Добрэ, слухай, я пиду, щоб нэ скрыбло.
-- Что скребло? -- удивился корреспондент.
-- Та, глухий послухав як мы з лисов, грошив дал и кажэ: "На душе как-то
скребет, ты ба отошел хоть в сторонку"
Гость с отврашением улыбнулся и замер.Над ними проплывали ватные летние
облака. Их отсюда было видно больше, чем снизу. И видно было, что на другом
холме у самого горизонта тоже стоит церковь.
-- Знаешь, что мужик, вот тебе десятка, а слушать не буду.
-- Ни, дякуйтэ, мэни дурни гроши нэ трэба, я тэж гордость маю, ты що ж,
думаеш усэ продается? Ни, глумытыся нэ дозволю.
-- Ну как хочешь, я только хотел посмотреть, хорошо ли стоят леса.
С этими словами, гость спрыгнул на землю прямо с третьего яруса. Потом
нашел ореховый прутик и пошел дальше. Мужик сплюнул вослед, тихо матернулся
и принялся скрести стену. Вскоре появился и отец Серафим. Он
поинтересовался, не голоден ли гость, и когда тот отказался, они пошли в
дальний угол, где под ракитой стояла деревянная скамейка.
-- Батюшка, пишут много об этом деле, и о вас пишут всякое, но я хотел
сначала спросить о другом. Я труд ваш читал и меня заинтересовал этот, как
вы выражаетесь, "новый человек". Я плохо улавливаю разницу между нигилистом
и новым человеком. Положим, этот новый человек действительно существовал
бы, и, положим, был готов даже на преступление и даже совершил бы его, ну,
допустим, убил бы топором старуху процентщицу, и что, совсем бы и не
мучился?
-- Новый человек преступлений не совершает, он строит новый мир.
-- Забавно, в чем же его зло для мира?
-- Он топором строить будет.
"А чем же еще строят?!" -- мелькнула у Вадима мысль.
-- Стоп, стоп, значит все-таки старуху то порешит?
-- Убьет. Но не будет знать, что это преступление.
-- Но и Родион Раскольников считал себя правым.
-- Да, считал, но он знал, что идет на преступление. Он боролся с Богом,
т.е. признавал Бога, пытался своим преступлением в себе Его убить. Ведь он
мучался от отсутствия мучений совести, стало быть верил, что где-то же она
существует!
-- Но, положим, новый человек победил, и в том новом мире остались бы
только все как он, то не было бы и зла?
-- Не было бы. Ни добра, ни зла.
-- Какие же проблемы! -- как-то горячо уже заключил журналист.
-- Проблема одна, этот мир -- Царство Антихриста, отражение будущего Ада.
Вадим улыбнулся.
-- Извините, батюшка, вспомнил песню, может быть и вы ее помните, там были
такие странные слова: этот мир придуман не нами. Я вот подумал, а что, если
мир-таки придуман? Что если все это небо, этот храм вы, я и даже тот
мужичок на лесах, что подслушивает ваши молитвы, и все вокруг есть только
плод чьего-то воображения, возможно и больного.
-- Допускаю. -- неожиданно согласился иеромонах.
-- Нет, вы меня не поняли, я не Бога имею в виду, и не Демиурга, нет, а
так, как бы Бога, ну как бы некоего закулисного человека.
-- И я имею в виду.
-- Вот это действительно забавно, то есть, вы при вашем обете и православии
допускаете такое философское предположение? Да где же Бог тогда?
-- Он Богу не помеха.
Бог от начала предвидит все наши действия.
-- Но как же принцип свободы воли?
-- Чьей свободы?
Отец Серафим прямо смотрел в опущенные очи корреспондента. Тот
профессионально делал заметки в записной книжке.
-- Хорошо, а конкретно, этот новый человек, как вы его видите?
-- В шлеме.
-- В шлеме, в водолазном? -- как-то нервно вскрикнул Вадим.
-- Нет, он подобен летчику бомбардировщика, он убивает, не глядя в глаза
жертве. Он на задании.
-- Как на задании?
-- Как вы. Вы ищите правду, а Истину обходите стороной.
-- Ага, -- Вадим будто обрадовался такому родству, -- Ну, а представим на
минуту, конечно, только для образности, что он -- это я, и пришел к вам, и
встал к лицу лицом, и что бы вы ему сказали?
-- Не жги книг, которые надобно есть, и не ешь книг, которые надо бы жечь.
-- Но книги жечь, батюшка, как-то кострами инквизиции попахивает.
-- Есть книги тоже не принято.
-- То есть надобно есть, как ел Иоанн? Но как же быть, если книги уже
сожжены, ведь он уже переступил, там, в третьем вагоне.
-- Покайся! -- твердо сказал иеромонах.
-- Но новый человек не может кается. Какие же у него могут быть
затруднения? В чем его ад?
-- Для него ад это встреча с самим собой.
-- Звучит загадочно.
Журналист опять заглянул в спасительный блокнот и сказал: -- Все-таки,
какое-то получается у нам пессимистичное
интервью. Читатели уже начинают уставать от чернухи. В чем же надежда для
читателя, как жить ему в том мире, в царстве Антихриста?
-- На земле нет рая. Так в чем надежда?
-- В Боге.
-- Хорошо, а как же быть с неверующими?
-- У них еще есть время обратиться к Христу.
20
Воропаев, стараясь не делать резких движений, достал сигарету и прикурил от
свечи.
-- Андрей Алексеевич, ты не будешь так любезен поглядеть на столик за моей
спиной? -- спросил Вениамин Семенович и чуть пододвинул стул освобождая
тому обзор.
Андрей сидел с отрешенным лицом. Он вспоминал одну беседу с Учителем о
добре и зле. В этом мире зло и добро связаны одной цепью, не бывает добра
без зла и наоборот. -- Говорил Учитель.