нашей любви". А мистер Сансом непрерывно улыбался, даже в самых грустных
местах; сын поглядывал на него и вспоминал, как грозила ему Эллен, когда он
строил рожи: "Смотри, - говорила она, - так и останешься". Сия судьба и
постигла, видимо, мистера Сансома: обычно неподвижное, лицо его улыбалось
уже больше восьми дней. Покончив с красивой дамой и неотразимым мужчиной,
которые остались проводить медовый месяц на Бермудах, Джоул перешел к
рецепту пирога с банановым кремом; мистеру Сансому было все равно что роман,
что рецепт: он внимал им широко раскрытыми глазами.
отражались тот же самый потолок, свет, лица, мебель, темнота? Но если глаза
не могли от тебя избавиться, то и ты не мог от них убежать; иногда казалось,
что они в самом деле проницают все в комнате, их серая влажность
обволакивает все, как туман; и если они выделят слезы, это не будут обычные
слезы, а что-то серое или, может быть, зеленое, цветное, во всяком случае, и
твердое - как лед.
собрание шотландских легенд. В одной рассказывалось о человеке,
неосмотрительно составившем волшебное зелье, которое позволило ему читать
мысли других людей и заглядывать глубоко в их души; такое открылось ему зло
и так потрясло его, что глаза его превратились в незаживающие язвы, и в этом
состоянии он провел остаток дней. Легенда подействовала на Джоула, он
наполовину поверил в то, что глазам мистера Сансома открыто содержание его
мыслей, и старался поэтому направить их в сторону от всего личного,
"...смешайте сахар, муку и соль, добавьте яичные желтки. Непрерывно
помешивая, влейте кипящее молоко..." То и дело он ощущал уколы совести:
почему его не так трогает несчастье мистера Сансома, почему он не может
полюбить его? Не видеть бы никогда мистера Сансома! Тогда он мог бы
по-прежнему представлять себе отца в том или ином чудесном облике - человека
с мужественным добрым голосом, настоящего отца. А этот мистер Сансом
определенно ему не отец. Этот мистер Сансом - просто-напросто пара безумных
глаз. "...выложите на испеченный лист теста, покройте белками, взбитыми с
сахаром, и снова запеките. Дозировка дана для девятидюймового пирога". Он
отложил журнал, женский журнал, который выписывала Эйми, и стал поправлять
подушки. Голова мистера Сансома каталась с боку на бок, говоря: "нет, нет,
нет"; голос же, царапающий, словно в горло была загнана горсть булавок,
произносил другое: "Добый мачик добый" снова и снова. "Мачик, добый мачик",
- сказал он, уронив красный теннисный мяч, и, когда Джоул подал его,
недельная улыбка стала еще стеклянной; она белела на сером лице скелета.
Внезапно за окнами раздался пронзительный свист. Джоул обернулся,
прислушался. Три свистка, затем уханье совы. Он подошел к окну. Это была
Айдабела; она стояла в саду, и рядом с ней - Генри. Окно никак не
открывалось, Джоул помахал ей, но она его не видела; он устремился к двери.
"Зой, - сказал мистер Сансом и отправил на пол все мячи, какие были на
кровати, - мачик зой, зой!"
лестнице и выскочил в сад. Впервые за все время их знакомства Джоул увидел,
как Айдабела ему обрадовалась: ее серьезное, озабоченное лицо разгладилось,
и он подумал даже, что она его обнимет - таким движением подняла она руки;
вместо этого, однако, она нагнулась и обняла Генри, стиснув ему шею так, что
старик даже заскулил.
каком-то смысле не обращала на него внимания - а именно, не удивилась его
сабле, - и когда она сказала: "Мы боялись, что тебя нет дома", в голосе ее
не было и следа всегдашней грубости. Джоул ощутил себя более сильным, чем
она, ощутил уверенность, которой никогда не чувствовал в обществе прежней
Айдабелы-сорванца. Он присел на корточки рядом с ней в тени дома, среди
склонившихся тюльпанов, под сенью листьев таро, исчерченных серебряными
следами улиток. Веснушчатое лицо ее было бледно, и на щеке алела припухшая
царапина от ногтя.
