Чтение 23–й страницы книги ~Близнецы-соперники~

еще странно: он совсем не вспотел, а Фонтин весь взмок.

- Тебе удалось выбраться из Италии еще до того, как Муссолини сделал из
вас лакеев Гитлера?

- Да.

- Мачек сделает то же самое. Скоро все сбегут из Югославии, помяни мое
слово!

- Я не знал.

- Это пока что мало кто понимает. Мой отец понял. - Михайлович затянулся
сигаретой и, устремив взгляд в поле, добавил тихо:

- Его казнили.

Фонтин с сочувствием взглянул на парня:

- Да? Это очень больно. Я знаю.

- Откуда? - Серб повернулся и удивленно посмотрел на него.

- Потом поговорим. Сейчас надо вернуться к занятиям. Мы должны добраться
до вершины вон той горы, пробежать через лес, так, чтобы нас не засекли. -
Виктор встал и протянул руку:

- Мое имя - Витто... Виктор. А твое?

Серб крепко пожал протянутую руку.

- Петрид. Греческое имя. У меня бабушка гречанка.

- Добро пожаловать в Лох-Торридон, Петрид Михайлович.

Постепенно Виктор с Петридом сработались. Да так Удачно, что сержант даже
выставлял их в паре против более опытных курсантов в упражнениях по
проникновению в охраняемый участок. Петриду позволили переселиться в казарму
Виктора.

Фонтину казалось, что ожил один из младших братьев: любопытный, часто
неловкий, но сильный и послушный. В каком-то смысле Петрид заполнил пустоту,
облегчил боль души. Если этим отношениям что-то Я мешало, то лишь
несдержанность серба. Петрид был разговорчив, засыпал Виктора вопросами,
много рассказывал о себе, о своей жизни и, видимо, ждал, что и Виктор
ответит ему тем же.

Но после известного предела Фонтин замолкал. Он просто не был расположен
к откровенности. Он разделил боль воспоминаний о Кампо-ди-Фьори с Джейн и
больше не собирался посвящать никого. Иногда ему даже приходилось осаживать
Петрида.

- Ты мой друг, а не духовник.

- У тебя был духовник?

- Вообще-то, нет. Это просто фраза.

- Но ведь твоя семья была набожна? Наверняка.

- Почему?

- Ведь твое настоящее имя Фонтини-Кристи. То есть "Фонтины Христа".

- Да, на языке многовековой давности. Но мы не религиозны в общепринятом
смысле слова. Уже давно.

- А я очень, очень религиозен.

- Это твое право.

Прошла пятая неделя, а от Тига все еще не было никаких известий. Фонтин
даже забеспокоился: уж не забыл ли тот про него. Может быть, у МИ-6
появились сомнения относительно идеи "развала любой ценой". Как бы то ни
было, жизнь в Лох-Торридоне отвлекала его от саморазрушительных
воспоминаний, он здесь чувствовал себя сильным и ловким.

Руководители лагеря назначили на этот день тренировочный курс
"длительного преследования". Четыре казармы должны были действовать
раздельно: каждая группа направлялась в лес под углом в сорок пять градусов
от соседей и уходила на десять миль в глубь территории Лох-Торридона. Двоим
курсантам из каждого барака давалось пятнадцать минут, затем в погоню за
ними устремлялись остальные. Двое ушедших вперед должны были как можно
дольше водить преследователей за нос.

Сержанты, естественно, отбирали для пары "беглецов" лучших курсантов.
Виктор и Петрид стали первой парой из третьей казармы.

Они побежали по каменистому склону к лох-торридонскому лесу.

- Скорее! - приказал Фонтин, как только они вошли в густой лиственный
лес. - Идем влево. И запомни: грязь, наступай прямо в грязь и ломай побольше
веток.

Они пробежали ярдов пятьдесят, ломая кусты, шлепая ногами по сырой
полоске мягкой земли, которая петляла сквозь лес. Виктор отдал второй
приказ:

- Стоп. Хватит. А теперь доведем следы до сухой почвы... Так, хорошо. А
теперь шагай назад, точно след в след. По земле... Хорошо. Отсюда бежим
назад.

- Назад? - изумился Петрид. - Куда?

- К опушке. К тому месту, где мы вошли в лес. У нас есть еще восемь
минут. Времени достаточно.

- Для чего? - Серб смотрел на своего друга так, словно Фонтин внезапно
потерял рассудок.

- Чтобы взобраться на дерево. И спрятаться. Виктор выбрал высокую сосну,
быстро взобрался на дерево. Петрид полез за ним. Его мальчишеское лицо
раскраснелось. Они добрались почти до самой верхушки и закрепились по разные
стороны ствола. Густые ветви их скрывали, зато местность внизу отлично
просматривалась.

