бом поднимается рыжая борода.
тальной каплей.
27
я видеть этого паршивца. Хорошеньким бы щелчком по носу я его угостил.
Клянусь бабушкой!
надера.
вольте: родился в тысяча восемьсот девяностом году, именинник пятнадца-
того июля по старому стилю, бабушку звали Пульхерией.
задние ноги.
как те на бегу умеют опорожнять свой мочевой пузырь. Везде ложь!
Марьи Петровны умирают. Я сам читал на Ваганьковке: "Под сим крестом по-
коится тело раба твоего Кривопупикова". Совершенно неоспоримо, что Нико-
лай Васильевич Гоголь "приказал кланяться". Иначе бы ему не поставили
памятника. Подумаешь, тоже важность - "Мертвые души"! Дворник с нашего
двора - старый Федотыч, разумеется, протянет ноги. Вот эта кобыла с кра-
сивыми, витающими в облаках глазами сдохнет через годик-другой. Но при
чем же тут Ольга? Че-пу-ха! Ее бессмертие я ощущаю не менее правдиво,
чем шляпу на своей голове. Ее вечную жизнь я вижу столь же ясно, как
этот императорский зад, раздавивший скрипучие козлы. Не вообразите, что
я говорю о чем-то таинственном, вроде витанья души в надзвездных прост-
ранствах или о переселении ее в черного кота. Ничего подобного. Я просто
утверждаю, что мы с Ольгой будем из тысячелетия в тысячелетие кушать те-
лячьи котлеты, ходить в баню, страдать запорами, читать Овидия и засы-
пать в театре. Если бы в одну из пылинок мгновения я поверил, что будет
иначе, разве мог бы я как ни в чем не бывало жить дальше?.. Есть? пить?
спать? двигаться? стоять на месте?.. Подождите, подождите! А вы? Вы, лю-
безнейший Иван Иванович? Когда вы, Иван Иванович, сентиментально вздыха-
ете: "Ах, я чувствую приближение смерти", что это: пустое, выпотрошен-
ное, ничего не значащее слово? или - нечто - что вы ощущаете так же
правдиво, как я шляпу на своей голове? Смерть! Понимаете - смерть? Вот
вы, милейший Иван Иванович, - старший бухгалтер и... труп. На вас, на
Ивана Ивановича - старшего бухгалтера, а не на Ивана Петровича - младше-
го бухгалтера, натягивают коленкоровый саван. У вас на веках лежат мед-
ные пятаки. Вы смердите. Вас запихивают в гроб. Кидают в яму. Вас жрут
черви. Чувствуете? Врете, гражданин. Нагло врете. Ничего вы не чувствуе-
те. Ни-че-го. Ровнехонько. Иначе бы вы, Иван Иванович, сидели сейчас не
за бухгалтерской конторкой, а на Канатчиковой даче. Кусали бы каменные
стены и животным криком разбивали тусклые стекла, зашитые железными
прутьями. Если бы вы, Иван Иванович, увидели свою смерть так же ясно,
как я вижу на козлах зад императора, одинаково равнодушный к страшному
человеческому горю и к ослепительному человеческому счастью, вы бы,
гражданин, в ту же секунду собственными ногтями выдрали - с кровью и мя-
сом - свои увидевшие глаза.
28
мые памятники. Дряхлый звонарь безлюдного прихода ударил в колокол.
руку цвета красной лошадиной мочи.
тащилось, тянулось, как липкая собачья слюна, и вдруг, ни с того ни с
сего, вздыбилось, понеслось, заскакало с разъяренной стремительностью.
29
жемчуга, потянулась к ночному столику.
из серебра.
стоит коробка с шоколадными конфетами. Несколько пьяных вишен рассыпа-
лись по гладкому грушевому дереву.
что это кровь. Потом успокоился, увидав запекшийся на нижней губе шоко-
лад.
Тогда Ольга вытащила из-под одеяла скрученное мохнатое полотенце. Поло-
тенце до последней нитки было пропитано кровью. Грузные капли падали на
шелковое одеяло.
ги.
сладкие капельки рома:
уже пьяных вишен стоит, пожалуй, жить на свете...
30
Операцию делают без хлороформа.
31
пальцы ее жаркие руки. Они так прозрачны, что кажется - если их положить
на открытую книгу, то можно будет читать фразы, набранные петитом.
морфий.
занными губами... я, должно быть, ужасная рожа.
32
33