Чтение 23–й страницы книги ~Бойня номер пять, или крестовый поход детей~

_"Дорогая Маргарет, сегодня отправляемся в Дрезден. Не волнуйся.
Бомбить его никогда не будут. Дрезден - открытый город. Сегодня днем у нас
были выборы, и угадай, кого..."_

И так далее.

Они снова подошли к лагерной узкоколейке. Приехали они в двух вагонах.
Теперь они отправлялись куда комфортабельнее - в четырех. На путях они снова
увидели мертвого бродягу. Его труп заледенел в кустах у рельсов. Он
скорчился в позе эмбриона, пытаясь и в смерти примоститься около других, как
ложка. Но других около него не было. Он умостился средь угольной пыли, в
морозном воздухе. Кто-то снял с него сапоги. Его босые ноги были цвета
слоновой кости с просинью. Но это было в порядке вещей, раз он умер. Такие
дела.

Поездка в Дрезден была сплошным развлечением. Она продолжалась всего
часа два. В сморщенных желудках было полно пищи. Лучи солнца и мягкий
ветерок проникали через отдушины. Англичане дали им с собой много курева.

Американцы прибыли в Дрезден в пять часов пополудни. Двери теплушек
открылись, и перед американцами возник прекраснейший город - такого они еще
не видели никогда в жизни. Он вырисовывался в небе причудливыми мягкими
контурами, сказочный, неправдоподобный город. Билли Пилигрим вспомнил
картинку в воскресной школе - "Царствие небесное".

Кто-то сзади него сказал: "Страна Оз"*. Это был я. Лично я. До тех пор
я видел один-единственный город - Инднаиаполис, штат Индиана. /* "Мудрец из
страны Оз"- известная детская сказка о волшебной стране американского
писателя Лимана Франка Баума./

Все остальные большие города в Германии были страшно разбомблены и
сожжены. В Дрездене даже ни одно стекло не треснуло. Каждый день адским воем
выли сирены, люди уходили в подвалы и там слушали радио. Но самолеты всегда
направлялись в другие места - Лейпциг, Хемниц, Плауэн и всякие другие
пункты. Такие дела.

Паровое отопление в Дрездене еще весело посвистывало. Звякали трамваи.
Свет зажигался и когда щелкали выключатели. Работали рестораны и театры.
Зоопарк был открыт. Город в основном производил лекарства, консервы и
сигареты.

В это время люди шли домой с работы. Оии устали.

Восемь дрезденцев перешли через стальную лапшу рельсов к вагонам. На
них было новое обмундирование. Только накануне они приняли присягу. Это были
мальчишки, и пожилые люди, и два инвалида, жутко израненные в России. Им
было предписано охранять сто американских военнопленных, назначенных на
работу. В отряде были дедушка и внук. Дедушка раньше был архитектором.

Все восемь, сердито хмурясь, подошли к теплушкам, где находились их
подопечные. Они знали, какой у них самих нелепый и нездоровый вид. Один из
них ковылял на протезе и нес в руках не только винтовку, но и палку. Однако
им предписывалось добиться полного повиновения и уважительности от высоких,
нахальных разбойников - американцев, убийц, только что явившихся с фронта.

И тут они увидали бородатого Билли Пилигрима в лазоревой тоге и
серебряных сапогах, с руками в муфте. С виду ему было лет шестьдесят. Рядом
с Билли стоял маленький Поль Лаззаро, кипя от бешенства. Рядом с Лаззаро
стоял бедный старый учитель Эдгар Дарби, весь исполненный унылого
патриотизма, немолодой усталости и воображаемой мудрости. Ну и так далее.

Восемь нелепейших дрезденцев наконец удостоверились, что эти сто
нелепейших существ и есть те самые американские солдаты, недавно взятые в
плен на фронте. Дрезденцы стали улыбаться, а потом расхохотались. Их страх
испарился. Бояться было некого. Перед ними были такие же искалеченные
людишки, такие же дураки, как они сами. Это было похоже на оперетку.

И опереточное шествие вышло из ворот железнодорожной станции на улицы
Дрездена. Билли Пилигрим был главной опереточной примадонной. Он возглавлял
парад. Тысячи людей шли по тротуарам домой с работы. Лица у них были
водяночные, распухшие - в течение двух лет люди ели почти что одну картошку.
Они шли, не ожидая никаких радостей, кроме мягкой погоды. И вдруг - такое
развлечение.

Билли не замечал, что на него смотрят во все глаза, забавляясь его
видом. Он был восхищен архитектурой города. Веселые амурчики обвивали
гирляндами окна. Лукавые фавны и нагие нимфы глазели с разукрашенных
карнизов. Каменные мартышки резвились меж свитков, раковин и стеблей
бамбука.

