сказал Иванов. - Даю вам неделю при условии, что завтра и послезавтра вы
проведете у меня утро - надо сделать обследование загодя. Я ведь не
убежден, что у вас рак, отнюдь не убежден. Как говорится, фифти-фифти. Но
имейте в виду: каждый день сейчас может иметь решающее значение. Каждый.
Если наши исследования покажут, что отсрочка невозможна, ляжете завтра же.
К начальнику вашего госпиталя я позвоню, он меня знает - мои ученики
консультируют у вас онкологию.
листвой, сидел Садчиков.
Костенко. - Дед. Дружок мой. Знакомься.
эскулапы?
кладут в клинику. Да, Ларик, я забыл спросить: на сколько он меня
ухайдакает?
придется удалять пузырь, тогда недели две.
лишних д-деталей.
есть в загашнике десятка.
Садчиков, - а если н-ничего серьезного, тогда я двину домой.
Ларик, а? Мы студентами всегда в пельменную ходили.
по-настоящему плохо.
кое-чему - я точно отличаю ложь от правды, и я еще пока не так постарел,
как Садчиков. Ты мне лучше посоветуй, говорить Маше или нет?
буду переводить тебя в этот день в терапевтическое отделение, там главный
- мой дружок... Слушай, а может, нам не ходить в пельменную, брат?
снова хочется почувствовать себя студентом.
перезнакомиться с поварами, официантками, с бухгалтером и заведующим.
Когда он входил, все кидались к нему: "Здравствуй, Левушка! Спой, Левушка!
Новый анекдот, Левушка!" И он пел новую песню - они здорово умели это
делать с Митей Степановым на два голоса; рассказывал анекдот; чинил
гардеробщице Екатерине Савельевне будильник; проводил воспитательные
беседы с пятнадцатилетним сыном поварихи Эльвиры (ее сын сейчас защитил
кандидатскую в "тонкой химической технологии"); выступал свидетелем в
суде, когда муж буфетчицы Анны Павловны убежал от алиментов в Якутию. Он
был в пельменной своим человеком, и ему разрешали самому делать особые
пельмешки для друзей; когда кончалась стипендия, Левону верили в долг, и
он приводил с собой Митю Степанова с Костенко и, подперев лицо кулаками,
улыбчиво наблюдал, как друзья уплетали суп харчо.
него вышла первая книга, и он решил отметить это не в ресторане и не в
писательском клубе, а именно в их пельменной - маленькой, тихой и до
щемящей боли в сердце родной - чем дальше уходит молодость, тем больше
людей тянет к тем местам, где она проходила.
портфеле, а пельмени ты сделаешь по люксовому классу.
и открыл свой портфель. - Видите, животные, я купил на рынке не только
сметану и сало, но и сунели, киндзу и аджику...
свое киновремя даже на вечеринке?
польскую губную помаду, Анне Павловне сеточку волоку, это, говорят,
дефицит - сеточка для волос.
стало неловко за себя и гордо за Левона.
в Геленджик, а Анна Павловна умерла...
как тикает... Ничего... Только давайте все-таки иногда будем сюда
приходить, а? Если очень хорошо или очень плохо, ладно?
сошел? За модой погнался?
паникует. Я в свой нюх верю. Рака нет. Нет у меня рака, понимаешь? Нет...
И давайте поставим точку на этом вопросе. Меня ведь успокаивать не надо.
Будь здоров, писатель!
видна начинка - крохотные катышки мяса.
кухню и арестуй его за воровство.
не могу пойти и запросто так арестовать повара.
запавшими, в мелкой сеточке морщин глазами, и думал со страхом: "Славка
Костенко, господи, Славка, только-только, казалось бы, окончивший
университет, только-только переселившийся из тесной коммуналки, только
вроде бы начавший работать в полную силу!" Он вспоминал, как всего год
назад Слава чуть не каждый день приезжал за ним, тормошил, не давая
тоскливо, в оцепенении сидеть за столом над чистым листом бумаги, увозил в
бассейн, заставлял плавать километр, играть в мяч, а когда понял, что
Степанов наконец пришел в себя и тоска в его глазах исчезла, снова стал
пропадать по неделям, лишь изредка позванивая. У него была поразительная
способность появляться именно тогда, когда Степанову плохо, - то есть не
пишется, а когда не пишется, жизнь кажется пустой, надоедливой и скучной.
Для него, Степанова, Костенко стал той постоянной силой, на которую можно
во всем опереться. И вот сейчас он, Славка Костенко, пытается шутить,
избегает смотреть тебе в глаза, боясь прочесть в них страх, и боль, и
отчаяние, старается казаться спокойным, уверенным. Но Степанов-то видит,
что все это не так, он-то знает Костенко, он сразу заметил, как изменился
Слава за один этот день - такой обычный, слякотный, суетливый, такой
нежданно страшный день...
знаешь, что мы сейчас сделаем?
стратегии спрашиваю.
это проводить тебя домой. А потом у нас с Митей останется одно дело.
чувствовал себя абсолютно свободным. И не безразлично свободным, - с
задумчивой улыбкой продолжал Костенко, - а свободным по-настоящему, как,
наверное, и должен быть свободен каждый мужчина. Тогда бы измен не было. Я
считаю, что только действие рождает противодействие, да и клады ищут лишь
голодные люди. Нет, мы с Митькой поедем сейчас в один дом. Ты не сердись,
Ларик, там должны быть только он и я.
не хорони меня покуда. Я тебе правду говорю, чудак, я не верю. Понимаешь?
Не просто так, как олухи не верят. Я не верю по логике. Он у меня не имеет
права быть. За что? Не за что мне это, понимаешь?