Я знал их достаточно, чтобы это понимать. Я принимал их, какие они есть, а
любовь приходила трудно и очень редко. Когда же это случалось, то, обычно,
совсем по другим причинам. Просто устаешь сдерживать любовь и отпускаешь
ее - потому что ей нужно к кому-то прийти. После этого, обычно, и
начинаются все беды.
Что это ты, к чертям собачьим, делаешь? А я сказала: Я никогда не видела,
как Хэнк живет, но я знаю, что прежде, чем смогу готовить там, жить и
спать, мне придется вс вычистить!
ванную, надела джинсы и оранжевую блузку, вышла босиком и ушла в кухню,
прихватив перчатки.
ни за что не позволю ей тронуть Кэтрин. Лидия? Где она? Что она делает?
Лидию подальше. Пусть сосет рога ковбоям и пляшет до 3 утра - но
пожалуйста, держите ее подальше....
пола моей кухни.
Начинать не с этого надо.
снова был влюблен, я был в беде....
После ужина мы вернулись и поговорили. Она была маньяком здоровой пищи и
не ела никакого мяса, кроме курицы и рыбы. Ей это определенно помогало.
беспокоить?
нежели женщиной. Я отставил стакан и поцеловал ее, долгим медленным
поцелуем. Губы ее были прохладны и мягки. Я очень стеснялся ее длинных
рыже-каштановых волос. Я отодвинулся и налил себе еще. Она смущала меня. Я
привык к порочным пьяным девкам.
ради того, чтобы увидеть меня, и теперь лежит в моей постели, ждет.
а потом надо будет придумать что-нибудь другое.
ее к себе. Удача снова была со мной, боги улыбались. Поцелуи стали
интенсивнее. Я положил ее руку на свой хрен, а потом задрал ей ночнушку. Я
начал заигрывать с ее пиздой. У Кэтрин - пизда? Клитор высунулся, и я
нежно к нему прикоснулся, потом еще и еще. Наконец, взгромоздился. Хрен
мой вошел до половины. Там было очень узко. Я подвигал им взад и вперед,
затем толкнул.
хватка ее не ослабевала. Я пытался сдержать себя. Перестал качать и
переждал, остывая.
волосы ее разметались по всей подушке. Затем бросил все попытки ублажить и
просто еб, яростно врываясь в нее. Похоже на убийство. Наплевать: мой хуй
охуел. Все эти волосы, ее юное и прекрасное лицо. Как дрючить Деву Марию.
Я кончил. Я кончил ей внутрь, в агонии, чувствуя, как моя сперма входит ей
в тело, она была беззащитна, а я извергал свое семя в самую глубинную ее
сердцевину - тела и души - снова и снова....
недостатки, еще не выступившие на поверхность. Начало отношений - всегда
самое легкое. Уже после начинают спадать покровы, и это никогда не
кончается. И все же - я думал о женитьбе. Я думал о доме, о кошке с
собакой, о походах за покупками в супермаркеты. У Генри Чинаски ехала
крыша. И ему было до балды.
кровати, расчесывая ярды рыже-каштановых волос. Ее большие темные глаза
смотрели на меня, когда я проснулся.
на первый же самолет домой.
глаза были устремлены на меня, и она улыбалась. Она сказала:
язвительным, он был радостным. Она расчесывала волосы, а я обхватил ее
рукой за талию и положил голову ей на ногу. Я уже ни в чем не был
полностью уверен.
Я брал с собой женщин либо на бокс, либо на бега. В тот четверг вечером я
взял Кэтрин на бокс в спортзал Олимпик. Она никогда не видела живого боя.
Мы приехали еще до первой схватки и сели у самого ринга. Я пил пиво, курил
и ждал.
когда два человека вскарабкаются на этот ринг и будут изо всех сил
вышибать друг из друга дух.
древнюю арену. - Здесь только две уборных, одна для мужчин, другая для
женщин, и обе очень маленькие. Поэтому попробуй сходить либо до, либо
после перерыва.
слоев, да несколько кинозвезд и знаменитостей. Там было много хороших
мексиканских боксеров, и дрались они всем сердцем. Плохими были только те
бои, когда встречались белые или черные, особенно тяжеловесы.
странны. Я имею в виду, что вот некоторое время ты - с одним человеком,
ешь с ним, и спишь, и живешь, любишь его, разговариваешь, ходишь везде, а
потом это прекращается. Потом наступает короткий период, когда ты ни с
кем, потом приезжает другая женщина, и ты ешь уже с ней, и ебешь ее, и все
это кажется таким нормальным, словно только ее и ждал, а она ждала тебя.
Мне всегда не по себе в одиночестве; иногда бывает хорошо, а по себе - ни
разу.
ходя на скачки, можно кое-чему научиться - как писать, например. Смысл
неясен, но мне помогало. Вот что самое важное: смысл неясен. Слов тут нет
- как в горящем доме, или в землетрясении, или в наводнении, или в
женщине, выходящей из машины и показывающей ноги. Не знаю, чего требуется
другим писателям:
привычках, собственных предубеждениях. Вовсе неплохо быть тупым, если
только невежество - твое личное. Я знал, что настанет день, и я напишу про
Кэтрин, и это будет тяжело. Легко писать о блядях, но писать о хорошей
женщине несоизмеримо трудней.
Они временно сбежали со своих фабрик, складов, боен, моек машин - в плен
вернутся на следующий день, а пока они на свободе - они одичали от
свободы. Они не думали о рабстве нищеты. Или о рабстве пособий и талонов