Чтение 23–й страницы книги ~Псы-витязи~

дама, но натиск прекратила.-- Мы тут секретные.

-- Значит, уже распространяется, отстали вы от жизни, связи-то
нет. Вот я вместо связи и работаю,-- Митя непритворно застонал,
страдая от боли и тупых лиц секретных работниц.-- Гражданки, вам
велено отсюда немедленно выметаться, то бишь спасаться.

Дамы вдруг смилостивились, прислушались и стали спешно
исчезать.

В очистившемся от женских тел помещении сделалась видимой
стальная дверь с черепом и костями. Какой-то остряк пририсовал
черепу бороду и шапку Деда Мороза.

-- Как открывается эта дверь?-- окликнул Митя одну из
последних женщин, чья эвакуация замедлялась крупными габаритами.

-- Там сидит один, сторожит склад ценных биопрепаратов. Товарищ
Маленкович. Вы позвоните, но он все равно не откроет.
Он открывает только Курочкину и главному.

-- Так и ему ж надо эвакуироваться.-- едва скрывая коварство,
сказал Митя.

-- Ему не надо, кому он такой нужен. Да и сам он оттуда никогда
не уйдет. Он ведь тоже своего рода биопрепарат,-- сказала
напоследок дама-учетчица и скрылась.

Однако после звонка дверь неспешно распахнулась и Митя вступил в
царство холода.

-- Ну, что это сегодня от Курочкина покоя нет. Вы -- Тюлькин,
да? Какие вам образцы?-- спросил некто, отчаянно худой и
высокий. Возраст его и даже пол были трудноопределимым. И
вообще выглядел он страшновато. Наверное, это и был товарищ
Маленкович.

-- Инго. За номером 345656. Вот так, кажется не ошибся.

-- Не ошибся,-- подтвердил неопределенный как тень человек.--
Пошли.

"Неужели так все просто? И маразматик без лишних вопросов отдаст
ему вожделенный препарат?"-- теплая волна прокатилась по телу
Мити, вытесняя боль и холод.

Они двигались вдоль стальных шкафов. И все это изрядно
напоминало хорошо оборудованный морг для долгосрочных упражнений
студентов-медиков.

-- Вот здесь они, любезный.

Двери холодильника распахнулись. Митя с большим интересом
заглянул внутрь и тут же получил крепкий удар в левую половину
затылка. Ему показалось, что череп его разлетелся и наружу
хлынуло все что было внутри: мысли, чувства, какая-то жижа и
даже боль.

Очнулся он от холода и от дурноты, выворачивающей внутренности
наружу. Дурнота даже была сильнее заметна чем боль, бьющаяся в
голове. Митя сверхусилием заставил себя разлепить веки.

На одной руке лежал жгут, из вены торчала игла. Другая рука
нащупала какую-то теплую гущу из волос и крови на затылке.
Может там и мозги?..

В руки Маленковича перекочевало помповое ружье и оно было
направлено ровно на Митю. В магазине два последних патрона, но
старичок может и не промахнуться, если он там какой-нибудь
пронафталиненный ворошиловский стрелок..

-- Значит, ты перешел через порог Ходжелла и стал бессмертным.--
сказал Маленкович дрожащим от зависти голосом.

-- А вы?-- машинально простонал Митя.

-- А я застрял на нем. Я старею, медленно превращаюсь в чудище,
но и до смерти мне далеко. Особенно если регулярно глотать
"ингу", особенно если жить без радостей, в холоде, на суровой
диете. Это разве жизнь? А ты, значит, сподобился бессмертия...

-- Мне -- тридцать лет...-- Митя сделал паузу, во время которой
отчаянно боролся с очередным натиском дурноты.-- Мне только
тридцатник, хотя я плохо выгляжу.

-- Да нет, ты хорошо выглядишь,-- оспорил старик Маленкович,
учитывая что тебе десять раз по тридцатнику, не меньше. А мне
всего лишь сто, но жить дальше невмоготу! Я тут с тридцать
восьмого года, с тех пор как рыли котлован под кирпичевский
институт. Вначале как чекист, потом как зэк.

-- Мне триста?-- вдруг поверил Митя, забыв даже о дурноте.-- А
чего же Светлана ничего не...

Он сейчас вспоминал то, что предшествовало виселице.

-- Я долго болел и пил воду, настоенную на болотной ягоде. А
когда выздоровел меня повесили... Я был такой еще маленький, что
палач держал меня на руках, как мамка...

