Чтение 23–й страницы книги ~Рецидивист~

Вы хоть что-нибудь встречали столь же неистребимое и многоликое, как супружеская неверность? Такого нигде больше в подлунном мире не найдешь.

– Хочу на диету сесть, – говорит Сара.

– Могу дать тебе совет, как в минуту сбросить двадцать фунтов лишнего жира.

– А как?

– Голову себе отрежь, – говорю.

Клюзу-то лишь мои слова слышны, оттого шутку никак не ухватит – то конец, то начало. А тут все вместе важно.

Спрашиваю, помнится, Сару, по-прежнему ли она закуривает в постели после близости.

Клюз не знал, что она ответила, а ответила она вот как:

– Не знаю. Внимания не обращала. – И тут же ко мне пристает:

– А ты чем занимался, пока в официанты не пошел?

– Вычищал птичий помет из часов с кукушкой, – говорю.

– Вот скажи-ка тогда, почему в птичьих какашках беленького много?

– Беленькое, не беленькое, какашки они какашки и есть, – сказал я. – Ладно, сама-то ты чем занимаешься?

– На фабрике работаю, где шьют панталончики.

21

– Ну и как там на фабрике, хорошо за панталончики платят?

– Да ничего, – говорит, – жаловаться не буду. Тысяч десять в год получается. – Сара кашлянула, подав мне условный знак, который я не сразу понял.

– Кашляешь ты сильно, – говорю, не подумав.

– И не проходит.

– Выпей две таблетки, ну знаешь, какие. Как раз то, что тебе нужно.

Слышу – в трубке словно бы водичка буль-буль-буль. А потом она спрашивает: от чего таблетки-то?

– Слабительное, – говорю, – самое эффективное слабительное, какое медики выдумали.

– Слабительное!

– Ага, – говорю, – сиди теперь, не шелохнись, не покашляй.

И еще мы вспомнили шутку про больную лошадь, которая будто бы у меня в конюшне стоит. На самом-то деле никогда лошадей у меня не было. Стало быть, иду к ветеринару, и он мне дает полфунта красного порошка, который нужно скормить лошади. Говорит: вы трубочку из бумаги сверните, засыпьте туда порошок, трубочку в рот ей вставьте и дуйте, пока в горло не попадет.

– Как лошадка-то? – спрашивает Сара.

– Все в порядке с ней, вылечил.

– А вот ты что-то весь красный.

– Так она сначала поперхнулась.

Любопытно ей:

– Еще не разучился смеяться, как твоя мать смеялась?

Это без всяких подковырок было сказано. Саре действительно нравилось, как я подражаю смеху мамы, и по телефону я часто это делал. Только уже много лет не пробовал. А нужно не просто тоненький голос сделать, нужно, чтобы звук получился красивый.

Тут вот в чем сложность: мама никогда не смеялась громко. Когда еще служанкой была в Литве, ее приучили тихонько в кулачок посмеиваться. Считалось: услышит хозяин или гость, как где-то слуги хохочут, и, чего доброго, решит, что это над ним.

Поэтому у мамы, если ее совсем уж одолевал смех, получались едва слышные чистые такие звуки, словно крутят музыкальную шкатулку или колокольчик вдали послышался. Удивительно красиво это выходило, хоть она вовсе и не старалась.

И вот, позабыв, где нахожусь, я набрал в легкие воздуха, сдавил себе горло и воспроизвел, как смеялась мама, – очень уж хотелось старой моей подруге приятное сделать.

Как раз в эту минуту вернулись из библиотеки Арпад Лин с Фредом Убриако. Еще успели мою руладу услышать.

Говорю Саре: извини, не могу больше с тобой разговаривать, и трубку повесил.

Арапад Лин уставился на меня тяжелым взором. Приходилось мне от женщин слышать про то, как мужчины мысленно их раздевают. Сейчас вот и у меня появилось такое чувство. Потом я узнал, что именно это и происходило: Арпад Лин пытался себе представить, как я выгляжу, если одежду снять.

У него мелькнуло подозрение, что я на самом деле миссис Джек Грэхем, которая, переодевшись мужчиной, явилась его проверять.

22

Конечно, не мог я это там же, на месте сообразить – что он меня за миссис Грэхем принимает. И когда он стал мне разные знаки внимания оказывать, для меня это было столь же необъяснимо, как остальные события, происходившие в тот день.

