еще три недели каникул".
осень хотела напомнить школьникам: побегали, побездельничали - и
хватит. Но скоро природа смилостивилась и вернула лето. Теперь оно
называлось "бабье лето". Пришли ясные тихие дни - с неподвижными
листьями, присыпанными золотистой пылью, со стеклянными паутинками в
прозрачном воздухе.
день распахивала настежь створки. В теплом воздухе был запах увядаю-
щих деревьев, натертого шинами асфальта, политых из шланга цветоч-
ных гряд. Ласковое это тепло было непрочным, но все-таки еще летним.
По-летнему галдели воробьи, по-летнему шумела малышня на площадке
недалекого детского сада, и Журавленок прибегал - тоже летний, весе-
лый, загорелый, такой же, как в первый день, когда появился у Бран-
дуковых. Все в той же рубашке с черной ленточкой над карманом.
и с Иринки портрет. Вернее, картину. Называлась она "Качели". Но это
пока. Может быть, потом у нее будет название "Друзья" или просто
"Лето". Не в этом дело. Дело в том, что картина получалась. Вера Вя-
чеславовна видела, что, когда Игорь берется за эту работу, он забы-
вает обо всем, кроме радости. Забывает о ссоре с начальством в отде-
лении Союза художников, о персональной выставке, которую то назна-
чают, то опять откладывают, о шумном приятеле Иннокентии Заволжском,
который мнит себя знаменитостью, а думает больше о веселых компа-
ниях и ресторане.
него своя мастерская, три полотна в местной галерее, выставки чуть
не каждый год... А Игорю - работать и работать.
с какой до этого писал, пожалуй, только "Путь в неведомое". Еще в
начале августа он сделал первые этюды: пошел как-то с Иринкой и Жур-
кой прогуляться в соседний сквер, увидел, как они забрались на каче-
ли, и вдруг воскликнул: "Братцы, не уходите отсюда! Я сейчас!" И
помчался за этюдником...
позировать ему хотя бы полчасика в день. И они соглашались. Правда,
потом Иринка призналась, что Журка очень стеснялся любопытных зрите-
лей, да и она тоже.
да сентябрьское солнце врывалось в распахнутое окно. В комнате соо-
рудили перекладину, подвесили самодельные качели - доску на толстых
веревках. Иринка садилась на нее, Журка вскакивал, Игорь торопливо,
брался за кисть. И было хорошо - никаких зрителей, кроме Веры Вячес-
лавовны. Но Вера Вячеславовна видела, что ее не стесняются нисколеч-
ко...
На нем среди солнечной зелени, за которой виднелись крыши и антенны,
спокойно висели качели. Иринка в белом платьице с синими горошинами
сидела, свесив с доски ноги, улыбалась и смотрела вверх - на Журку.
Журка стоял, ухватившись за веревку, тянулся вверх и показывал ку-
да-то в небо: то ли на веселых птиц, то ли на самолет. Но смотрел не
в высоту, а на Иринку, словно спрашивал: "Видишь? Здорово, да?" В
золотистом свете, тоненький, легкий, на прямых напружиненных ногах,
он сам был, как лучик, отраженный осколком зеркала с земли в небо.
кая-то беззащитность. И, глядя на картину. Вера Вячеславовна каждый
раз со щемя щей нежностью и тревогой вспоминала голубую жилку, кото-
рую, кажется, кожно перебить даже травинкой...
тать, трогая бликами листья, солнечными точками - ребячьи волосы,
зеленым сумраком - тени в кустах. Тонко выписал сухой стебелек, зас-
трявший под погончиком Журкиной рубашки, и крылатое семечко клена,
упавшее Иринке на платье.
стоит уже оставить картину. А то можно "зализать" и "пересушить".
Однако Игорь нетерпеливо мотнул головой и с осторожной ласковостью
спросил у Журки:
то...
этой работой. Но, может быть, он был и прав, когда говорил, что кар-
тина не закончена. Художнику виднее. Никому из посторонних Игорь по-
лотно не показывал, даже Иннокентия решительно прогнал с порога
своей комнаты.
поразить ценителей очередным взлетом... Верю и одобряю. А только от-
дых тоже необходим для творческой личности. Зашел бы ко мне, посмот-
рел бы мои работы, я не таюсь. Обсудили бы кое-что, посидели...
что с улицы на третий этаж донеслось знакомое щелканье кроссовок по
асфальту: это опять мчался к Брандуковым Журка.
эти "сеансы живописи". Игорь не заставлял ребят замирать в нужных
позах, не ворчал, когда они баловались и раскачивали доску. Он рабо-
тал быстро, легко схватывая мгновенные движения света и красок.
славные дни, она садилась в углу мастерской, смотрела, как работает
муж, и слушала, о чем болтают ребята. А иногда сама расспрашивала о
школьных делах. Спросила однажды, нравится ли Журке школа.
кая же, как у нас в Картинске.- Он вдруг засмеялся:- Так же дежурные
голосят у дверей: "Где сменная обувь?" И так же столовой пахнет на
первом этаже. Будто и не уезжал со старого места.
торожно заметила Вера Вячеславовна.
Что мы в одном классе. Иринка, я да еще ребята с нашего двора: Саня
Лавенков, Митька Бурин, Горька Валохин... Тот, что заходил недавно.
ли коричневые с медным отливом волосы и непонятный взгляд из-под
этих волос: настороженный и немного виноватый. Мальчик побыл недол-
го, обедать отказался и ушел, объяснив, что дома "куча дел". На по-
роге он обернулся и спросил у Журки:
- короткая, но доверчивая.
спросила Иринка, когда мальчик ушел. Журка сказал беззаботно:
всего ничего...
за полчаса, а вечером зарывался в дедушкины книги. Одни из них были
интересные, и Журка читал их подряд. Некоторые казались скучноваты-
ми, но Журка все равно перелистывал их: разглядывал старинные помет-
ки на полях, иллюстрации, виньетки, читал отдельные страницы. И
знал, что когда-нибудь и эти книги прочитает всерьез. А пока они ра-
довали его даже непрочитанные. Они были как загадочные гости из да-
леких времен. В каждой из них таилась неспокойная и громадная жизнь.
Даже в таких непонятных, как, например, "Сочинение об описи морских
берегов, Г. Мекензия". "Сочинение" было издано при Морском кадетском
корпусе в 1836 году. Книга эта, наверно, побывала в экспедициях на
парусных фрегатах, которые искали незнакомые берега. А может быть,
ее читали знаменитые адмиралы - Нахимов, Невельской, Беллинсгаузен,
Литке?
схем попадались слова, которые пахнут джунглями и соленым прибоем:
при всем том способ измерения при помощи сего инструмента не может
удобно употреблен быть в таковых путешествиях, поелику в неизвест-
ных, мало населенных и большей частию еще диких странах едва только
можно найти тропинку на ровном месте, а тем паче еще обрести через
утесы и леса дорогу на вершину никогда не посещенной горы..."
шлюпке у полосы прибоя, и пена летит через борт, хлещет по высоким
ботфортам, и соленые капельки оседают на выпуклом стекле медной
подзорной трубы. А за бурунами - берег незнакомой страны с непрог-
лядной чащей дикого леса. Что там, в этой чаще? Развалины древних
городов? Неизвестные звери и птицы? Отравленные стрелы осторожного
африканского племени?..