- У нас в запасе еще минуты две, - прошептал Виктор, взглянув на часы. -
Отодвинь тонкие ветки. Прочно обопрись.

Через две с половиной минуты их преследователи пробежали внизу под
сосной. Фонтин наклонился к молодому сербу:

- Дадим им еще тридцать секунд и спустимся вниз. Побежим к
противоположной стороне горы. Там ее склон выходит на ущелье. Отличное
укрытие.

- И будем на расстоянии брошенного камня от старта, - усмехнулся Петрид.
- Как ты додумался?

- У тебя, видно, не было братьев, с которыми ты играл в детстве? Прятки
были нашей любимой игрой. Улыбка сползла с лица Михайловича.

- У меня много братьев, - сказал он загадочно и отвернулся.

Сейчас было некогда обдумывать замечание Петрида. Да и не хотелось. В
последние семь-восемь дней этот серб вообще вел себя довольно странно. То
дурачился, то впадал в тоску и постоянно задавал вопросы, слишком
откровенные для полуторамесячного знакомства. Фонтин посмотрел на часы:

- Я спущусь первым. Если никого не замечу, потрясу ветками. Это будет
сигнал слезать.

Оказавшись на земле, Виктор и Петрид пригнулись и побежали к востоку от
опушки, к подножию горы. Через триста ярдов с противоположной стороны горы
начинался каменистый склон, который переходил в узкое ущелье: от
землетрясения или сошедшего ледника миллионы лет назад образовалось
естественное убежище. Они пробрались к нему буквально по краю пропасти.
Тяжело дыша, Фонтин уселся на корточки, прислонившись к утесу. Он расстегнул
карман гимнастерки и достал пачку сигарет. Петрид сел перед ним, свесив ноги
с утеса. Их укрытие было семи футов в ширину и не более пяти в глубину.
Виктор снова посмотрел на часы. Теперь разговаривать шепотом было совсем не
обязательно.

- Через полчаса переползем через хребет и удивим наших лейтенантов.
Сигарету?

- Нет, не надо, - грубо ответил Михайлович. Он сидел спиной к Фонтину.

Невозможно было не услышать злости в его голосе.

- Что случилось? Ты ушибся? Петрид обернулся, бросил на Виктора
пронзительный взгляд.

- Фигурально выражаясь - да.

- Не буду пытаться это разгадать. Ты или ушибся, или нет. Мне нет дела до
фигуральных выражений! - Фонтин решил, что если Михайлович переживает один
из своих обычных периодов депрессии, то можно и помолчать. Он уже начал
подозревать, что за наивностью Петрида Михайловича скрывается душевная
неуравновешенность.

- Ты выбираешь только то, что тебя интересует, не так ли, Виктор? Ты
отключаешь мир, когда заблагорассудится! Щелк - и вокруг пустота. Ничто! -
Серб не спускал с Фонтина глаз.

- Успокойся. Полюбуйся пейзажем, выкури сигарету и оставь меня в покое.
Ты мне начинаешь надоедать.

Михайлович медленно повернулся, по-прежнему пристально глядя на Виктора.

- Ты не имеешь права так просто от меня отмахнуться. Не можешь! Я поведал
тебе все свои тайны. Открыто, по собственной воле. Теперь ты должен поведать
мне свои.

Фонтин посмотрел на серба с внезапно зародившимся подозрением.

- Мне кажется, ты не правильно толкуешь наши отношения. Или, может быть,
я не правильно истолковал твои пристрастия.

- Ты меня оскорбляешь...

- Только проясняю ситуацию.

- Мое время вышло! - Петрид повысил голос, но глаза его остались такими
же - немигающе-неподвижными, дикими. - Ты же не слепой и не глухой. Ты
только притворяешься!

- Пошел вон отсюда! - сказал Виктор сухо. - Возвращайся к старту. Иди к
сержантам. Тренировка окончена.

- Мое имя, - прошептал Михайлович. Он подогнул под себя правую ногу, все
его могучее тело напряглось. - С самого начала ты сделал вид, что оно для
тебя ничего не значит! Петрид!

- Да, это твое имя. Я принял его к сведению.

- И ты раньше никогда его не слышал? Ты это хочешь сказать?

- Если и слышал, какая разница?

- Лжешь! Так звали священника! И ты знал этого священника! - Он уже
кричал: это был крик отчаяния.

- Я знал многих священников. Но ни одного, кого бы звали так...

- Священник с поезда! Человек, преданный славе Бога! Кто шел стезей Его
священных деяний! Ты не можешь, не должен отринуть его!

- Матерь Божья! - воскликнул Фонтин чуть слышно, пораженный внезапной
догадкой. - Поезд. Поезд из Салоник!