Опасаться начал, что он такой со мной предупредительный, потому как готовится объявить нерадостную новость: не гожусь я для корпорации РАМДЖЕК, работы нет, и сейчас его лимузин доставит меня обратно в отель «Арапахо». Но если так, что-то уж слишком много страсти в его взорах. Из кожи вон лезет, только бы мне понравиться.

Не Исраела Эделя, не Леланда Клюза, нет, меня он считает нужным информировать, что Фрэнк Убриако сделан вице-президентом объединения «Макдоналдсы. Гамбургеры», входящего в РАМДЖЕК.

Я кивнул: очень разумно, мол.

А Лину мало, что я просто кивнул.

– Отличный пример, когда должность и человек просто созданы друг для друга. Вы не находите? Ведь наша корпорация, скажу я вам, для того и существует, чтобы талантливый человек мог всего лучше свои способности использовать.

Обращался он исключительно ко мне, так что мне пришлось буркнуть: конечно, конечно.

И то же самое повторилось после того, как он побеседовал с Клюзом, потом с Эделем, обоих приняв на службу. Клюз стал вице-президентом спичечного концерна – видимо, по той причине, что долго спичками вразнос торговал. А Эдель сделался вице-президентом хилтоновского отдела ассоциации «Гостеприимство, лимитед» – вероятно, оттого что три недели пробыл ночным портье в отеле «Арапахо».

Вот и моя очередь в библиотеку отправляться. «Хоть вы приглашены последним, но на самом-то деле для нас вы самый первый», – говорит Лин заискивающе. А когда дверь в библиотеку за нами закрылась, совсем уж разошелся с этими своими заигрываниями. «Заходи попить чайку, сказала муха пауку», – мурлыкает. И подмигивает мне: дескать, вы же понимаете.

Мне это все очень не нравилось. Интересно, как он с другими в библиотеке своей разговаривал?

Стол там был, какой как раз бы подошел для кабинета Муссолини, а рядом вращающееся кресло.

– Присаживайтесь, – говорит, – присаживайтесь. – Брови то вверх, то вниз так и ходят без остановки. – Креслице-то самое для вас подходящее, а? Правильно говорю? Самое подходящее для вас кресло.

Думаю: смеется надо мной, точно смеется. Ничего, надо стерпеть. Уж сколько лет никакого чувства достоинства я не проявлял. Так что уж теперь-то.

– Сэр, не понимаю я, что такое происходит.

– Полно, – отвечает и пальчиком покачал, – так уж и не понимаете.

– Но все же скажите, как это вы меня отыскали да и вообще – за кого принимаете?

– А к чему вам знать, за кого я вас принимаю?

– Я Уолтер Старбек, – выдавливаю из себя.

– Старбек так Старбек, если вам угодно.

– Впрочем, – говорю, – неважно, кто я такой, раз я ничего из себя теперь не представляю. Если вы на самом деле работу можете дать, мне бы самую скромную, другой не нужно.

– У меня есть указание сделать вас вице-президентом, – сказал он, – причем указания исходят от человека, к которому я отношусь с огромным уважением. И я их выполню.

– Мне бы лучше барменом, – говорю.

– Ну конечно! – засмеялся он. – Вы же
pousse-cafeлюбите.

– Могу сам приготовить, если потребуется. У меня диплом доктора миксерологии.

– Еще смеяться можете этак по-особенному, если захотите.

– Знаете, – говорю, – я, пожалуй, домой пойду. Не беспокойтесь, я пешком. Тут недалеко. – И в самом деле недалеко, всего-то кварталов сорок. Туфель, правда, на мне нет, но не больно они и нужны. Как-нибудь и босиком доковыляю.

– Когда домой соберетесь, – сказал он, – мой лимузин к вашим услугам.

– Да я прямо сейчас уйти хочу. Доберусь как-нибудь. День был уж очень для меня трудный. В голове шумит. Выспаться нужно, просто выспаться. Если услышите, что где-то бармен требуется, хотя бы не на полный день, дайте мне знать в отель «Арапахо».

– Актер бы из вас замечательный получился! – сказал он.

Отвернулся я, потупился. Смотреть на него противно – да и на всех остальных тоже.

– Какой там еще актер, – говорю. – Отродясь я на сцене не играл.

– Кое-что хочу вам сообщить, только не пугайтесь.

– Не понимаю, о чем вы?