Чтение 23–й страницы книги ~Вор~

- Ладно, начальник. Предположим, я отдаю картину. Ну а с делом-то...
как?

Колбасов встрепенулся, заблестел глазами, азартно подался к старику, и
Юрия Александровича обдало запахом свежеусвоенного пива.

- Это не твой вопрос... Считай, что для тебя все путем. Сделаем дело - и
ты свободен, как ветер...

- Ага, - кивнул Барон, - значит, как ветер... Ну а с остальным барахлом
что?.. Из той хаты-то, поди, не одна "Эгина" пропала?..

Владимир Николаевич боялся поверить услышанному - старик поплыл, еще
немного дожать его... Вот только почему в глазах вора какая-то странная
усмешка мелькает?

- Считай, что остальное я тебе подарил, - хрипло выдохнул Колбасов и
повторил с упорством параноика:

- Ты мне - картину, я тебе - свободу...

- Понятно. - Юрий Александрович вздохнул и поскреб щетину на подбородке.
- Все это очень заманчиво, начальник... И на сделку бы я пошел, но...

- Что "но"? - Опер навис над стариком, словно знаменитый утес над Волгой.
- Какой "но"?

Владимир Николаевич так волновался, что последняя его фраза прозвучала
почти по-азербайджански, и Барон едва не фыркнул. Но старик своими эмоциями
умел управлять хорошо, поэтому проглотил смешок и ответил абсолютно
серьезно:

- Но нет у меня картины... Вот в чем беда-то... Может, на какой другой
сторгуемся, а, начальник?..

Несколько секунд казалось, что Колбасова должен хватить удар, у него даже
пена появилась в уголках губ, а когда опер наконец заговорил, речь его была
абсолютно бессвязной:

- Ну ты... Я... Пердун ты старый! Ты охуел вконец!! Как нет?! Ты же сам
сказал... только что... Я ж тебе... даже пиво!! И слово офицера! А ты?! Как
сволочь последняя...

- Вы бы меня не сволочили, начальник, - спокойно ответил Юрий
Александрович. - Я ведь вам в отцы гожусь, если не в дедушки...

- С-слушай, ты... д-дедушка хуев, - заикаясь, угрожающе забормотал
Владимир Николаевич, но старик неожиданно его перебил:

- И обижаетесь вы на меня напрасно... Обижаться вообще ни на кого не
надо...

"Потому что обиженных <Обиженные, или опущенные, - в советских и
российских зонах так называли категорию заключенных - пассивных педерастов
общего пользования (жарг.).> - ебут, дорогой мой", - мысленно закончил Барон
фразу. Произносить вслух последнюю сентенцию он не стал, чтобы не вышло
явного перебора. Опер и так уже спекся...

Колбасов вдруг громко икнул - икота вообще частенько нападает на человека
некстати, на нервной почве. А на Владимира Николаевича навалился настоящий
приступ - пришлось ему достать из кургки вторую банку пива и медленно выпить
ее мелкими глотками под сочувственно-ироническим взглядом проклятого
старика. Слава Богу, нутряное сотрясение организма все-таки улеглось, и
Колбасов, отдуваясь, как после пробежки, опустился на стул напротив Юрия
Александровича.

- Михеев... Ну чего ты хочешь? А? Какие у тебя условия?

Прогресс в переговорном процессе был, что называется, налицо: совсем
недавно еще Владимир Николаевич лишь выдвигал свои условия, а теперь начал
интересоваться пожеланиями старика... И Барон не преминул этим
воспользоваться:

- Чего я хочу? Поверить вам хочу, начальник...

А это сложно, потому что до сих пор на всем протяжении нашего знакомства,
согласитесь, вы особых оснований для доверия мне не дали... Разве нет? У нас
же без протокола разговор, так? Ну тогда вы ведь не станете отрицать, что
все эти ваши кренделя с валютой и патронами - не самое хорошее начало для
сотрудничества и взаимопомощи... Трудно верить человеку после такого...

- И чего ты хочешь? - спросил опер, перед которым вновь забрезжила
надежда, что старик не станет уходить в глухой отказник, Юрий Александрович
откашлялся и помассировал левой рукой грудь.

- Если я тут загнусь, начальник, вам от этого никакой радости не будет,
так? Я

- Ну допустим, - осторожно кивнул Колбасов. - И что из этого? На Южный
берег Крыма прикажешь тебя отправить?

- Нет, зачем же, - пожал плечами вор. - Крым - это хорошо, конечно, но
исходить надо из возможного... Я думаю, что в больничку меня перевести вам
по силам будет? Мне немного в себя прийти надо, а то мысли путаются, память
ослабела... Забываю все подряд... Вы вот меня о каких-то вещах спрашиваете,
а я то помню что-то, то забываю напрочь... И рад бы, что называется, помочь,
да здоровье подводит... Убежать из больнички-то тюремной я все равно не
смогу... А? Что скажете, начальник?

Владимир Николаевич помолчал немного и покачал головой:

- Обещать не могу, но подумать можно... Посоветоваться надо, возможности
прикинуть...

