустив когти, кидаются на препятствие, отступают
со скрежетом назад, в темноту, и снова возвращаются.
нет ничего хуже холода) блуждать в ту знаменательную ночь, в ту самую
ночь, которая послала Муми-маму на наш остров? (Ах, игра свободного
случая -- что это за удивительная вещь!)
мяч, в залив, то уносило назад в море. Я ринулся на отмель и закричал
изо всех сил:
на гребне волны прямо ко мне. Не моргая, смотрел я на приближающийся
ко мне водяной вал. Через секунду потерпевшая была в моих объятиях, и
мы беспомощно закружились в кипящем водовороте.
песчаное дно и выбрался на берег. Волны жадно хватали меня за хвост, а
я упирался, боролся и наконец положил свою прекрасную ношу на берег, в
безопасном, подальше от жестокого моря, месте. Ах, это было совсем не
то, что спасать тетку Хемулихи! Ведь теперь это был муми-тролль, как и
я сам, но еще красивее, чем я: маленький тролль женского рода,
которого я спас!
она.
сильно покраснела.
бурной молодости, позвольте мне закончить свои мемуары на том, как
Муми-мама -- самая прекрасная из муми-троллих -- вошла в мою жизнь!
Она ласковым и понимающим взглядом посмотрела на все мои ребячества, и
я стал вести себя здраво и разумно, и вместе с тем жизнь моя утратила
очарование дикой свободы... Эта утрата, по-видимому, и засадила меня
за мемуары.
оживил в памяти эти события, мне кажется, что подобное могло бы
произойти со мной снова, хотя уже на совершенно иной лад.
уверенный в том, что прекрасная пора приключений наперекор всему не
окончена -- ведь это было бы довольно печально.
переживаниями, моим мужеством, здравым смыслом, моими добродетелями, а
возможно, и над моими глупостями (если он еще не принял решение
набираться ума-разума на собственном опыте)...
знаменитым.
заявил Муми-тролль.
подразумевавший дом, семью, сад, Муми-дол, вообще все, что идет следом
за молодостью.
это...
словно про себя.
мамой? -- спросил Снусмумрик.
единственного папу? Уж я не говорю про его коллекцию пуговиц и про
зверюшку Сос!
дверь постучали. Раздались три сильных, коротких стука.
капли дождя и сказал:
Муми-папа. -- Ах, как замечательно! Ах, какая радость!
когда-либо! -- И из рюкзака Фредриксона, приветливо улыбаясь, выползло
привидение собственной персоной.
чашечку привидению. И еще несколько чашечек для тех, кто еще за дверью.
и мамы! Они мерзли, но ужасно стеснялись, оттого что так долго не
давали о себе знать. Там стоял Шнырек и держал за лапку зверюшку Сос,
а еще стояли большие чемоданы с коллекцией пуговиц. Тут же были Юксаре
с погасшей трубкой во рту, и растроганная до слез Мюмла-мама, и Мюмла,
и тридцать четыре малыша Мюмлы-мамы, и, конечно, малышка Мю (которая
нисколечко не подросла). И когда они все вместе поднялись на веранду,
стало так тесно, что стены ее выгнулись наружу.
чашек кофе еще не видела ни одна веранда, а когда папа и мама Сниффа
начали раскладывать пуговицы по сортам и тут же подарили сыну половину
коллекции, поднялась такая суматоха, что Мюмла-мама собрала своих
детей и стала прятать их по шкафам.
Фредриксон. -- Мы улетаем на "Морском оркестре"! Все вместе. Мамы,
папы и дети!
востоке небо уже чуть посветлело в ожидании восхода солнца, а оно уже
было готово вот-вот взойти. Ночь кончалась, и все очень хотело
начаться сначала.
Новый День, когда все может случиться, если ты не имеешь ничего против
этого.
Роллинс Джеймс
Мурич Виктор
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Мурич Виктор
Журавлев Владимир