нашего брата. Я бы их заклевала, не будь они такие большие.
шек.
оба были такие работящие и расторопные, и в доме у них было очень наряд-
но и уютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала целый букет
самых красивых роз и ставила его в кувшине с водой на большой деревянный
сундук.
целовал свою милую женушку; потом оба усаживались рядом, а солнце свети-
ло в окно, озаряя свежие розы и молодую чету.
комнату, и улетала.
лялись в кувшине каждое воскресное утро: розовый куст цвел все так же
пышно. Тем временем воробышки уже успели опериться и тоже хотели поле-
тать с матерью, но воробьиха сказала им:
который закрепили на ветке мальчишки-птицеловы. Петля так и впилась во-
робьихе в лапку, словно хотела перерезать ее, и боль-то была какая,
страх-то какой! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.
а понесли ее к себе на двор, угощая щелчками по носу всякий раз, как она
попискивала.
мыла для бороды и для рук, в шариках и кусках. Веселый такой старичок,
вечно переходил с места на место, нигде не задерживался подолгу. Увидел
он у мальчишек птицу, услышал, что они собираются выпустить ее на волю -
зачем им простой воробей! - и сказал:
ящика, где хранились чудесные краски, сусального золота, велел мальчиш-
кам принести ему яйцо, обмазал белком всю птицу и облепил ее сусальным
золотом, так что воробьиха стала вся позолоченная. Но она и не думала о
таком великолепии, а только дрожала всем телом. А старичок оторвал лос-
кут от красной подкладки своей старой куртки, вырезал его зубчиками, как
петушиный гребешок, и прилепил воробьихе на голову.
чок, выпустил воробьиху, и она в страхе понеслась прочь. Вот блеску-то
было! Все птицы - и воробьи, и даже ворона, которая не вчера родилась, -
не на шутку перепугались, но все же пустились вслед за воробьихой, желая
знать, что это за важная птица такая.
минуту готовая упасть на землю, а птиц, летевших за ней, все прибавля-
лось и прибавлялось - и малых и больших. Некоторые подлетали к ней
вплотную, чтобы клюнуть ее.
гнезду. - Это, наверное, и есть павлин! Ишь какой цветастый! Глазам нев-
терпеж, как говорила мать. Пип! Это и есть красота!..
проскользнуть в гнездо. От ужаса она не могла даже сказать "пип", не то
что "я ваша мать". Остальные птицы тоже принялись клевать воробьиху и
выщипали у нее все перья. Обливаясь кровью, упала она в самую середину
розового куста.
головку!
ла у своих соседок, свежих, прекрасных роз.
ужто она нарочно выкинула такую штуку и нам теперь самим придется про-
мышлять о себе? Гнездо она оставила нам в наследство, но вот обзаведемся
мы семьями, кому ж из нас им владеть?
детьми! - сказал самый младший.
И вдруг - бух! - попадали из гнезда один за другим. Но и лежа на земле
врастяжку, они не переставали злиться, кривили головки набок и мигали
глазом, который смотрел наверх. Манера дуться у них была своя.
расстаться, а чтобы узнавать друг друга при встрече, уговорились шаркать
три раза левою ножкой и говорить "пип".
ре. Теперь он стал в нем полный хозяин, да только ненадолго. Ночью из
окон дома полыхнуло пламя и ударило прямо под крышу, сухая солома мгно-
венно вспыхнула, и весь дом сгорел, а с ним вместе и воробей. Молодые
супруги, к счастью, спаслись.
ночь сладким сном. Только на месте дома осталось лишь несколько черных
обгорелых балок, опиравшихся на дымовую трубу, которая теперь была сама
себе хозяйка. Пожарище еще сильно дымило, а розовый куст стоял все такой
же свежий, цветущий, и каждая роза, каждая ветка отражались в тихой во-
де.
кой-то прохожий. - Прелестнейшая картинка! Непременно надо зарисовать!
карандаш - это был художник. Живо набросал он карандашом дымящиеся раз-
валины, обгорелые балки, покосившуюся трубу - она заваливалась набок все
больше и больше, - а на первом плане цветущий розовый куст. Он и в самом
деле был прекрасен, ради него-то и рисовали картину.
наш крепыш-братец тоже. Это ему за то, что он забрал себе гнездо. А розы
таки уцелели! По-прежнему красуются своими красными щеками. У соседей
несчастье, а им небось и горюшка мало! И заговаривать-то с ними нет охо-
ты. Да и скверно тут стало - вот мое мнение!
мать, что лето в разгаре. На дворе перед высоким крыльцом барской
усадьбы было так сухо, так чисто; тут расхаживали голуби - и черные, и
белые, и сизые; перья их так и блестели на солнце. Старые голубки-мамаши
топорщили перышки и говорили молоденьким:
ла старая голубка с зеленовато-красными глазами. - Эти серрые крошки!..
Серрые крошки!..
тостью, пусть поклюют с нами! Они никогда не вмешиваются в разговор и
так мило шаркают лапкой.
левою лапкой и сказал "пип". Вот почему все сейчас же узнали друг друга
- это были три воробья из сгоревшего дома: третий-то, оказывается, ос-
тался жив.
рядили.
слишком много! Ей достается самое лучшее! Курр! Курр! Висишь, какая она
плешивая? Видишь эту хорошенькую злюку? - И глаза у всех делались крас-
ными от злости. - В грруппы! В грруппы! Серрые крошки! Серрые крошки!
Курр! Курр!..
в группы, только это им не шло. Насытившись, они ушли от голубей и стали
перемывать им косточки, потом шмыгнули под забором прямо в сад. Дверь в
комнату, выходившую в сад, была отворена, и один из воробьев, переевший,
а потому очень храбрый, вспрыгнул на порог.
третий воробышек, залетел в глубину комнаты и сказал:
человечье гнездо! А это что здесь поставлено? Нет, что же это такое?
готовую упасть трубу, торчали обгорелые балки.
лись прямо об стену. И розы, и труба были нарисованные - большая велико-
лепная картина, которую художник написал по своему наброску.
мость! Пип! Это красота! Можете вы это понять? Я не могу!