-- А меня взяли на эксперименты, после того как я переболел
тифом на этой вот великой стройке.-- заговорил о своем
человек-тень.-- До Кирпичева был тут начальником орденоносный
академик Тришин. Тришин уверен был, что мафусаилы существуют,
что дескать одного такого, по имени Еруслан, он лично хлопнул в
Гражданскую, а тот ожил и ушел. Тришин искал-искал и все-таки
нашел еще одного бессмертного по имени Девлет. И вот стали
делать переливания крови от Девлета ко мне. Тришин решил
вызвать у меня бессмертие, а потом разработанный метод применить
к товарищу Сталину.

-- Мне можно встать?-- спросил Митя, почувствовав, что незнамо
откуда подтекают силы.

-- Нет, полежи еще, послушай.-- распорядился старец.--
Социализм, если тебе еще неведомо, это, в первую очередь
исполнительская вертикаль, если точнее пирамида. Чтобы ничего
не посыпалось, тот, который сидит на верхушке вертикали, должен
жить долго, еще лучше вечно. Оттого, что у нас все вожди были
хлипкие, социализм так и не удалось выстроить до конца.
Девлет-то не оправдал надежд, дефективный оказался, в кому впал,
пришлось его заморозить на неопределенное время. Эксперименты
на мне тоже прекратились. Товарищ Сталин безвременно почил,
товарищ Брежнев тоже, исполнительская вертикаль полностью и
окончательно рассыпалась... Но теперь все наладится, ты
качественнее Девлета, я буду брать твою кровь и твое бессмертие
перейдет ко мне.

Выслушав этот пассаж, Митя резко ухватился за дуло ружья и
оттолкнувшись от пола локтями, обезоружил старика.

-- Все, дедушка, отвоевался. Как не вертись, а в могилку ложись.

-- Значит, ты так.-- ласково улыбнулся Маленкович.-- А мы сяк.

Старец распахнул дверь еще одного холодильника и Митя увидел
огромное тело, лежащее как будто в неглубокой ванне, прикрытое
полиэтиленом и забросанное кусками сильно дымящегося сухого льда.

Тело вдруг вздрогнуло, потом еще раз и... стало подниматься из
углекислотного тумана.

-- Да я уже поднял температуру с минус двадцати до нуля.--
объяснил Маленкович.-- Но, в принципе, он уже и сам собрался
вставать...

Полиэтилен и сухой лед упали со встающего тела. Перед Митей
оказался мужчина центральноазиатской наружности, с невероятной
мускулатурой, придающей ему вид совершенно доисторический, с
зеленоватой словно граненой кожей, с инеем на длинных редких
волосах, похожих на перья, однако в советских "семейных" трусах
образца тридцатых годов.

-- Будьте знакомы, Девлет, монгольский богатырь, аскер из рода
таджиут, родич Чингиса...-- зазвенел радостный голос
Маленковича.-- Побей его, Девлетушка, но не насмерть, он нам
обоим пригодится.

Митя выстрелил, но промахнулся. Может, из-за тумана, или оттого,
что так и не решился убить диковинного человека. Но в следующее
мгновение ружье было выбито из его рук, а сам он брошен на
стену. Всколыхнуло болью и сломанную конечность, и разбитый
затылок.

Девлет надвигался на него и поднимал ногу. Чтобы побить
или чтобы раздавить? Что там творится в сумрачной
полуразмороженной голове древнего воина? И как найти силы к
сопротивлению...

Монгольский воин опустил ногу, однако же на пол, и полуобернулся
налево.

-- Ты полежи, Митя,-- сказал внезапно появившийся Еруслан,-- я с
этим батыром сам управлюсь... Кажись, знаком он мне.

Батыр зарычал, а может и сказал что-то непонятно оскорбительное,
и решительно двинулся к раненому витязю.

В руке у Еруслана появился меч, Девлет-батыр сорвал со стены
пожарный топор.

Топор свистнул, Еруслан уклонился от удара, но Митя понял, что
шансов у витязя не много.

Митя поискал глазами что-нибудь полезное для драки и пополз
туда, где валялось отброшенное ружье. Но тут кто-то впился ему в
шею острыми пальцами -- это постарался Маленкович. Митя
дернулся, но старикан накрепко вцепился в него холодными
жилистыми пальцами Харона.

Митя с трудом приподнялся, хотя боль пронзала его там и сям как
масло. Затем присел, стараясь не рухнуть, саданул Маленковичу
локтем, а уже захрипевшего старца ухватил за шею и перебросил
через себя.

Он мог теперь оглянуться и увидеть, что батыр загнал
Еруслана в угол между двумя холодильниками, а в руках у витязя