Чтение 23–й страницы книги ~Вилла "Грусть"~

Он обернулся к своему другу:

- Ну как, ты отдохнул?

Тот кивнул.

- Теперь обязательно поешь.

Он разговаривал с ним, как с ребенком, хотя этот мальчик со светлыми
короткими волосами, лицом ангельской красоты и атлетическим сложением был
явно старше меня.

Рене объяснил, что его друг сегодня участвовал в конкурсе "Самый
красивый атлет Франции", проходившем в здании казино, и получил всего лишь
третье место среди юниоров. Тот провел рукой по волосам и сказал,
обращаясь ко мне:

- Да ладно, мне просто не повезло.

Я в первый раз услышал его голос и заметил, что глаза у него
сиреневато-голубые. До сих пор помню его лицо с выражением детской обиды.
Мейнт положил ему на тарелку сырых овощей. А он доверчиво жаловался нам с
Ивонной:

- Какие гады эти судьи... я должен был получить самый высокий балл за
показательное выступление.

- Помолчи и ешь, - ласково сказал Мейнт.

От нас было видно, как в городе зажигаются огни, а если приглядеться,
то на том берегу можно было различить мерцающие огоньки-окна "Святой
Розы". В ту ночь фасады казино и "Спортинга" были ярко освещены. В озере
отражались красные и зеленые огни. Что-то оглушительно выкрикивал
громкоговоритель, но слов отсюда все равно нельзя было разобрать. Кажется,
там устраивали представление "Звук и свет". Я читал в местной газете, что
специально приехавший актер "Комеди Франсез", должно быть, Марша, прочтет
по этому случаю "Озеро" Альфонса Ламартина. Наверное, это его голос в
громкоговорителе иногда долетал до нас.

- Надо было остаться в городе и посмотреть, - сказал Мейнт. - Обожаю
такие представления. А ты? - обратился он к своему другу.

- Не знаю, - ответил тот, вконец расстроенный.

- Так давайте сейчас отправимся туда, - предложила Ивонна с улыбкой.

- Нет, - сказал Мейнт. - Сегодня ночью я должен быть в Женеве.

Зачем? С кем ему назначал встречи в "Бельвю" и в павильоне "Ароза"
через меня Анри Кюстикер? "Когда-нибудь, - думал я, - он не вернется
оттуда". Женева на вид такая стерильная, а внутри гнилая. Лживый город.
Проходной двор.

- Я пробуду там три-четыре дня. Когда вернусь, позвоню вам.

- Но мы же прямо сейчас уезжаем в Америку! - заявила Ивонна.

И засмеялась. Я не мог понять, почему мой план ей кажется смешным. Меня
захлестнула глухая ярость.

- Мне осточертела эта Франция, - сказал я тоном, не терпящим
возражений.

- Мне тоже, - отозвался приятель Мейнта с резкостью, никак не
вязавшейся с его прежней застенчивостью и грустью.

После его заявления обстановка стала более непринужденной.

Мейнт заказал вина. На понтоне остались одни мы. Издалека до нас
доносились обрывки мелодий из громкоговорителя.

- Ага, - сказал Мейнт, - вот и городской духовой оркестр. Он будет
играть в продолжение всего спектакля. - Он обернулся к нам. - Что вы
делаете сегодня вечером?

- Соберем чемоданы перед отъездом в Америку, - сухо ответил я.

Ивонна опять с беспокойством взглянула на меня.

- Далась ему эта Америка! - рассердился Мейнт. - Что же, вы меня одного
здесь оставите?

- Да нет, - смутился я.

Мы все четверо чокнулись просто так, без всякого повода, по предложению
Мейнта. Его приятель слабо улыбался, и в его глазах на миг блеснула
радость.

Ивонна держала меня за руку. Официанты уже сдвигали столы. Вот и все,
что я помню о нашем последнем ужине.

Она покорно выслушала меня, хотя и нахмурилась. Она лежала на диване в
старом шелковом халате в красный горошек. Я рассказывал ей все
последовательно: про пароход Трансатлантической компании, про двоюродную
сестру Беллу Дарви, про Америку, к берегам которой мы отплывем через
несколько дней. По мере того как я говорил, мне казалось, что земля
обетованная становится все ближе и ближе, просто рукой подать. Не ее ли
огни видны на том берегу озера?

Она несколько раз перебивала меня: "А что мы там будем делать?", "Как
мы получим визы?", "На какие средства мы будем жить?" И я так увлекся, что
не сразу понял, что язык у нее уже заплетается, глаза закрываются и
вот-вот она уснет, хотя иногда встряхивается и испуганно таращится на
меня. Как можно жить в маленькой затхлой Франции, среди красноносых
любителей вин, велогонщиков и изнеженных гурманов, разбирающихся в сортах
груш! Я задыхался от злости. Как можно жить в стране, где все нас травят!
Решено. Оставаться здесь невозможно. Немедленно собираем чемоданы.

