Чтение 23–й страницы книги ~Школа двойников~

-- И начитанные, черт подери...

-- Выпускники одной альма-матер, -- пошла на мировую Лизавета.
Пикировка мешает расспросам, а она все-таки встретилась с главой "Перигора",
чтобы узнать как можно больше о его скрытном коллеге, о его друге-враге.

Приступить к допросу немедленно не получилось. Дорогу им преградил
мастодонтистый желтый броневик -- инкассаторы, почему-то в неурочный час,
утром, приехали в банк с благостным названием "Покровский". Броневичок
поставили на тротуаре, чтобы бравым охранникам в милицейской форме,
бронежилетах и с автоматами было удобнее отбиваться от потенциальных
налетчиков.

Один из стражников грозным взглядом остановил Лизавету, попытавшуюся
проскользнуть в узенький проход между броневиком и стенкой дома. Далее
последовал не менее грозный окрик:

-- Куда прешь! Не видишь -- деньги грузят! -- Для вящей наглядности
милиционер качнул дулом автомата.

Лизавета приостановилась и шепнула спутнику:

-- Зачем они старательно делают вид, будто банк можно ограбить без
сговора с охраной?

-- Вот за это вас и называют злюкой. Банки и просто так грабят...

-- У вас неполная информация. Я чуть ли не ежедневно читаю сводки ГУВД.
Там все время сообщают об ограбленных банках. И что получается -- как
ограбление банка, так какая-нибудь замечательная несуразность. -- Лизавета
назидательно подняла пальчик. -- Великое мошенничество -- обманом выманили
сорок тысяч долларов, в обмен подсунули куклы из российских рублей! Вы
меняли хоть раз пусть даже десятку в банке?

Психолог Кокошкин согласно кивнул. Осторожно придерживая Лизавету за
локоть, он повел ее в обход броневика, по проезжей части.

-- Наверняка вашу жалкую десятку, я уж не говорю о стодолларовой
купюре, обнюхивали и так, и этак, и ультрафиолетом подсвечивали, и пальцем
"плечо президента" поглаживали. И все эти предосторожности вокруг
относительно небольшой, по банковским меркам, суммы. -- Они вышли на
тротуар, Лизавета освободила локоть и продолжила: -- И вот появляется
человек, намеренный получить сущий пустяк, сорок тысяч баков. Тут,
естественно, все теряются и покорно принимают гору нарезанной бумаги. А
потом бегут в милицию. Милиция возбуждает уголовное дело по факту
мошенничества и включает описание этого потрясающего преступления в сводку.
А я, прогрессивный журналист и по совместительству отрешенное от мира наживы
и чистогана существо, ни разу не посещавшее храм злата, то бишь банк, должна
возмущенно озвучить сей безрадостный факт. Вот тогда я буду добрая. Если же
я позволю себе усомниться в лопоухости банковского кассира, то я злючка.
Предпочитаю быть не лишенной здравого смысла злючкой.

Пока Лизавета разглагольствовала, психолог опять уцепился за ее локоток
и помогал лавировать в людском потоке. Народу на Лиговке в этот час было
довольно много.

-- Вы логично рассуждаете, -- похвалил девушку Кокошкин.

-- Спасибо. Приходите еще, у меня много таких историй. Но я собиралась
говорить не об этом. -- Лизавета испытующе посмотрела на психолога, тот
тонко улыбнулся. -- Как сказала вам Людмила Андреевна, меня интересует ваш
однокашник.

Кокошкин снова прозрачно улыбнулся и продолжал молчать. Ждал, когда она
назовет имя.

-- Ваш коллега Олег Целуев...

-- Целуев... Сложная личность... -- многозначительно произнес психолог
и опять умолк.

-- Я слышала, люди вашей профессии страшно любят рисовать
психологические портреты. Может, попробуете? Тем более что Целуев был вашим
другом.

Игорь Кокошкин вздохнул и оттопырил нижнюю губу, отчего лицо его, и
раньше отмеченное печалью, стало совсем унылым.

-- Вы рассуждаете, как обыватель. Говорить о друзьях и близких с
профессиональной точки гораздо труднее. За время общения глаз
"замыливается". К тому же мы, психологи, тоже люди и отнюдь не "всегда на
работе". Хирурги стараются не оперировать родственников, следователю и судье
дают отвод, если подозреваемый или обвиняемый его друг. А мы из другого, что
ли, теста?

-- Хорошо, -- не стала спорить Лизавета, -- тогда расскажите о нем
просто как друг.

-- Правильный ход: не настаивать, а искать обходной маневр. -- Он опять
помог ей увернуться от столкновения. На этот раз они чуть не врезались в
маленького сизоносого мужичка с огромной тачкой.

-- Это вы только что сказали, что вовсе "не всегда на работе"?

-- Еще более грамотно -- обходной маневр и атака с тыла.

