Глава 9
Вот уже начало мая, я пробыл в Лондоне почти месяц, скучая по
Камусфеарне, и не могу больше дождаться, когда же увижу, как играет Мидж
под водопадом, резвясь у ручья и на берегу острова. Я заехал в свой
родовой дом на юге Шотландии, где Мидж отведал частичной свободы перед
полнейшей вольницей на севере.
речи о том, чтобы снова заключить Миджа в ящик, и, к сожалению, нет других
законных способов провоза выдры поездом. Что касается незаконных путей, к
которым я вынужден был прибегать в тот раз и впоследствии, то мне пришлось
дорого платить, как это бывает со всеми, кому приходится иметь дело с
черным рынком. Он путешествовал со мной в мягком вагоне первого класса, и
такой вид транспорта ему очень нравился.
железнодорожным вокзалам и полное пренебрежение к оглушающему грохоту и
невероятному скоплению народа.
(на котором я заметил слова "Дайте подробное описание") и уже повернулся
было к следующему пассажиру в очереди, как вдруг глаза у него удивлённо
раскрылись до предела. А Мидж на натянутом поводке устремился по
оживлённой платформе, не обращая внимания на крики и суматоху, паровозные
гудки и грохот багажных тележек.Я довольно тщательно спланировал всю
операцию, предусмотрев любые опасности и возможный выход из них
заблаговременно, и уже заплатил взятку. У меня была с собой корзина, в
которой было практически всё, что могло понадобиться Миджу для поездки, на
левой руке у меня было перекинуто армейское одеяло для защиты простыней от
запачканных на платформе лап, как только он войдёт в купе. Когда
первоначальное проникновение в крепость прошло, так сказать, без сучка и
задоринки, я почувствовал, что вознаграждён за свою предусмотрительность.
знакомстве с купе тут же убедился, что в раковине для мытья, хоть и сухой
в то время, заключается громадный потенциал удовольствий. Он тут же улёгся
в ней, тело его свернулось там как яблоко, запечённое в пироге, а лапами
он стал лихорадочно экспериментировать с хромированным краном. Однако, тот
оказался для него совершенно нового типа, который срабатывал при нажатии
вниз, и он не смог добыть ни капли в течение целых пяти минут. Наконец,
чтобы подняться на задние лапы, он навалился всем телом на ручку крана и
оказался буквально в своей стихии. В тот вечер было только одно
происшествие, которое, тем не менее, чуть было не привело к остановке
всего поезда и не представило возмущенным взорам официальных лиц моего
необычного спутника. Внимание моё отвлеклось от Миджа, поезд с грохотом
проносился по средней Англии весенними сумерками, а я смотрел в окно на
зелёные хлеба и кусты терновника, на высокие деревья с тяжёлой листвой, и
думал о том, как хорошо это стекло и движение поезда изолируют меня от
непосредственного контакта с этими желанными вещами и в то же время не
даёт защиты от влияния мрачного промышленного пейзажа. Задумавшись таким
образом, я и не помышлял о том, что в таком замкнутом пространстве Мидж
может устроить какую-либо серьёзную проказу. Мне и в голову не пришло,
что, взгромоздившись, к примеру, на груду багажа, он сможет достать
сигнальный шнурок. Однако он сделал именно это, и когда я глянул на него,
он уже крепко держал его в зубах, а лапами шарил в отверстии, куда уходили
концы. В этом, пожалуй, не было ничего страшного, и его ненасытное
любопытство к любой мелочи до сих пор ни к чему особенному не привело.
Когда же я двинулся к нему, он убрал лапки из отверстия и оперся ими о
стенку, чтобы потянуть за бечёвку. Чтобы дозвониться по связному
колокольчику, нужно потянуть достаточно сильно (однажды мне пришлось это
делать, когда мой сосед по купе вдруг умер, раскуривая трубку), но у Миджа
оказалось достаточно сил и, как выяснилось, решимости. Я ухватил его под
мышки, но он продолжал держаться, и когда я потянул его, то увидел, что
цепочка зловеще выгнулась наружу. Я сменил тактику и пихнул его в ту
сторону, и тогда он снова ухватился за неё лапами. Казалось, я попал в
безвыходное положение, которое могло окончиться позором, и тут меня
осенило. Мидж ужасно боялся щекотки, особенно в районе рёбер. Я стал
лихорадочно щекотать его, и тут же челюсти у него расслабились, мордочка
расплылась в дурацкой ухмылке, которую он приберегал для таких случаев, и
он стал корчиться. Чуть позже он несколько раз пробовал снова подобраться
к этому шнурку, но к этому времени я уже переложил чемоданы, и несмотря на
всю эластичность тела, ему уже было никак не дотянуться до него.
действиям. В ту ночь, хоть он уже и привык спать на кровати, положив
голову мне на ноги, он расположился точно так же, как и в первую ночь,
когда появился в моей квартире:
таком положении и застал его утром проводник, когда принёс чай. Он
уставился на Миджа и спросил: "Вам чай на одного или двоих, сэр?"