Уже помня будущее, Билли знал, что город будет разбит вдребезги и
сожжен примерно дней через тридцать. Знал он и то, что большинство
смотревших на него людей скоро погибнет. Такие дела.

И Билли на ходу стискивал руки в муфте. Кончикамеи пальцев он старался
нащупать в теплой темноте муфты твердые комки, зашитые в подкладку пальто
маленького импресарио. Пальцы пробрались за подкладку. Они ощупали комки:
один походил на горошину, другой - на маленькую подкову. Тут парадное
шествие остановилось. Семафор загорелся красным светом.

На углу, в первом ряду пешеходов, стоял хирург, который весь день
оперировал больных. Он был в гражданском, но щеголял военной выправкой. Он
участвовал в двух мировых войнах. Вид Билли чрезвычайнб оскорбил его
чувства, особенно когда охрана сказала ему, что Билли - американец. Хирургу
казалось, что Билли - отвратительный кривляка, что он нарочно постарался
вырядиться таким шутом.

Хирург говорил по-английски и сказал Билли:

- Очевидно, война вам кажется забавной шуткой? Билли посмотрел на него
с недоумением. Он совсем потерял всякое понятие о том, где он н как он сюда
попал. Ему и в голову не приходило, что люди могут подумать, будто он
кривляется. Конечно же, его так вырядила Судьба. Судьба и слабое желание
выжить.

- Вы хотите нас _рассмешить?_ - спросил хирург.

Хирурга надо было как-то ублаготворить. Билли растерялся. Билли хотел
проявить дружелюбие, чем-нибудь помочь, но у него не было никаких
возможностей. Он держал в руке те два предмета, которые он выудил из
подкладки. Он решил показать их хирургу.

- Вы, очевидно, полагаете, что нам понравится такое _издевательство?_-
сказал хирург.- Неужели вы гордитесь, что представляете Америку таким
образом?

Билли вынул руку из муфты и сунул ладонь под нос хирургу. На ладони
лежал бриллиант в два карата и половинка искусственной челюсти. Эта
непристойная штучка была сделана из серебра с перламутром и с оранжевой
пластмассой. Билли улыбался.

Шествие, хромая, спотыкаясь и сбивая шаг, подошло к воротам дрезденской
бойни. Пленных ввели во двор. Бойня уже давно не работала. Весь скот в
Германии давно уже был убит, съеден и испражнен человеческими существами, по
большей части в военной форме. Такие дела.

Американцев повели в пятое здание за воротами. Это был одноэтажный
цементный сарай с раздвижными дверями в передней и задней стене. Он был
построен для свиней, предназначенных на убой. Теперь он должен был стать
жильем для сотни американских военнопленных. Там стояли койки, две пузатые
печки и умывальник с краном. Сзади был пристроен нужник-дощатый заборчик, за
ним ведра.

На двери здания стояла огромная цифра. Это был номер пять. Прежде чем
впустить американцев внутрь, единственный охранник, говоривший по-английски,
велел им запомнить простой адрес в случае, если они заблудятся в огромном
городе. Их адрес был такой: "Шлахтхоф фюнф". "Шлахтхоф" значило "бойня".
"Фюнф" была попросту добрая старая пятерка.

7

Двадцать пять лет спустя Билли Пилигрим сел в Илиуме в специально
заказанный самолет. Он знал, что самолет разобьется, по говорить об этом не
хотел: зачем зря трепаться? Самолет вез Билли с двадцатью восемью другими
оптометристами на конференцию в Монреаль.

Жена Билли, Валенсия, осталась на аэродроме, а тесть Билли, Лайонел
Мербл, сидел рядом с ним в кресле, затянув ремни.

Лайонел Мербл был машиной. Конечно, тральфамадорцы считают, что все
живые существа и все растения во Вселенной - машины. Им смешно, что многие
земляне так обижаются, когда их считают машинами.

На аэродроме машина по имени Валенсия Мербл Пилигрим ела шоколадку и
махала на прощание платочком.

Самолет взлетел благополучно. Такова была структура данного момента. На
самолете летел квартет любителей - тоже оптометрпстов. Они называли себя
"чэпы", что означало "четырехглазые подонки".

Когда самолет уже был в воздухе, машина-тесть Билли попросил квартет
спеть его любимую песенку. Они знали, что он просил, и спели ему такие
куплетики:

Снова я сижу в тюрьме,

Снова по уши в дерьме,

И болят, болят различные места.

Я кляну свою судьбу,

Ох, увидеть бы в гробу

Эту стерву, что кусалась неспроста.

И тесть Билли гоготал как сумасшедший и все просил спеть ему еще одну
его любимую песенку. И квартет охотно запел, подражая акценту пенсильванских
шахтеров-поляков:

Вместе в шахте, Майк и я,