- Какие возможности? - удивился Барон. - Вы абсолютно больного старика
помещаете в тюремную больницу... Даже правила обходить никакие не надо...

- Предположим, - уклончиво ответил Колбасов, который не мог ничего
обещать Михееву без предварительной консультации с Ващановым, курировавшим
всю операцию. - Это единственное твое условие или тебе еще что-то нужно для
просветления памяти?

- Так, мелочь одна, - махнул рукой старик.

- Какая мелочь? - насторожился Колбасов.

- Газеты мне нужны, - легко сказал Барон и улыбнулся.

- Какие газеты? - не понял Владимир Николаевич. - Зачем газеты?

- Почитать, - пожал плечами Юрий Александрович. - Чтение газет очень
успокаивает нервы и просветляет память. Вот мне и нужны подшивки всех
основных питерских газет за год... Почитаю, полистаю... А там и продолжим
наш разговор... Как, начальник? Пойдет?

Владимир Николаевич долго не отвечал, жевал губу . и время от времени
искоса поглядывал на старика. Наконец он кашлянул, прочищая горло, и
задумчиво протянул:

- Возможно... Возможно, что и пойдет... Ну а ты-то, если мы все сделаем,
ты - что? Отдашь картину?

- Начальник, - вздохнул Барон. - Ну что вы все время впереди паровоза
бежать норовите? Вы сначала сделайте, а потом и поговорим. Будет день -
будет и пища. Зачем заранее загадывать... А только ежели вы ничего делать не
станете, то и наш разговор закончен. Можете приходить, дергать меня - все
попусту будет. Я пожил, смерти не боюсь... Глупо мне ее сейчас бояться.
Хотите верьте, хотите нет. Как говорится, хозяин барин...

- Ладно, - сказал Колбасов, поднимаясь со стула. - Посмотрим... Обещать
сейчас ничего не буду, а вот завтра... - Опер быстро взглянул на часы и
заторопился. - Завтра я к тебе загляну...

- Ну что же, подождем - увидим, - развел руками Юрий Александрович.

- Слушай, - остановился в дверях Владимир Николаевич, - насчет больницы я
понял... А вот газеты... они-то тебе зачем, а?

- Да я же уже сказал - почитать, расслабиться, - улыбнулся Барон. -
Понять, чем в Питере живут... Мне в последнее время все как-то недосуг
газетами пошелестеть было... А теперь досуг появился... Вашими стараниями,
начальник...

Колбасов задумчиво покрутил головой, глянул на Барона с недоверием еще
раз и быстро вышел из кабинета. Опер торопился. Его часы показывали уже
21.15, и он знал, что на третьем этаже дома номер четыре по Литейному
проспекту в своем кабинете ждет его подробного доклада подполковник Ващанов.
А начальство, как известно, всегда сердится, если подчиненного приходится
ждать...

Геннадий Петрович действительно ждал Вову Колбасова, время от времени
поглядывая на настенные часы. Подполковник был явно не в духе. История с
"Эгиной" и Бароном затягивалась, конкретных результатов, кроме того, что
старика быстро и плотно забили в камеру, не было, а Ващанов уже чувствовал
нарастающее раздражение Антибиотика, который интересовался новостями чуть ли
не каждый день... А новостей не было, и подполковнику приходилось
изворачиваться, неубедительно заверять Палыча в том, что результаты вот-вот
должны появиться...

Дверь кабинета Ващанова приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась
голова секретарши Леры:

- Геннадий Петрович, может быть, вам чайку? Подполковник задумчиво
посмотрел в потолок, вздохнул и устало махнул рукой:

- Ну давай, что ли...

Голова в мелких, неопределенного цвета кудельках исчезла, оставив после
себя в кабинете резкий запах то ли дешевых духов, то ли какого-то турецкого
дезодоранта... Несмотря на поздний час, в коридорах ОРБ царило оживление,
словно в разгар рабочего дня: служба работала, как хорошо отлаженный
конвейер. Подъезжавшие к Большому дому автомобили изрыгали из себя оперов и
задержанных, последних бегом гнали на третий этаж - там их разбирали по
кабинетам, где и происходила "сортировка, проверка и отработка".

Постепенно опера ОРБ как-то привыкли полуночничать - они уже и задержания
частенько проводили вечером, и допрашивали бандитов "в темное время
суток"...

В общем, дом на Литейном жил своей привычной жизнью, которая "била
ключом" - и частенько прямо по головам задержанных...

Ващанов хоть и мог покидать место службы раньше других офицеров, но
старался не злоупотреблять этим своим правом - завистников вокруг миллион,
оглянуться не успеешь, уже настучат во все возможные инстанции, что первый
замначальника ОРБ болт на службу забивает, себя любит больше, чем работу.
Здесь только подставь спину - мигом сожрут...

Геннадий Петрович вспомнил о молодом и перспективном втором заместителе
начальника ОРБ майоре Шахраметьеве и даже заскрипел зубами от внезапно
нахлынувших "сильных негативных эмоций". Дима Шахраметьев был для Ващанова