Она тем временем уснула. Ее голова свешивалась с кровати. Она выглядела
совсем юной. Спала, слегка надув щеки, едва заметно улыбалась во сне. Даже
когда я читал ей "Историю Англии" Моруа, она не засыпала так быстро.

Я смотрел на нее, сидя на подоконнике. За окном вспыхивал фейерверк.

Я принялся за сборы. Погасил свет, чтобы он ее не будил, оставив только
ночник на тумбочке, и вывалил на пол все вещи из шкафов.

Пустые чемоданы я разложил на полу гостиной. У нее было шесть чемоданов
всех размеров. Плюс мои пять. Итого одиннадцать, да еще сундук. Я быстро
уложил мою одежду и журналы, но с ее вещами дело обстояло не так просто:
сколько раз мне под руку попадалось еще какое-нибудь платье, шарф или
флакон духов, когда я думал, что все уже собрал. Пес с дивана внимательно
следил за моими действиями.

На то, чтобы закрыть эти многочисленные чемоданы, сил у меня не
хватило, и я в изнеможении опустился на стул. Пес укоризненно глядел на
меня, положив голову на валик дивана. Так мы и сидели, уставившись друг
другу прямо в глаза.

С рассветом во мне зашевелилось отдаленное воспоминание. Когда-то все
это уже было! И мне представились квартиры в шестнадцатом или семнадцатом
округе, на улице Полковника Моля, рядом со сквером Вилларе де-Жуайез, или
на проспекте Бальфурье, - стены там были оклеены такими же обоями, кровать
и стулья стояли так же сиротливо... Из этих жалких временных пристанищ
всегда уезжали впопыхах перед приходом немцев, не оставляя по себе
никакого воспоминания.

Ивонне пришлось разбудить меня. Она в растерянности оглядывала набитые
до отказа чемоданы.

- Зачем ты это сделал?

Она уселась на самый большой малиновый кожаный чемодан. Вид у нее был
измученный, как будто она всю ночь помогала мне собирать вещи. Ее пляжный
халат распахнулся на груди. Тогда я снова вполголоса стал рассказывать об
Америке... И поймал себя на том, что мое монотонное жужжание напоминает
декламацию каких-то стихов. Исчерпав все аргументы, я сообщил, что ее
любимый писатель в сороковом году тоже уехал в Америку. Моруа. Сам Моруа.

Она мило улыбалась и кивала. Хорошо. Мы уезжаем немедленно. Она не
имеет ничего против. "Но тебе нужно отдохнуть!" - Она попробовала мой лоб.

А мне предстояло уладить еще столько мелочей! Например, взять визу для
дога.

Она сидела неподвижно и, улыбаясь, слушала меня. Я говорил несколько
часов, повторяя одно и то же: "Алгонкин", Бруклин, Трансатлантическая
компания, Цукор, Голдуин, Вернер Брос, Белла Дарви... Чего-чего, а
терпения ей хватало.

- Тебе бы немного поспать, - время от времени вставляла она.

Я все ждал. Что же такое с ней случилось? Обещала быть на вокзале за
полчаса до отхода парижского экспресса. Мы договорились прийти заранее,
чтобы не опоздать. Но вот он уже уходит. Мимо меня, постукивая, проезжали
вагоны. Сзади, у скамейки, полукругом стояли мои чемоданы, сундук я
поставил на попа. Тени пробегали по платформе. От стука колес всегда
чувствуешь отупение и пустоту внутри.

Вообще-то я был к этому готов. Да и не могло быть иначе. Я снова
поглядел на чемоданы. Триста или четыреста килограммов, которые я
постоянно таскаю за собой. Зачем? Я горько рассмеялся.

Следующий поезд должен был прийти в начале первого. Впереди у меня еще
целый час. Я ушел с вокзала, оставив чемоданы на перроне. Все равно на них
никто не позарится. К тому же они неподъемные.

Я вошел в кафе-ротонду рядом с отелем "Верден". Как же оно называлось?
"Циферблат" или "Грядущее"? В глубине зала какие-то люди играли в шахматы.
Темно-коричневая деревянная дверь вела в бильярдную. Кафе было освещено
мигающими розовыми неоновыми лампами. Изредка перекатывался шар на
бильярде, слышалось однообразное потрескивание светильников. А так - ни
звука. Ни слова. Ни воздыхания. Я почти шепотом заказал липовый и мятный
чай.

Внезапно Америка показалась мне такой далекой. Интересно, приходил ли
сюда Альбер, отец Ивонны, играть на бильярде? Вот бы узнать! На меня