Чтение 23–й страницы книги ~Тридцатого уничтожить!~

та часть - комната со своим входом - дом, им - эта, с верандой... - Павел
Семенович быстро захмелел, язык начал заплетаться, но мысли оставались
твердыми, не терялись. - Дружили мы с им аж с войны... Во как! А с Шурой,
теткой твоей, я ж первый зазнакомился... Красавица была! Во! Что твоя
матка... - кивнул он на фотографию. - А и то - родные сестры... Ты не
думай, Шура очень любила твою мать, а потом...

Семеныч неожиданно осекся, словно его кто-то одернул: даже пьяный не
стал говорить о том, что не является его личной тайной. Решив сменить тему
и не зная на какую, он снова взялся за бутылку, налил себе и Савелию.

- Выпьем! - предложил он и быстро опрокинул в сморщенный рот
жидкость, на этот раз отщипнул маленький кусочек хлеба, зажевал. - А ты,
значит, так в детдоме и прожил до армии?

- Детдом, потом - завод, в рабочем общежитии шил... потом уж
призвали...

- А почему после армии к тетке-то не заявился? Аль обижен был?

- После армии, то есть после дембеля, как Высоцкий поет: "Я раны
зализывал..." О тете Шуре... я и не знал, что есть у меня родная тетка...

- Вот стерва! Так озлобиться на сестру, что родного племяша в детдоме
держать?! У-у, характер! Кремень, не характер!.. - сердито цыкнул дед. -
Двенадцать лет склонял пожениться - ни в какую!.. А жили-то все одно
вместе...

Пьяно икнув, он поморщился, окинул взглядом комнату и огорченно
пробурчал:

- Это все мне должно было достаться! А она - тебе!.. Грехи, видать,
отчалить решила... потому и к Богу... - Старик настолько опьянел, что
совсем потерял над собой контроль. - А ты... пришел... на все
готовенькое...

- Чего буравишь, Павел Семенович? - рассердился Савелий,

- Да это... я так... для порядку... - спохватился он, даже чуточку
смутился. - Но ты... выстрадал ты довольно, сиротинушка ты мой!.. -
жалостливо всхлипнул и пьяно забормотал Семеныч. - Мне-то уж ничего не
надо... в могилу ить не утащишь... Эх, Шура, Шура! Вот стерва из стерв, а
любил до ума потери! - снова повторил он, видно, свою любимую фразу. -
Странная штука - яснеть-то!.. Любишь, не любишь... Веришь, не веришь, а
кричи: "Ура! Да здравствует наш дорогой..." Тьфу! Мать вашу...
Перестроились... Дудки! Шиш с маслом!.. Кто урвал в свое время, тот и
жует!.. Семьдесят лет в "струю", а мыла и колбасы... настоисси... И
сколько же людей угробили! Боже ж ты мой!.. Сколько эти друзья-соратники
народу-то настругали...

- Не понял? Какие "друзья-соратники"?

- Так эти, Сталин-то с Гитлером!.. Ага, думаешь, пьян, себя не помню
и плету что ни попала? Ан нет! Все соображаю! Люди-то еще посчитают - кто
больше русичей пограбил!.. Старый я - устал бояться, да и не хочу бале!..
А потом?.. Возьми пятнадцать тысяч!.. За Афган говорю... За десять лет
пятнадцать тысяч? Да я старый солдат, разведчик! Кому они очки пытаются
втереть? Не верю! Вся Россея в могилках да лагерях-то... А могилки-то все
под номерками... И мой брательник родный где-то свой номерок... - Он
всхлипнул, вытер глаза, полные слез, и снова плеснул себе водки. - Выпьем!
Помянем всех убиенных невинно?

Павел Семенович поднялся, но невзначай зацепил банку с компотом и
опрокинул на Савелия, залив всю форму темным компотом... Старик огорчился
и стал виновато стряхивать с него ягоды.

- Ох ты, оказия... - пьяно причитал он.

- Да ладно, Семеныч... высохнет, тогда... переоденусь... Ты, Семеныч,
того совсем... Идем, провожу тебя до дому, а сам - на пляж! Переоденусь
только...

- На пляж хорошо... - Старик снова икнул. - Богатая была... Ох,
богатая! Ты простучи здеся... Я-то не нашел, но... может, тебе повезет
больше! Только, тс-с-с... - приложил он палец к губам. Савелий помог ему
подняться со стула, вывел к выходу, но вдруг Семеныч резко выпрямился,
встряхнул головой и отстранился от Савелия.

- Я сам! Сам! - заявил дед, покачиваясь из стороны в сторону, но
прямо, держа голову.

После ухода старика Савелий некоторое время смотрел на фотографию
матери, потом опрокинул в рот остатки водки и начал переодеваться...

НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА

- Не сожжешь? - Савелий очнулся от голоса Бориса и поднял голову,
Борис кивнул на пресс. - Снова сюда кинули?

Савелий устало пожал плечами и ничего не ответил.

- Плотно вцепились... как бы не заездили Сивку крутые горки?! А ты
плюнь: нас дерут, а мы крепчаем! Идем, чифирнем, раскумаримся!

- Не тянет что-то... - вяло ответил Савелий.

- Хватит киснуть! Пошли! - подхватив под руки, Борис попытался
поднять Савелия.

В закуточке, словно специально образованном среди штабелей
бракованных деталей, сидели трое зеков. Они, словно завороженные, не
мигая, уставились на стеклянную банку с чифирем, прикрытую куском фанерки.

Увидев согбенную фигуру старика-грузчика, который совершал челночные
рейсы с тележкой по рельсам, обеспечивая деталями различные операции,
Борис поддал ему ногой под зад:

- Ты чего здесь расселся? Я же русским языком тебе сказал: за
вторяками подойдешь! - Чо ты, Кривой? Я не... я так сижу... вот... смотрю
просто... жду... - виновато залепетал старик, поднимаясь и ретируясь в
сторону. Однако он ушел не совсем: сел поодаль, бросая жадные взгляды на
банку с желанной жидкостью.

- Чего ты на него взъелся? - лениво поинтересовался Савелий.

- Надоел, всю плешь проел: "Не бросай - покурим! Не выливай -
допьем!" Так и пасет, так и пасет!.. Ладно, хватит о нем! Погнали! Серый -
банкуй!

Морщинистый мужик, у которого на одном веке была наколка "Раб", на
другом - "КПСС", болтанув из банки в кружку и обратно, дождался, когда
осядут нифиля, налил четверть кружки и, обжигаясь, сделал три глотка.
Причмокнув от удовольствия, передал сидящему рядом Савелию.

- Ништяк упарился!

- Еще бы! Вышак! - заметил значительно Кривой.

- Слышь, Кривой, ты же вроде Угрюмого знаешь? - спросил Серый его.

- Ну, а что?

- А вон он! Может, пригласишь? Борис привстал со своего места и
выглянул из-за штабеля. К выходу быстрым шагом шел парень лет тридцати
пяти с квадратной фигурой.

- Угрюмый! - окликнул Кривой, но тот, не услышав, скрылся в дверях.

- Скорость хорошая, да нюх ни к черту! - усмехнулся Кривой.

- Это что, кличка такая? - поинтересовался Савелий.

- Ну... Вот сколько его знаю, ни разу не видел, чтобы он когда
улыбался...

- Жисть такая пошла: чему дыбиться! - заметил пожилой зек с
вызывающей наколкой, достав пачку "Астры", протянул каждому по сигарете.
Савелий тоже машинально взял, думая о чем-то своем.

Когда банка с чифирем опустела. Кривой махнул рукой старику,
продолжавшему поглядывать в их сторону. Тот сразу же, чуть не вприпрыжку,
подбежал и жадно подхватил банку с нифилями, словно побаиваясь, что Кривой
передумает.

Савелию стало жаль этого старика: поморщившись, он вздохнул.

- Угостись, отец! - сказал он, протянув ему сигаретку, которую тот
моментально схватил, как китайский болванчик, благодарно кланяясь и семеня
прочь.

- И всех-то тебе жалко, Бешеный! Тому куртку отдал, за того
заступился... Может, и Аршина жалеешь?

- Мне старых и немощных жалко! А Аршина... Аршина - нет! - сказал он,
поднимаясь. - Пойду, покемарю чуток...

НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Яркое солнце почти скрылось за горизонтом, и последние лучи его
ласково касались крыш самых высоких строений зоны.

Настежь открытые ворота, ведущие в промзону, свидетельствовали о том,
что идет съем бригад с работы. По просьбе подполковника Чернышева капитан
Зелинский вновь заменял заболевшего майора Кирьянова. Процедура шла
заведенным чередом.

Осужденные, устало передвигая ногами, проходили мимо "снимающих"
ровными рядами по пятеркам. Одна бригада сменяла другую.

- Разберитесь! - потребовал Зелинский, которому не понравился порядок
прохождения одной из бригад.

- 73-я?.. Раз, два, три, четыре и три... Смолил, где остальные? -
грозно спросил старший нарядчик, заглядывая в свою доску.

- Двенадцать во вторую остались! - протягивая ему листок, доложил
бригадир.

- Разнарядку до четырех сдавать нужно! В следующий раз не приму!
Ясно? - сердито бросил тот.

- Мне-то ясно! Кума долго искали: только что подписал... -
оправдывался Смолил.

- Меня не колышит твой кум! Не приму, и все!

- Валеулин! - мягко одернул нарядчика начальник режима.

- Что Валеулин? - огрызнулся тот. - Мне же сведения в столовую