колени; сонно-покорный, он подставил брюхо, и она начала выбирать блох. -
Это я про папочку моего, старого гада. У нас там война вышла, с битьем и
таской - у меня с ним и с Флорабелой. Из-за Генри: застрелить его хотел,
Флорабела науськала... У Генри, говорит, смертельная болезнь - собачье
вранье это, с начала до конца. Я, кажись, ей нос сломала и зубов сколько-то.
Кровища из нее хлестала, что из свиньи, когда мы с Генри подались оттуда.
Всю ночь в потемках шлялись. - Она вдруг засмеялась сипло, как всегда. - А
рассвело - знаешь, кого увидели? Зу Фивер. Чуть дышит, столько барахла на
себя взвалила... Ух, ну, мы огорчились, за Джизуса-то. Ты смотри, умер
старик, а никто и слыхом не слыхал. Говорила я тебе: никто не знает, что в
Лендинге творится.
Сансом. Он знает все; каким-то непонятным образом его глаза обегают весь
мир: сию секунду они наблюдают за ним - в этом Джоул не сомневался. И не
исключено, что если бы у него был рассудок, он открыл бы Рандольфу
местонахождение Пепе Альвареса.
пальцем не тронут.
когда-нибудь идти?
глазами; будь это кто-нибудь другой, Джоул подумал бы, что она с ним
заигрывает.
Вдруг, деловито столкнув Генри с колен, она задушевно, по-приятельски
положила руку Джоулу на плечо: - А ты не хочешь удрать? - И, не дав
ответить, торопливо продолжала: - Вечером можно пойти в город, когда
стемнеет. Там цирк приехал, народу будет полно. Охота еще разок посмотреть;
в этом году, говорят, у них чертово колесо и...
задумывалась - и, поскольку теперь весь мир был к их услугам, единственное,
что пришло ей в голову:
На Западе можно жениться с двенадцати лет.
хочу жениться? Ты вот что, пацан: или ты веди себя прилично, веди себя, как
будто мы братья, или пошел на фиг. И девчоночьим делом - виноград собирать -
мы заниматься не будем. Я думала, мы во флот запишемся; а можно Генри
научить всяким штукам и поступить в цирк. Слушай, а ты можешь научиться
фокусам?
если они с Айдабелой сбегут, амулет им обязательно понадобится - и он
спросил, знает ли она дорогу к гостинице "Морок".
ручей, где мельница... У-у, это далеко. А зачем нам туда вообще?
амулет.
попугать ее, добавил: - А то с нами случится что-то страшное.
кричала из окна прямо над ними, но их не видела: листья таро скрывали их,
как зонт. - Надо же, оставил мистера Сансома, беспомощного, - ты совсем
сошел с ума?
дороге, к лесу.
деревьев, опутанных вьюнами; там и сям опускались и поднимались зеленые
бабочки, похожие на светлые листья яблонь; живая дорожка длинноцветных лилий
(только святым и героям, говорят старики, слышен туш из их раструбов) манила
как будто призрачными руками в кружевных перчатках. И Айдабела все время
махала руками: комары свирепствовали; как осколки огромного зеркала, бежали
навстречу и дробились под ногами Джоула комариные болотные лужи.
еще больше.
похожее на крокодила. - Кому они вообще нужны, деньги? Нам сейчас уж точно
не нужны... только на выпивку. Надо заначить столько, чтобы каждый день было
на кока-колу, - у меня мозги сохнут, если не выпью с ледиком. И на сигареты.
Выпить, покурить и Генри - больше мне ничего не нужно.
вместо ответа она завела нараспев: "...хорошо макаке по ночам во мраке рыжие
расчесывать вихры..."
сказала:
одалживать гончую. - Она засмеялась, и капли жеваной смолы выдавились у нее
из углов рта; на волосы ей села зеленая бабочка и повисла на локоне, как
бант. - Один раз они беглого каторжника ловили - в этой самой низине, -
мистер Блюи со своей гончей, и Сэм Редклиф, и Роберта Лейси, и шериф, и все
собаки с фермы; когда стемнело, видно стало их лампы в лесу и собачий лай
слышен; прямо праздник какой-то: папа с мужчинами и Роберта напились до
Никитин Юрий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Перумов Ник