Чтение 23–й страницы книги ~Роковой обет~

носил это украшение недавно.

-- Где ты его взял? -- спросил Хью, стараясь в тусклом
свете фонаря разглядеть выгравированные на печатке герб и
девиз.

-- Где взял? Ясное дело -- купил, а как иначе? -- обидчиво
буркнул Даниэль.

-- В этом я не сомневаюсь, -- сказал Хью, -- но у кого?
Наверняка у одного из игроков. А ну выкладывай -- у которого?

-- У того гилдфордского купца, что назвался Симоном
Поером. Он сам предложил мне этот перстень, вот я и взял, а
почему бы и нет? Сработан-то он отменно. Я выложил за него
немалые деньги.

-- Это уж точно, приятель, -- усмехнулся Хью, -- потому
как выложил ты двойную цену: и денежки твои плакали, и с
перстнем придется расстаться. Неужто тебе не приходило в
голову, что он может оказаться краденым?

Золотых дел мастер растерянно заморгал -- скорее всего эта
мысль его посещала, хотя он тут же с пылом принялся все
отрицать.

-- Нет! Нет! С чего бы это я стал думать о таких вещах?
Этот купец выглядел таким солидным, почтенным человеком, а уж
какой он речистый...

-- Не далее как сегодня утром, -- перебил ремесленника
Хью, -- точно такой же перстень украли у одного паломника, да
не где-нибудь, а прямо в церкви во время мессы. Аббат
Радульфус, после того как братья тщетно обшарили все аббатство,
известил о пропаже провоста -- на тот случай, если перстень
предложат на продажу на городском рынке. Этот перстень был
вручен одному паломнику, чтобы обеспечить ему в дороге
неприкосновенность и покровительство властей. Видишь: на нем
изображены герб и девиз епископа Винчестерского?

-- Но я-то купил его, не подозревая ничего дурного, --
запротестовал обескураженный Даниэль. -- Я честно заплатил
продавцу, сколько он просил, и получил перстень -- стало быть,
он мой.

-- Ты получил его от вора, и, стало быть, он вернется к
законному владельцу. А тебя эта история, надеюсь, научит не
водить компанию с кем попало, быть осмотрительнее в знакомствах
и не льститься на дешевизну. Ты ведь заплатил за перстень
малость поменьше его настоящей цены -- верно я говорю? Впредь
будешь знать, что, имея дело со всякими чужаками, любителями
поиграть в кости, рискуешь нарваться на неприятности. Так что
этот перстень я передам аббату, а уж он вернет его владельцу.

Хью заметил, что молодой мастеровой насупился и раскрыл
рот, собираясь, видимо, возразить, и не без сочувствия покачал
головой.

-- Тут уж ничем не поможешь, а потому лучше не спорь
впустую, Даниэль, а попридержи язык и ступай домой -- тебе еще
предстоит с женой объясняться.

Посланец императрицы, мягко покачиваясь в седле, ехал
вверх по Вайлю, подлаживая аллюр своего коня под поступь не
столь крупной лошади Хью. Он сидел на превосходном, рослом
скакуне, да и сам ыбл ему под стать -- ладно скроен и высок.

"Пожалуй, он будет выше меня на целую голову, -- прикинул
Хью, -- а вот возраста мы примерно одного -- разница в
год-другой, не больше".

-- Доводилось ли вам посещать Шрусбери прежде?

-- Нет, никогда. Правдв, как-то раз я, кажется, побывал в
вашем графстве, но точно не скажу, поскольку не очень хорошо
знаю, где проходит граница. Я был неподалеку от Ладлоу,
проезжал мимо, и запомнил большое красивое аббатство. Тамошние
братья вроде бы принадлежат к Бенедиктинскому ордену?

-- Так оно и есть, -- подтвердил Хью. Он ожидал от гостя
дальнейших расспросов, но их не последовало, и Берингар
поинтересовался сам: -- А что, у вас есть родня в
Бенедиктинском ордене?

Даже в темноте Берингар разглядел или скорее почувствовал
серьезную, задумчивую улыбку на лице своего спутника.

-- Можно сказать и так, -- отвечал тот. -- Во всяком
случае, хотелось бы надеяться, что он позволил бы мне считать
его родственником, хотя нас и не связывают кровные узы. Он
относился ко мне как к родному сыну, и в пямять об этом я, в
свою очередь, с почтением отношусь ко всякому, кто носит
бенедиктинское облачение. А вы как будто обмолвились, что здесь
собрались паломники? У вас тут какой-то местный праздник?

