невероятное. Не знаю, где только она могла набраться таких...
засмеявшись; смех мой был достаточно красноречив. И, сказать по правде, он
только еще больше заставил призадуматься мою подругу.
уже и раньше от нее слышала! И все-таки я не могу этого вынести! -
промолвила бедная женщина и тут же, бросив взгляд на мои часики, лежащие на
туалетном столе, заторопилась:
того, чтоб увезти ее отсюда. Прочь от всего этого, подальше от них... -
продолжала она.
радостью обняла ее. - Значит, несмотря на вчерашнее, вы верите...
простым словом, я поняла, что больше расспрашивать нечего, и все стало ясно
как никогда, после того как она ответила: - Верю.
и дальше в этом уверена, мне уже было не страшно, что бы ни случилось в
будущем. Перед лицом бедствия у меня есть поддержка, та самая, которая была
мне опорой, когда я так нуждалась в доверии, и если моя подруга поручится за
мою честность, я готова поручиться за все остальное. Уже прощаясь с ней, я
немножко замялась в смущении:
письмо с этим тревожным сообщением придет раньше, чем вы приедете в город.
устала прятаться.
письма нет там, куда вы его положили. Попозже вечером я улучила минутку и
спросила Люка, и он сказал, что не видел и не трогал никакого письма.
Гроуз первая чуть ли не с торжеством подвела итог:
я.
прямотой, с каким-то чуть ли не смешным разочарованием она кивнула. - Он
воровал!
скорее внешнее, и я отговорилась, как смогла.
ведь в письме, которое я положила вчера на стол, нет ничего, на чем бы он
мог сыграть - там только просьба о свидании, - и ему, по-видимому, уже
стыдно, что он зашел так далеко ради такого пустяка, - вот вчера вечером у
него это и было на душе, - ему хотелось сознаться.
миссис Гроуз. - Я это из него выужу. Он не станет мне противиться - он
сознается. А если он во всем сознается, он спасен. А раз он будет спасен...
простились.
в крайне затруднительном положении. Если я рассчитывала выиграть что-то,
оставшись наедине с Майлсом, мне сразу же стало ясно, что я переоценила свои
силы. Никогда еще за все время моего пребывания здесь я не испытывала таких
тревожных опасений, как в ту минуту, когда я, сойдя вниз, узнала, что
коляска с миссис Гроуз и моей младшей воспитанницей уже выехала из ворот.
"Теперь, - сказала я себе, - я одна лицом к лицу со стихиями", - и весь этот
день, стараясь побороть свою слабость, я только и думала, как я могла быть
такой опрометчивой. Положение мое оказалось гораздо труднее, чем
представлялось мне до сих пор, тем более что у всех в доме прямо на лицах
было написано, что стряслась какая-то беда. Разумеется, все были изумлены.
Чем бы мы там ни отговаривались, внезапный отъезд моей подруги казался им
необъяснимым. Служанки и слуги ходили с недоуменными лицами, и мне это так
действовало на нервы, что положение дел становилось все хуже, пока я не
решила, что вот этим-то и надо воспользоваться и самой прийти себе на
помощь. Короче говоря, я только тем избежала полного крушения, что взяла
бразды правления в свои руки; и могу сказать, что в то утро, когда я
решилась на это, я, только чтобы не спасовать, держалась очень властно и
строго; мне важно было, чтобы все видели, что, предоставленная самой себе, я
сохраняю удивительную твердость духа. С таким видом я часа два ходила по
всему дому, и на лице моем ясно было написано, что я готова отразить любую
атаку. Итак, для всех, кого это сколько-нибудь касалось, я деловито ходила
туда-сюда, а на душе у меня была тоска.
Майлс, по крайней мере, до обеда. Во время моего обхода усадьбы он ни разу
не попался мне на глаза, но это явно и показывало всем, как изменились наши
отношения после того, как он накануне своей игрой на рояле так одурачил и
провел меня ради Флоры. И то, что Флору потом держали взаперти, и ее отъезд
сделали это очевидным для всех, да и сами мы теперь подтверждали происшедшую
перемену, нарушив обычай с утра заниматься в классной. Майлса уже не было,
когда я, сходя вниз, мимоходом заглянула к нему в комнату, а внизу мне
сказали, что он уже позавтракал с миссис Гроуз и сестрой в присутствии двух
горничных. По его словам, он пошел прогуляться, и я подумала, что этим он
как нельзя лучше совершенно откровенно дал мне попять, что в моих
обязанностях произошла крутая перемена. В чем будут теперь заключаться мои
обязанности - это, по-видимому, нам еще предстояло выяснить: во всяком
случае, я испытывала какое-то странное чувство облегчения - главным образом
за себя самое, - что мы хоть в этом перестанем притворяться. Если уж столько
всего открылось, то скажу без преувеличения, что всего нагляднее открылась
нелепость продолжать по-прежнему делать вид, будто я могу чему-то его учить.
На все его маленькие молчаливые увертки, когда он даже больше, чем я,
старался, чтобы я не уронила своего достоинства, я могла только взывать к
нему, чтобы он был со мной самим собой, таким, какой он по природе. Во
всяком случае, теперь ему была предоставлена полная свобода; я больше не
покушалась на нее, и явным доказательством этого было то, что накануне
вечером, когда мы сидели с ним в классной, я ни словом, ни намеком не
заикнулась о том, что у нас будет перерыв в занятиях. У меня было совсем
другое на уме. Но когда он наконец появился и я увидела это прелестное
личико, на котором все происшедшее не оставило еще ни тени, ни следа, все
задуманное мной показалось мне непреодолимо трудным, я не знала, как
подступиться к этому.
распорядилась, чтобы нам с мальчиком подавали обед в столовой, или, как у
нас говорилось - внизу, и теперь в пышном великолепии этой комнаты ждала его
перед окном, за которым в первое воскресенье после моего приезда мне
открылось то, что только смутно мелькало в речах миссис Гроуз. И вот здесь
сейчас я снова почувствовала - это чувство охватывало меня не раз, - что мое
душевное равновесие целиком зависит от того, хватит ли у меня твердости духа
закрыть как можно крепче глаза на ту истину, что все, с чем мне приходится
иметь дело, омерзительно, противно природе. Только полагаясь на природу,
доверившись ей, надеясь на нее, можно было пойти на это ужасное испытание,
как на какой-то страшный рывок в необычайную, противную сторону, очень
трудный, конечно, но в конце концов требующий для боя на равных условиях
только еще одного крутого поворота винта, чтобы выправить этот вывих
естества, заложенного в человеке природой. Тем не менее ни одна попытка не
требовала большего такта, чем вот эта - попытка заменить одной собой все
природное. Как могла я вложить хотя бы частицу естественности в наше
умолчание о том, что произошло? Но как, с другой стороны, могла я коснуться
этого, не погрузившись снова в этот чудовищный мрак? Через некоторое время я
нашла своего рода выход, и он, по-видимому, был принят одобрительно, ибо мои
маленький сотрапезник, несомненно, обнаружил редкую для него прозорливость,
как если бы он даже и сейчас - так это нередко бывало на уроках - нашел
тактичный способ выручить меня; Не стало ли нам ясно - теперь, когда мы
остались одни, - и так ясно, как еще никогда не бывало, что (при таких
благоприятных обстоятельствах, на редкость благоприятных) нелепо было бы
отказаться от помощи, какую может дать полное взаимопонимание. Для чего дан