хорошего клева, это, по-твоему, что - признак утонченных манер? Причем
заметь, ты занимаешься этим с монотонной регулярностью.
будешь слушать или еще немного побрюзжишь?
что мы с тобой ошиблись и надо начинать все с самого начала.
последний тоскливый взгляд на свои удочки, концы которых торчали из-под
обрыва, как мачты затонувшего на мелководье парусника.
поперек...
хорошо я себя и сам не знаю. Бывает, выкинешь что-нибудь и удивляешься: черт
возьми, да я ли это? Ну так кто он, наш герой?
предполагал. Он у них был вроде как за штатом, ни по одной ведомости не
проходил... Только учти, что мы не уверены, он ли это. Просто очень уж
подходящий типчик, один к одному накладывается на портрет, который ты нам с
Аверкиным нарисовал. Юный компьютерный гений, мать его...
слизала. Я уже обратился к Сорокину, он обещал разослать по своим ребятам
ориентировку. Похоже на то, что наш молодчик понял, во что впутался,
испугался и подался в бега.
положение путем продажи известных тебе материалов в какую-нибудь бульварную
газетенку? Им ведь все равно, из какой мухи раздувать слона.
его надо искать. Слушай, а как вы на него вышли?
группы вспомнил, что, когда они вломились в офис, рядом с охранником был
какой-то парень. И парень, и охранник утверждали, что он не имеет никакого
отношения к ?Эре?. У следователя не было никаких оснований его задерживать.
Просмотрел, как водится, его документы и отпустил с миром. А потом, когда
все застопорилось, вспомнил. Вроде бы, говорит, они с охранником как-то
странно переглянулись... А тут как раз этот самый охранник заступает на
очередное дежурство. Наш следак и взял его в оборот. Колись, говорит, пока
за соучастие не упекли. Тут ему, можно сказать, повезло. Они ведь там все
грамотные, у каждого ума палата и свой собственный взгляд на законность и
конституционные права. А охранник - человек простой, от сохи, ничего, кроме
порнографических журналов, уже лет десять не читал. В общем, дрогнул он.
Что, спрашивает, этот парень натворил? А следак ему возьми да и ляпни:
старушку, мол, топором зарубил. У него, у следака, дочь-старшеклассница, так
он, бедняга, как раз накануне ?Преступление и наказание? перечитал от корки
до корки - чтобы, значит, доказать, что Достоевского читать не только нужно,
но и можно.
раскололся. Это, говорит, Чек. Больше, говорит, про него ничего не знаю:
Чек, и все. Знаю, говорит, что от компьютера сутками не отходит - ни жратва
ему не нужна, ни выпивка, ни бабы... Ну, а остальное, сам понимаешь, было
делом техники. Адрес его у нас есть, но самого его по этому адресу нет уже
двое суток - ни его, ни его машины... А в квартиру мы войти не можем, потому
что в деле замешана прокуратура, а они, как тебе известно, бывают просто
невыносимы. С одной стороны, никаких обысков без оформленного ордера, а с
другой стороны, никаких ордеров без веских доказательств того, что этот
самый Чек причастен к проникновению в компьютерную базу данных Управления...
Так что мы, похоже, опять в тупике.
рыбалка!
поплавка опять находились под водой, а одна из удочек даже свалилась с
рогульки и теперь плавала в метре от берега. Илларион снял с крючков двух
окуней и довольно крупную плотвичку, побросал их обратно в озеро, вздохнул и
вывернул туда же содержимое плававшей под корягой рыбацкой сетки Сматывая
удочки, он насвистывал замысловатый жалобный мотивчик.
тупоносый ?лендровер? защитного цвета на бешеной скорости въехал в полосу
висевшего над Москвой моросящего дождя.
***
говоря, он напрочь позабыл и об Аверкине, и о своем гордом единоборстве с
засекреченным спрутом, с головой уйдя в поиски хромого волка, который на его
глазах так лихо отделал Канаша, знал что-то о гибели его, Чека, сводной
сестры Анны и с помощью этой информации, похоже, крепко держал за горло
могущественного президента концерна ?Эра? Юрия Валерьевича Рогозина.
мрачная загадка, имевшая, к тому же, непосредственное отношение к его
собственной судьбе. Сколько ни уговаривал себя Чек, что таких совпадений
просто не бывает, уверенность в том, что его погибшую много лет назад
сестру, хромого зека и солидного бизнесмена Рогозина связывает какая-то
темная история, только крепла. Чтобы успокоиться, он даже открыл телефонную
книгу и пересчитал занесенных в нее абонентов, носивших фамилию Свешников.
Таких оказалось чертовски много, и это только по Москве. А по всей России? А
в ближнем зарубежье? Да и в дальнем, если поискать, непременно отыщется
сотня-полторы Свешниковых. Так почему же он решил, что речь идет именно о
его сестре? Ведь в подслушанном им разговоре даже не упоминалось имя. Только
фамилия и срок - одиннадцать лет. Это, как понял Чек, был срок тюремного
заключения, который хромой собеседник Рогозина отсидел по упомянутому им
делу Свешниковой. Впрочем, это уже были домыслы, хотя и правдоподобные. А
что касается самого срока... Что ж, бывает ведь, что у людей совпадают не
только фамилии, но и имена, отчества, а порой даже и даты рождения. Это
называется - полные тезки. А тут совпадение всего по двум пунктам: фамилия и
срок, который мог вообще относиться к чему-нибудь другому. Все это выглядело
вполне логично, но, несмотря на это, Чек продолжал мотаться по городу в
надежде встретить хромого. Им овладело что-то вроде затяжного приступа
безумия. На протяжении двух ночей он спал всего по два-три часа, а на третьи
сутки не пришел домой вовсе, заночевав в машине где-то в Хамовниках. Именно
утром третьего дня поисков на квартиру к нему явились посланные Мещеряковым
люди, но Чека, разумеется, там не застали.
сиденья в нормальное положение и с некоторым недоумением огляделся по
сторонам, морщась от неприятного хруста в затекшей шее.
предутреннего полумрака выступали унылые корпуса панельных девятиэтажек, по
пояс утонувшие в казавшейся при таком освещении угольно-черной зелени
разросшихся деревьев. По крыше и капоту автомобиля размеренно постукивал
дождь, по стеклам сползали капли. Усеянное бусинками капель стекло напомнило
Чеку старенькое бра, которое когда-то висело в маминой спальне. Абажур у
него был сделан в форме цилиндра, склеенного из небольших, не правильной
округлой формы зернышек какого-то прозрачного пластика с вкраплениями желтой
пластмассы. Это было красивое бра, но однажды Чек безнадежно загубил его,
накрыв красным шерстяным платком - для создания интима, как они тогда
говорили. Свет действительно получился интимным, красноватым и приглушенным,
но потом абажур нагрелся и потек, наполняя квартиру удушливой вонью паленой
пластмассы.
попытался припомнить, какой сегодня день, и понял, что еженедельный визит
мамы в его холостяцкую берлогу состоялся вчера. Она же, наверное, с ума
сходит, с раскаянием подумал Чек. Приехала, постояла под дверью, посидела на
лавочке во дворе и отправилась домой. Потом, конечно, стала звонить по
телефону: сначала ему, а потом по всем больницам, моргам и отделениям
милиции. Всю ночь, наверное, глаз не сомкнула...
перед его запертой на два замка дверью - сухонькая, сгорбленная,
преждевременно поседевшая, навьюченная двумя пудовыми сумками со жратвой для
ненаглядного сыночка, которые она кое-как приволокла сюда из Медведково и
которые теперь придется волочь обратно, - и ему стало по-настоящему плохо.
рулевой колонке головку ключа зажигания. - Метался по городу, жег бензин,
недосыпал, жрал, как бродячий пес, что попало и когда придется, а ключ ко
всей этой истории все время лежал у меня в кармане. Ведь достаточно было
поехать к маме и спросить у нее, как было дело. Это был бы не самый легкий
для нас обоих разговор, но я имею право знать, как умерла Анна, а мама не
должна нести эту ношу в одиночку. Хватит уже обо мне заботиться, и так
вынянчила дебила, который дальше собственного носа ничего не видит..."
словно за ночь успел каким-то неизвестным науке способом превратиться в
булыжник. Это уже было что-то новенькое, прежде за его ?хондой? такого не
водилось. Пожав плечами, Чек нашарил под приборной панелью скобу, с помощью
которой высвобождалась защелка капота, потянул ее на себя и вышел из машины
под моросящий дождь.
непролазной мешаниной проводов, пластиковых крышек и литых дюралевых
деталей. Больше привыкший копаться в потрохах системных блоков, чем в
автомобильных двигателях, Чек озадаченно почесал макушку. Он любил свою