-- Да, день перенесения мощей Святой Уинифред. Как раз
завтра исполняется четыре года с того дня, как ее останки
перевезли к нам из Уэльса. -- Хью отвечал, совсем позабыв о
том, что сообщил ему Кадфаэль, но, упомянув праздник, тут же
вспомнил и связанную с ним непростую историю. -- Меня-то в то
время в Шрусбери не было, -- продолжил он. -- Я приехал сюда
год спустя, чтобы предложить свою службу королю Стефану. Мои
родовые земли лежат на севере этого графства.

Они поднялись на вершину холма и свернули к церкви Святой
Марии. Больште ворота дома Берингаров были распахнуты в
ожидании хозяина и гостя. Двор освещали факелы. Элин
предупредили о предстоящем визите, и она не пожалела стараний,
чтобы встретить посланника подобающим образом: ему была
отведена спальня и приготовлено угощение и вино. В этом доме
всегда свято соблюдали традиции гостеприимства.

Элин встретила их на пороге и, широко распахнув дверь,
пригласила в дом. Бок о бок Хью и его гость вступили в ярко
освещенную прихожую и непроизвольно повернулись друг к другу. И
тому, и другому нтерпелось увидеть собеседника, лицо которого
до сих пор скрывала темнота. Вглядывались они долго, и чем
пристальнее, тем больше у обоих округлялись глаза. Каждому лицо
другого казалось знакомым, но ни один не мог вспомнить, когда и
при каких обстоятельствах они встречались. Элин с недоумевающей
улыбкой переводила взгляд с мужа на гостя, пока Хью не прервал
затянувшееся молчание.

-- А я вас знаю! -- воскликнул Берингар, -- мне знакомо
ваше лицо.

-- И мне сдается, что мы встречались прежде, -- согласился
гость. -- Странно, я и в графстве вашем был всего один раз, и
все же...

-- Мне нужно было увидеть вас при свете, чтобы узнать, --
промолвил Хью, -- ведь я только однажды слышал ваш голос, да и
то всего несколько слов. Вы, может, и запамятовали, но мне
запомнилась та короткая фраза: "Этим человеком займусь я!" --
так вы сказали. Тогда вы назывались Робертом, сыном лесника, --
истинного вашего имени я не знал. Стало быть, это вы вызволили
Ива Хьюгонина из рук того разбойника, угнездившегося в
верховьях Титтерстон Кли, а потом, очевидно, доставили домой и
мальчика, и его сестру.

-- Верно! Выходит, это вы устроили тогда осаду этого
осиного гнезда. Она послужила прикрытием, в котором я так
нуждался! -- откликнулся просиявший гость. -- Прошу прощения за
то, что вынужден был кое-что скрывать, но у меня не было иного
выхода, ведь я не имел дозволения находиться на вашей
территории. Как хорошо, что теперь нет надобности таиться или
пускаться в бегство.

-- И незачем отныне именоваться Робертом, сыном лесника,
-- развеселился Хью. -- Я уже назвал свое имя и предложил вам
разделить со мной кров. Могу ли я теперь узнать ваше?

-- В Антиохии, где я родился, -- промолвил гость, -- меня
называли Даудом. Но мой отец был британцем, служил под
знаменами Роберта Нормандского, и я был крещен в веру Христову
среди его боевых товарищей. Я получил имя крестившего меня
священника, и с тех пор меня кличут Оливье Британцем или, на
нормандский лад, Оливье де Бретань.

Хью и Оливье засиделись допоздна, с удовольствием
вспоминая события, приключившиеся полтора года тому назад.
Однако, памятуя о том, что оба они должностные лица, молодые
люди прежде всего кратко обговорили поручение, которое привело
Оливье в Шропшир.

-- Я послан для того, чтобы попытаться убедить шерифов,
назначенных королем Стефаном, подумать: не стоит ли в нынешних
обстоятельствах принять мир, предложенный императрицей
Матильдой, и принести ей клятву верности. Это предложение
исходит от лорда епископа и совета прелатов королевства. Они
считают, что страна понесла большой урон из-за взаимной
враждебности соперничающих партий. Я, правда, не думаю, что во
всех бедах виноваты лишь противники той партии, к которой
принадлежу сам. Я понимаю, что претензии обеих сторон не лишены
оснований, равно как и то, что повинны и те, и другие, ибо не
сумели прийти к разумному соглашению, которое позволило бы
покончить с нынешними невзгодами. Фортуна при Линкольне могла
улыбнуться и другой стороне, но что случилось, то случилось, и