будто у меня желтуха.
Зазвонил телефон. Кришна откашлялся и, подражая индийскому акценту,
сказал:
-- Миссия Небесного Блаженства. Может ли Кришна вас осчастливить?
Он выслушал, что ему сказали, и присвистнул'
-- Ни фига себе. Спасибо, что позвонили.
Он повесил трубку и улыбнулся Римо:
-- Черт побери, я рад, что вы тут.
-- А что такое? -- удивился Римо.
-- На прошлой неделе прошел слушок, что в отделении Миссии в Сан-Диего
произошла какая-то заварушка. Но толком никто ничего не знал или не хотели
говорить. А сейчас мне рассказали. Старший гуру, Фредди, откинул копыта.
Кто-то сломал ему шею.
-- Кто же? -- невозмутимо спросил Римо.
-- Они пока не знают. Все там разбежались, чтобы не иметь дела с полицией.
-- Ты думаешь, они подбираются к Шриле?
-- Черт его знает, -- пожал плечами Кришна. -- Одно тебе скажу: я рад, что
ты здесь. Мне вовсе не хотелось бы чтобы тут болтались всякие психи и
убивали моих людей
-- Не волнуйся, -- заверил его Римо. -- Мы тебя защитим.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
-- Кто же он, Элтон?
-- Индеец.
-- Да брось ты, Элтон, во всей стране не осталось ни одного индейца.
-- Да не тот индеец. Он из тех индейцев, что в Индии живут. -- Элтон Сноуи
перегнулся через стойку, всю испещренную следами окурков, и прошептал в
багровое ухо бармена: -- Вроде как ниггер, ясно?
-- Еооо... С твоей Джоулин? -- На толстом лице цвета вареного рака
отразилось недоверие.
Сноуи мрачно кивнул.
-- Наркотики. Он ее накачивает. Ну, я пошел к пастору-ниггеру и отправил
его туда, но он так и не вернулся. Наверное, и его накачали.
-- Слушай, Элтон, по-моему, все пошло наперекосяк с тех пор, как этот
раздолбай заказал чашку кофе.
Сноуи задумчиво кивнул и глянул на стакан кактусовой водки в руке.
-- Надо было его тогда пристрелить, -- продолжал бармен. -- Да, -- сказал
он, как бы соглашаясь с собой. -- Надо было его пристрелить.
Сноуи, который вымотался, весь день собирая отряд добровольцев, готовых
помочь ему в деле спасения дочери, устало ответил:
-- Но как бы это помешало этому кобелю из Индии?
-- Это был бы для него урок. Вся беда в том, что мы слишком позволяем
высовываться всяким ублюдкам. Сначала ниггеры, потом пуэрториканцы, потом
настоящие индейцы, а теперь еще эти странные индейцы, которые на самом деле
ниггеры. И все они нами утираются. Не успеешь оглянуться, как еще и католики
начнут выступать.
-- Будем молиться, чтоб до этого не дошло, -- сказал Сноуи.
--Да уж. А то после них непременно жди жидов.
Мысли о таких ужасных последствиях усилили жажду Сноуи, он залпом осушил
стакан и со стуком поставил его на стойку
-- Еще, Элтон?
-- Нет, хватит. Ну, и как?
-- Только мигни. Я с тобой.
-- Хорошо, -- произнес Сноуи. -- Собери вещи. Мы едем сегодня.
-- Мы?
-- Ты, я, Фестер и Пьюлинг.
-- Хей-хо! -- воскликнул бармен. -- Все мы едем в Сан-Франциско?
--Угу.
-- Черт побери, вот это я понимаю -- гулять так гулять! И без жен!! Хей--
хо!! -- Он так громко закричал, что посетители бара уставились на него с
недоумением Он наклонился к Сноуи и сказал уже тише: -- Я просто сгораю от
нетерпения.
-- Сегодня вечером у меня. В шесть.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Он ехал из Фриско на запад, в сторону Японии, которая называет себя
Страной восходящего солнца, но с точки зрения Америки является Страной
заходящего солнца, что Америка и продемонстрировала в конце Второй мировой
войны, и далее -- через мост Золотые Ворота, застенчиво краснеющий в лучах
полуденного солнца. Зной прогнал покров тумана, вездесущие рабочие наносили
на мост очередную дозу омерзительной красной краски, а его путь лежал дальше
-- с моста на шоссе, потом в тоннель, разинутая пасть которого была
размалевана всеми цветами радуги, и, наконец, снова из тоннеля на шоссе.
Он вел машину без напряжения, очень четко. Его внимание не было
сконцентрировано ни на машине, ни на дороге, его тело и инстинкты были
просто настроены на одну волну с ними и автоматически реагировали на каждый
поворот дороги, точно рассчитывая массу ма шины, скорость, величину
центробежной силы с поправкой на коэффициент трения колес -- и все это не
сознанием, а кончиками пальцев, ладонями и спинным мозгом.