обозначаться и вырабатываться характер. Вначале у мельничных плотин на
ферме, затем в большом озере, на которое выходят окна дома, и, наконец, в
море, в которое он, хоть никогда не знал солёной воды, вошёл без особого
удивления и продемонстрировал не только блестящие способности к плаванью,
но и готовность пожертвовать зовом свободы в пользу человеческого
общества. Вначале, предугадав остроту его инстинктов, я позволял ему
плавать только на длинной рыбацкой леске. Я купил спининговую катушку,
которая автоматически выбирала слабину и прикрепил её к тупому концу
большой удочки на лосося, но опасность того, что леска может зацепиться за
что-либо под водой, была слишком большой, и через неделю он уже бегал и
плавал свободно. Он носил уздечку, к которой в крайнем случае можно было
пристегнуть поводок, но она была главным образом для того, чтобы показать,
что он домашний зверёк, если бы кто-либо вздумал поохотиться на него, а не
средством усмирения. Конструкция этой уздечки, которая не мешала бы ему
двигаться и не могла бы зацепиться за полузатопленные ветви и тем самым
утопить его, занимала моё воображение много месяцев, и только к концу года
была доведена до совершенства.
уважения, было наполнено для меня очарованием, и наши долгие ежедневные
прогулки у ручья и в кустарнике, на лугу и на озере, были для меня
источником постоянных восторгов.
водоёма, в остальном хлопот с ним было не больше, чем с собакой, а
наблюдать за ним неизмеримо интересней. Его охотничьи способности были ещё
неразвиты, но иногда ему удавалось у мельничной плотины изловить угря, а в
проточной воде он ловил лягушек, которых обдирал со сноровкой,
порождённой, очевидно, длительной практикой. Я верно угадал, что в его
ранней молодости, когда он жил в хозяйстве болотных арабов, у него
выработался просвещённый и прогрессивный взгляд на домашнюю птицу, ибо ни
один "болотник" не потерпел бы хищника на своём дворе, где редкие тощие
пугала, которые считаются там курами, могли бы пострадать. И верно,
оказалось, что Мидж следовал за мной по переполненному, кудахтающему
птичнику, ни разу даже не бросив взгляда ни влево, ни вправо. К
большинству домашних животных он был равнодушен, но чёрных коров и быков,
очевидно, принимал за чёрных буйволов со своей родины, и если они
собирались на берегу водоёма, где он плавал, то прямо с ума сходил от
возбуждения, ныряя, вихляясь и визжа от удовольствия.
подолгу носил с собой какой-то увлёкший его предмет: стебелёк
рододендрона, пустую гильзу двенадцатого калибра, еловую шишку или, как
однажды было, женский гребешок с искусственным бриллиантом. Он нашёл его у
дороги, когда мы утром отправились на прогулку, и таскал его с собой часа
три, клал на берегу, когда отправлялся поплавать, и тут же возвращался к
нему, как только выбирался на берег.
Ежедневно следуя теми путями, к которым Мидж выказывал предпочтение, я
обнаружил, что он, всё-таки почти незаметно влекомый инстинктом, вёл меня
в мир, где живут выдры в этой местности: водная стихия глубоких проток
между высоких, испещрённых корневищами берегов, где листья подлеска
сходятся над головой, неразгаданные проходы и туннели в тростнике на
берегу озера, мшистые дренажные трубы и заросли калужницы болотной,
островки с буреломами и вывороченными корнями, где ветер шелестит в ветвях
ивняка. Как иногда услышишь или вычитаешь странное, необычное имя, и затем
оно преследует тебя постоянно, как бы случайно повторяясь, так теперь и я,
познакомившись через Миджбила с выдрами, то и дело стал замечать вокруг
следы их присутствия там, где раньше не обращал на них внимания.
выпотрошенный трухлявый ствол дерева, внутри которого устроено сухое
спальное место, отпечаток широкой перепончатой лапы, небольшой кусочек
похожего на смолу помёта, состоящего преимущественно из костей угря,
отложенного на камне посреди ручья. Я предполагал, что к ним-то Мидж
проявит хотя бы такой же интерес, какой он проявлял к помёту собак, но,
возможно, потому, что у выдр не принято пользоваться экскрементами в
качестве информации или сообщения, или же потому, что он не узнавал в них
продукт собственного рода, то относился к ним так, как будто бы их не
существует.
только одно теплокровное животное, и то не стал есть его, так как,
по-видимому, испытывал ужас перед кровью и плотью теплокровных животных.
На этот раз он плавал в тростниковом озёрке и поймал птенца шотландской
куропатки нескольких дней от роду, чёрное тщедушное пугало размером в
половину однодневного цыплёнка. У него была привычка прятать свои
Сертаков Виталий
Самойлова Елена
Шекли Роберт
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Василенко Иван