Чтение 23–й страницы книги ~Мегрэ и бродяга~

Во взгляде больного промелькнуло любопытство. Казалось, бродяга был
удивлен, что Мегрэ удалось столько разузнать.

- Это случилось два года назад, когда вы еще ночевали под мостом Берси.
Однажды ночью... Вы меня слышите?

Тот кивнул.

- Однажды ночью, в декабре, вы невольно явились свидетелем преступления,
в котором был замешан этот человек.

Келлер, казалось, раздумывал, как ему поступить.

- Тогда он столкнул в реку, - продолжал Мегрэ, - хозяина баржи, подле
которой вы ночевали. Правда, его-то вытащили слишком поздно...

Опять молчание и полное безразличие на лице больного.

- Это правда? Увидев вас в понедельник на набережной Селестэн, убийца
испугался, что вы проболтаетесь.

Больной с трудом повернул голову и посмотрел прямо в лицо Жефу ван Гуту.

Однако в его взгляде не угадывалось ни ненависти, ни злобы - ничего,
кроме проблесков любопытства.

Мегрэ понял, что ему ничего больше не удастся вытянуть у бродяги, и,
когда сестра попросила посетителей уйти, комиссар не стал настаивать. Они
вышли.

В коридоре речник вскинул голову:

- Ну как? Здорово вы продвинулись в этом деле? Фламандец был прав: на сей
раз выиграл он.

- Я тоже, - торжествующе продолжал ван Гут, - умею выдумывать всякие
истории!

Не стерпев, Мегрэ буркнул сквозь зубы:

- Заткнись!

Пока Жеф в обществе Торанса сидел в кабинете на Набережной Орфевр, Мегрэ
провел около двух часов у судьи Данцигера. Тот позвонил помощнику прокурора
Паррену и попросил его зайти. Затем Мегрэ подробно - от начала до конца -
изложил им свою версию преступления.

Судья делал у себя в блокноте пометки карандашом и, когда Мегрэ закончил,
со вздохом произнес:

- В общем, у вас нет против него ни одной улики.

- Ни одной, - подтвердил комиссар.

- За исключением несовпадения во времени в его показаниях. Но любой
опытный адвокат отведет этот аргумент.

- Знаю.

- У вас есть надежда добиться признания?

- Никакой.

- Бродяга будет по-прежнему молчать?

- Я в этом убежден.

- Как вы думаете, почему он занял такую странную позицию?

Объяснить это было трудно. Особенно тем, кто никогда не сталкивался с
людьми, ночующими под мостами.

- Вот именно: почему? - вставил слово помощник прокурора. - Ведь он чуть
не отправился на тот свет. Мне думается, он должен был бы...

В самом деле, как иначе мог думать помощник прокурора, который жил с
семьей в Пасси*, устраивал у себя дважды в месяц приемы и заботился прежде
всего о собственной карьере и о повышении оклада.

* Пасси - один из фешенебельных районов Парижа,

Но не так думал бродяга.

Ведь существует же правосудие!

Еще бы! Но те, кто не боится спать зимой под мостами, завернувшись для
тепла в старые газеты, меньше всего думают об этом самом правосудии.

- Ну, а вы, комиссар, его понимаете? Мегрэ не решился ответить "да",
поскольку это вызвало бы недоумение.

- Видите ли... для него суд присяжных, разбирательство дела, вопросы,
приговор и тюрьма - все это не имеет существенного значения.

Что бы подумали эти двое, если бы комиссар рассказал им о стеклянном
шарике, который он вложил в руку пострадавшего? Или хотя бы о том, что
бывший доктор Келлер, чья жена живет на острове Сен-Луи, а дочь вышла замуж
за крупного фабриканта аптекарских товаров, хранит у себя в кармане, как
десятилетний мальчишка, стеклянные шарики?

- Он все еще требует встречи с консулом? Речь снова зашла о Жефе.

Взглянув на помощника прокурора, судья нерешительно заметил:

- При таком положении дела я едва ли смогу подписать ордер на его арест.
Судя по вашим словам, комиссар, если я даже и допрошу ван Гута, то это все
равно ни к чему не приведет.

Да, чего не смог добиться Мегрэ, вряд ли добьется судья!