Фердинанд Де Шеф Хант никогда раньше не бывал в этой части Сан-Франциско.
Несколько лет назад он приезжал сюда по делам, но у него тогда не было
никакого желания осматривать окрестности
Хант рано узнал о своей способности подчинять себе разные предметы и
местности тоже он рассматривал как своего рода предметы, только большие
Потому места которые он не видел, его не интересовали.
Впереди еще один тоннель. Склон горы над ним был вымазан белой краской,
словно какой-то исполинский Том Сойер пытался выкрасить не забор, а весь
мир. Острый взгляд Ханта различил под краской рисунок. Он слегка
притормозил. Да, там была когда-то изображена женщина, обнаженная женщина
высотой в сорок футов. Белая краска уже начала стираться, и под ней
проступали пышные формы женщины. И выглядела она весьма соблазнительно.
Еще две недели, решил Хант, и белая краска вся слезет: хорошо, если к
этому времени он еще будет поблизости. Ханту очень хотелось получше
рассмотреть женщину. По резкости линий рисунка он догадался, что и
художником тоже была женщина. Мужчины, изображая женщин, обычно пользуются
мягкими плавными линиями, каких на самом деле женское тело не имеет, но
большинство мужчин этого не знает, потому что они попросту боятся смотреть
на женщин. Чтобы оценить женщину, чтобы разглядеть ее внутреннюю силу и
жесткость, нужна женщина -- и в этом рисунке явно чувствовалась женская
рука.
Открытие замазанной картины означало, что день не прошел бессмысленно. Так
бывает, когда в углу картины Иеронима Босха находишь маленькую деталь,
которую не замечал раньше, хотя видел картину уже сто раз, и вот, на сто
первый, вдруг замечаешь эту деталь и крик удивления рвется из груди, и какая
тебе разница, если другие совершили это открытие раньше. Для тебя это --
твое личное открытие, настоящее и бесценное. Оно превращает тебя в Колумба,
и Хант, нажимая на газ и снова увеличивая скорость, испытывал именно такие
ощущения.
И дальше, в сторону с автострады, через маленькие городишки, жители
которых в основном заняты изготовлением разных вычурных поделок, отчего о
районе к северу от Залива идет дурная слава среди любителей искусства. И вот
дорога перевалила через холм, и, спустившись по длинному пологому склону,
Хант неожиданно выехал из сельской местности в пригородный район, который
вполне можно было бы перенести в любую другую часть Соединенных Штатов, а
потом миновал окраины и въехал в центр города -- аккуратный и весь словно
срисованный с городов времени освоения Запада.
Милл-Вэлли. Оставив позади магазин стройматериалов, Хант оказался на
главной площади. На перекрестке сигнал светофора заставил его остановиться.
Напротив была старая пивнушка. Перед входом стояли три мотоцикла с
наклейками, гласящими, что "Иисус бережет", -- и, видимо, речь шла о весьма
существенных сбережениях, потому что это были мощные "харлеи-дэвидсоны",
каждый ценою тысячи по три.
Еще один квартал. Хант повернул налево, и его старенький "форд" 1952 года
покатил вверх по склону холма. Похоже было, что он ехал по спине гигантской
змеи, кольцами свернувшейся на дороге специально для того, чтобы ее
раздавили. Он доехал до едва заметной проселочной дороги, отходящей в
сторону от шоссе, и чуть было не проскочил мимо, но дернул рычаг, переключая
скорость с третьей на вторую, одновременно с этим развернул передние колеса
вправо и нажал на тормоз.
Машину занесло, он выключил зажигание и отпустил тормоз, и машина своим
ходом поехала по проселочной дороге, постепенно замедляя ход, а Хант сидел,
сложа руки, позволяя машине катиться по инерции, и ничуть не удивился, когда
автомобиль остановился в дюйме от двери гаража.
В отличие от Америки цивилизованной, где гаражи строятся либо вплотную к
дому, либо неподалеку от него, здесь гараж стоял на самом краю обрыва, а
сбоку от него Хант увидел ступеньки, ведущие вниз.
Хант пошел по ступенькам, и тут путь ему преградили четыре человека в
длинных розовых одеяниях -- здоровенные парни с непроницаемыми коричневыми
лицами. Они стояли, скрестив руки, и в упор смотрели на Ханта.
-- Я Ферди...
-- Мы знаем, кто вы, -- оборвал его один из людей в розовом. -- Следуйте
за нами.
Двумя пролетами ниже, на узком выступе скалы, примостился домишко -- серое
деревянное здание с окнами на все четыре стороны.
Не проронив ни слова, четверо в розовом повели Ханта в дом, и он оказался
в маленькой комнате с розовыми стенами. В комнате раздавался какой-то
странный писк. В центре помещения Хант увидел огромный металлический ящик.
По бокам ящика торчали грязноватые сапоги для верховой езды и клетчатые
Акунин Борис
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс