Чтение 23–й страницы книги ~Горец-4~

время, когда звал ее народ - "Ведьма Катрин".

Это время миновало больше четверти века назад. Во всяком случае - для
нее, для Катрин...

Для Конана же - больше четырех веков назад это было!..

Впрочем - как знать...

Домик выглядит так же - но Катрин ли в нем живет? Ведь не все
обстоятельства ТОЙ и ЭТОЙ жизни, ТОЙ и ЭТОЙ истории совпадают полностью.
Вот и у Дункана не все совпало. Алебарда - не офицерское копье...

Быть может, и здесь случилось что-то в этом роде? Маленькое,
незначительное расхождение - и не сойдутся пути Конана и Катрин, не будут
они знакомы друг с другом.

Или не будет она жить здесь, в этом доме. А возможно - и вообще жить
не будет здесь. Сейчас.

Конан вздрогнул. Как он не подумал - ведь такое может случиться, даже
если времена совпадают полностью. Третий десяток лет истекает с момента их
расставания!

А мало кто из обитателей Шотландии, да и иных земель, перешагивает в
этом веке рубеж пятидесятилетия...

Говорили в старину: Судьба разит людей, как ослепленная лошадь, -
кого ударит копытами, а кого и пропустит...

Но уже знал Конан: едва ли оправдаются его опасения. Здесь Катрин.
Жива она. И - та же самая, что была прежде.

Слишком уж свежа была растительность, покрывающая тропу, - свежа,
хотя и явно ступали по ней. Кто, кроме Катрин, мог бы ходить так?

И слишком уж умело была пострижена живая изгородь, окружающая дом.
Точно так же, как и тропинка: от нежелательного гостя - скроет жилище,
желанному - покажет...

И умным взглядом сквозь челку кудлатой шерсти глядел на подходящего
человека огромный пес, вынырнувший из-за этой изгороди. Он был спокоен.

Знала собака: приближающийся гость - не из тех, кого нужно облаивать.
И уже тем более не из тех, на кого скалить клыки...

Кто, кроме Катрин, смог бы так великолепно обучить овчарку?

А Дункан, застыв в седле, с недоумением смотрел на зеленый дом. С
недоумением - потому что сердца его вдруг коснулась теплая волна какой-то
странной гармонии, исходившей от этих мест.

Встроенная в живую изгородь калитка дрогнула, и Конан остановился как
вкопанный.

Сейчас он узнает все...

И - ничего не узнал.

Женщина, которая стояла в открывшемся проходе, очень походила на
Катрин - ту Катрин, которую запомнил Конан. И возраст тот же - лет
тридцать-тридцать пять с виду.

Но именно поэтому она не могла быть ею...

Впрочем, быть может, та, что нужна ему, - внутри дома? Не те уже у
нее годы теперь, чтобы самой гостей встречать...

- Мир дому сему!

- Мир... - женщина внимательно смотрела на пришельца.

- Ты - дочь хозяйки этой усадьбы, Катрин Мак-Коннехи?

- А ты сын того, кто привел сюда Катрин Мак-Коннехи, Конана
Мак-Лауда? - ответила женщина вопросом на вопрос.

Конан вздрогнул от неожиданности. Хотя, с другой стороны - чего уж
тут неожиданного? Его-то облик за эти годы не изменился...

Однако...

Показалось или нет, что в голосе женщины проскользнула легкая
насмешка? Наверное, показалось...

Должно быть, не насмешка это, а настороженность.

- Да, - ответил Конан, чтобы прекратить этот разговор.

- Значит, и я - да. Как же еще? - сказала женщина. - Войди в дом,
гость...

Имени своего она так и не назвала. И Конан не спросил его, да и сам
не назвался.

А лохматый бобтейл [бобтейл - древняя порода пастушеских собак,
распространенная в Англии и части Шотландии] остался сидеть у калитки
снаружи. Даже после того, как хозяйка и ее гость прошли во двор.

Сидел и посматривал на второго пришельца, который остался вблизи
основного тракта, держа лошадей в поводу.

Чем-то беспокоил его этот человек... Впрочем, он как будто не
собирался приближаться.

Переступив порог, Конан огляделся по сторонам.

Все внутри дома вроде бы оставалось прежним - таким, как видел он его
в последний раз... Таким, да не совсем таким.

Так же были развешаны по стенам связки целебных трав. Так же варилось
в огромном медном котле, поставленном на очаг, какое-то зелье - видимо,
тоже целебное, так как острый и пряный запах расходился от него.

Запах не пищи, а лекарства.

И даже котел был прежним - кованой меди, округло-конический, словно
шлем великана, с четырьмя ручками в виде витых колец... Стоп!

Блестел бок котла красноватым блеском - цветом того металла, из
которого он и был изготовлен. Лишь легкая паутина недавней гари покрывала
его.

Был он тщательно вычищен и отполирован. Возможно, уже не в первый
раз...

А Старая Катрин, Катрин-ведьма, Катрин Мак-Коннехи никогда не чистила
свой котел, опасаясь, что вместе с сажей уйдет из ее дома счастье. Сама не
чистила - и никому другому не позволила бы.

Значит, напрасны его надежды... Нет в живых Катрин.

Но, может быть, дочь расскажет о ее судьбе? Более того - уж не
передала ли свое искусство Катрин-ведьма дочери? Так, как Мастер Тартана
или Мастер Меча - сыну передает?

Конан перевел взгляд на женщину, молча стоящую рядом. Кажется,
действительно в глазах ее читается настороженность... Или все-таки
насмешка это?

- Как зовут тебя, почтеннейшая?

- Катрин, - коротко ответила она.

- Как мать... А меня - Конаном называют.

- Как отца... - загадочно произнесла женщина. - И меч у тебя, вижу,
отцовский - кривой, с рукоятью из кости... У нас таких не делают...

Конан запнулся на мгновение.

- Не будем о мече моем говорить, Катрин, дочь Катрин. Скажи - давно
ли умерла твоя мать?

- Моя мать? Давно. Много лет назад... - женщина замолкла, как бы не
договорив чего-то.

Повернувшись к котлу, она не спеша помешала варево длинным черпаком
на ручке, вырезанной из оленьего рога. И лишь затем вновь повернулась к
Конану.

- Но мою мать совсем по-другому звали, Мак-Лауд...

В правой руке женщина по-прежнему держала черпак. А длинные, до
кисти, рукава платья она потянула вверх, когда склонялась над очагом.

Запястья ее теперь были открыты. Кажется, неспроста. Похоже, нарочно
показала она руки.

И Конан увидел.

Он увидел на правой руке шрам - маленький, почти сошедший, но
неповторимой формы. Будто рваная, неправильных очертаний, четырехлучевая
звезда...

И была эта звезда словно выкрашена черным. Не густо - чуть заметно.
Как бок котла...

А на левом запястье никакой отметины не было.

Говорили в старину: убери невозможное - и то, что останется, будет
истиной. Даже если невероятным кажется оно - оставшееся.

- Ну, наконец-то догадался, - только теперь женщина открыто пустила
на свое лицо улыбку. - А я уж думала - не узнаешь... Думала - впрямую
подсказывать придется.