- Что же дальше?

Что дальше? Прежде чем прийти сюда, Мегрэ уже знал, что партия проиграна.
Остается только одно: отпустить ван Гута да еще принести ему извинения, если
он потребует.

- Простите, Мегрэ, но при таких обстоятельствах...

- Я понимаю...

Предстояло пережить несколько неприятных минут. Это случалось не в первый
раз и всегда, когда он сталкивался с людьми недалекими.

- Извините, господа, - тихо произнес Мегрэ, покидая кабинет судьи.

Немного спустя комиссар повторил эти слова уже у себя в кабинете.

- Извините, мосье ван Гут! Правда, я приношу извинения только формально.
Знайте: своего мнения я не изменил. Я по-прежнему убежден, что это вы убили
своего хозяина, Луи Виллемса, и сделали все возможное, чтобы избавиться от
бродяги, который мог оказаться нежелательным свидетелем. А теперь можете
вернуться на свою баржу к жене и ребенку. Прощайте, мосье ван Гут!

Вопреки ожиданиям, речник не возмутился, а только с некоторым удивлением
поглядел на комиссара и, уже стоя на пороге, протянул ему длинную руку,
проворчав:

- Всякий может ошибиться, верно?

Мегрэ сделал вид, что не заметил протянутой руки, и пять минут спустя с
головой погрузился в текущие дела.

В последующие недели полиция произвела нелегкую работу, проверив все
обстоятельства дела как в районе набережной Берси, так и у моста Мари.
Допросили множество людей. Бельгийская полиция прислала запрошенный
материал, который подкололи к остальным материалам расследования.

Что же касается комиссара, то в течение трех месяцев его часто видели у
причала на набережной Селестэн. Сунув руки в карманы, с трубкой в зубах, он,
словно бездельник, прохаживался мимо моста Мари. Тубиб выписался из больницы
и снова вернулся в свое убежище под сводом моста. Вещи ему возвратили.

Иногда Мегрэ как бы случайно останавливался возле бродяги. Разговор их
бывал недолог:

- Живем?

- Живем!

- Рана вас больше не беспокоит?

- Временами немного кружится голова... Они избегали говорить о
случившемся, но Келлер прекрасно понимал, зачем приходит сюда комиссар. И
Мегрэ тоже знал, что тот все понимает. Это превратилось уже в своеобразную
игру. Невинную игру, которая длилась до наступления летней жары.

Однажды утром комиссар остановился перед бродягой, который жевал краюху
хлеба, запивая ее красным вином.

- Живем?

- Живем!

Быть может, Франсуа Келлер решил, что его собеседник достаточно ждал?
Посмотрев на стоявшую на приколе бельгийскую баржу, очень похожую на
"Зваарте Зваан", он заметил:

- Хорошо живется этим людям. И, указав на двух белокурых детей, игравших
на палубе, добавил:

- В особенности малышам...

Мегрэ внимательно посмотрел ему в глаза, инстинктивно чувствуя: сейчас за
этим что-то последует.

- Но жизнь никому не дается легко, - продолжал бродяга.

- Так же, как и смерть...

- И судить никому не дано. Они поняли друг друга.

- Спасибо, - прошептал комиссар. Наконец-то он узнал то, что хотел
узнать.

- Не за что. Я же ничего не сказал. - И, подражая фламандцу, Тубиб
добавил: - Верно?

Он и вправду ничего не сказал. Он отказывался судить. Он не пожелал
давать свидетельских показаний.

Тем не менее за завтраком Мегрэ не удержался и как бы мимоходом спросил
жену:

- Ты помнишь историю с баржей и бродягой?

- Конечно. Есть что-нибудь новое?

- Я тогда не ошибся...

- Значит, ты его арестовал?

Он отрицательно покачал головой.

Жизнь никому не дается легко, - сказал Келлер комиссару Мегрэ.

- Нет! Пока фламандец не допустит какого-либо промаха - а это вряд ли
случится, - его не арестуешь.

- Тубиб что-нибудь сказал?

- В известном смысле - да...

Больше взглядом, чем словами. Они поняли друг друга, и Мегрэ улыбнулся,
вспоминая то удивительное сообщничество, которое на мгновение возникло между
ними под мостом Мари.