-- Я разрешаю вам нарисовать мой психологический портрет, но после
того, как поведаете все, что знаете о Целуеве.

Психолог опять вздохнул:

-- Да нечего рассказывать. Он -- то, что в романах русских классиков
именуется словом "подлец".

-- Даже так?

-- Ладно, извольте... Только сначала присядем, я не умею вести
серьезные разговоры на ходу.

Он огляделся и заметил кафе. Вернее, киоск, внутри которого стояли два
столика из литой пластмассы и шесть стульев. Подают в подобных заведениях
безалкогольные и горячительные напитки, кое-где имеются электрочайники или
электросамовары. Тогда в ассортименте появляются растворимый кофе и чай из
пакетиков.

-- Что будете пить? -- галантно поинтересовался психолог.

-- Яблочный сок, если его нет -- минералку.

Кокошкин пошел к стойке и вернулся с двумя бутылками французской воды
"Эвиан". Протянул одну Лизавете.

-- Стаканы -- только для горячительных напитков, воду следует пить из
горлышка.

Все-таки тонкий вкус и дорогостоящие замашки рано или поздно погубят
отечественную торговлю. В невзрачном уличном заведении подавали привезенную
из самой Галлии "Эвиан" и знать не хотели родную, кондовую "Полюстровскую".

-- Вы употребили слово "подлец".

-- Да! А как еще можно назвать человека, который женится на связях и
привилегиях и бросает жену -- к тому времени больную, -- потому что связи
перестали работать?

-- Никак, -- охотно ответила на риторический вопрос Лизавета.

-- А как можно назвать человека, который способен оклеветать друга, ну
пусть не друга, приятеля, лишь бы пробиться в аспирантуру? Или человека,
который не отдает долги?

-- И все это Целуев?

-- Да. -- Психолог отхлебнул минералки и поставил голубую бутылку на
стол. -- Он женился на дочке второго секретаря обкома, еще когда мы учились
на втором курсе. Девица была не красавица и даже не лощеная-холеная, а
наоборот -- болезненная и от этого сварливая. Жениха подобные вещи не
волновали. Зато учиться и пробиваться стало легче. В аспирантуру тогда было
не попасть. Он быстренько сориентировался и перепрыгнул на кафедру
политической психологии. Мест там тоже не было, но наш герой не смутился,
два звонка сверху, потом этот разговор "начистоту" с завкафедрой, разговор о
конкуренте, который якобы высмеивает труды заведующего... -- Кокошкин
замолчал, не то вспоминая "этот разговор", не то раздумывая, что еще можно
сказать, потом опять приложился к бутылке. -- Ученые самолюбивы и обидчивы,
так что место Олежек получил. Потом обком и обкомовские связи перестали
действовать. Когда его тесть ушел на пенсию, а не в банк, пришла пора
разводиться. Причем он продолжал дружить с некоторыми старыми друзьями уже
бывшего тестя -- с теми, кто нашел свое место под новым солнцем. И не без
помощи бывших "товарищей" открыл собственную фирмочку, которая стала
заниматься политическим консалтингом. Консультирует, так сказать, по всем
вопросам политического бытия! -- Теперь Игорь Кокошкин говорил
проникновенно, страстно. Он даже забыл про воду.

-- Вы не пожалели черной краски. У вас получился тип в духе Никколо
Макиавелли.

-- Не трогайте автора "Государя", он по сравнению со своими
последователями чистый младенец.

-- Он был первым.

-- В политике первых не бывает. До Макиавелли правители тоже умели быть
беспринципными.

Игорь Кокошкин допил минеральную воду, поморщился:

-- Может, что-нибудь покрепче?

-- Рано еще. -- Лизавета посмотрела на часы.

-- Плевать, что рано. Я бы выпил, для дезинфекции, раз уж... замарал
язык...

В его голосе звучала глубинная, застарелая горечь. Так пылко в наше
время не говорят даже о законченных подонках. Если, конечно, подонок не
нагадил по-крупному лично рассказчику. Совершенно очевидно, между Игорем
Кокошкиным и Олегом Целуевым существовала, выражаясь языком милицейского
протокола, личная неприязнь. А Лизавета в эту личную неприязнь влезла со
своим любопытством.

-- Хорошо, только мне белое вино. Ничего крепче я в одиннадцать утра не
вынесу.

-- Спасибо за компанию.

Сам Игорь выбрал коньяк.

-- А его работа?.. -- осторожно спросила Лизавета, когда они пригубили
каждый свое. Точнее, Лизавета действительно только коснулась губами края
стакана, а Игорь Кокошкин резким движением опрокинул коньяк в рот.

-- Что -- работа? -- Горькая складка, падавшая от носа к губам
психолога, стала еще более резкой; именно она делала его похожим на
упитанного Пьеро.