смерти".
пустом коридоре, выложенном бледно-голубыми плитками, легко, одним плавным
движением поднялись с корточек. Они все, кроме одной, были высоки для женщин
- но не для айилок. Чтобы сравняться ростом с Рандом, их старшей, Аделин, не
хватало чуть больше ладони. Единственным исключением была Энайла, девушка с
огненной гривой рыжих волос и не выше Эгвейн болезненно переживала свой
рост. Как и у вождей кланов, глаза у девушек были голубые, серые или
зеленые; волосы - светло-русые, желтые, точно солома, или рыжие - коротко
подстрижены, лишь на затылке оставлен длинный хвост. На поясах висели полные
колчаны, уравновешенные ножами с длинным клинком; а за спинами, в налучах.
Девы носили роговые луки. У каждой были три-четыре коротких, но с
внушительными наконечниками копья и круглый щит из бычьей кожи. У айильских
женщин, не желавших проводить жизнь у очага и в заботах о детях, было свое
воинское объединение - Фар Дараиз Май, Девы Копья.
айильцев не было такого обычая, по крайней мере, его этому не учили.
она была с вами. Она не заболела?
казались еще светлее, обрамляя дочерна загорелое лицо с тонким белым шрамом
на щеке. - В каком-то смысле она заболела. Проговорила сама с собой целый
день, и не прошло еще и часа, как отправилась к Гарану из Джирад Гошиен,
намереваясь положить к его ногам свадебный венок. - Кое-кто из Дев покачал
головой: замужество означало отказ от копья. - Завтра его последний день в
качестве ее гай'шайн. Джойнде - из Черной Скалы, из Шаа-рад, - со значением
добавила Аделин. Это и впрямь значило многое. Браки с мужчинами или
женщинами, захваченными в гай'шайн - обычное дело, но очень редко браки
заключались между айильцами, чьи кланы находились в кровной вражде, пусть и
позабытой на время.
голос ее был горяч - таким же жаром веяло от ее волос. - С тех пор как мы
пришли в Руидин, каждый день одна-две Девы сплетают свадебные венки.
этом его вина. Он и гадать боялся, сколько из Дев рискнули бы остаться с
ним, расскажи он им правду. Хотя, по всей вероятности, останутся все - их
удержит честь, а страха они испытывают не больше, чем клановые вожди. По
крайней мере, до сих пор все сводилось лишь к свадьбам, - пожалуй, даже Девы
сочтут замужество лучшим избавлением, чем то, что испытали некоторые. Может,
так еще и случится.
было трудно - казалось, стоящие на месте Девы в любой миг готовы взорваться
стремительным движением.
секунд. Он оплел комнату - точно коробочку обмотал - потоками Духа и Огня и
закрепил их, чтобы плетение держалось само собой. Войти и выйти мог любой -
кроме мужчины, способного направлять. Для него самого - как и для Асмодиана
- перешагнуть порог означало шагнуть в сплошную стену пламени. Это плетение
потоков - и то, что Асмодиан, будучи огражден барьером, слишком слаб, чтобы
направлять сквозь подобную преграду, - Ранд обнаружил случайно. Судя по
всему, к менестрелю никто не лез с вопросами, но если кого заинтересует, то
Джасин Натаэль просто выбрал местечко для ночлега подальше от айильцев,
насколько можно отыскать такое в Руидине. К подобному выбору с пониманием
отнесутся возчики и охранники Кадира. А Ранд, таким образом, точно знал, где
ночью находится Асмодиан. Девы ему никаких вопросов не задали.
его кольцом, настороженные, словно в ожидании нападения. Асмодиан продолжал
наигрывать погребальную песнь.
парапету, обегавшему вокруг сухого фонтана, и пел песню мужчинам, которые
наблюдали за ним в меркнущем свете дня.
расцелуем в губки, И кости мы метнем, а потом скорей На танец, с
Джаком-из-Теней.
ли куртку из превосходного зеленого шелка, с золотым шитьем. Но от выпивки,
которую айильцы называли оосквай, в голове точно гигантские мухи гудели, и
мысль эта тут же улетучилась. В пыльном бассейне белели на постаменте три
каменные статуи - обнаженные женщины футов двадцати высотой. Одна рука
каждой вздымалась вверх, другая держала, наклоняя, огромный каменный кувшин
на плече - из него должна была литься вода. Но у одной из статуй недоставало
головы и поднятой руки, а кувшин другой превратился в груду черепков.
девиц, всех перецелуем, Ну а потом со мной скорей На танец, с
Джаком-из-Теней.
лугардским акцентом. Люди Кадира держались тесной кучкой, особняком от
айильцев. Все они были крепкими мужчинами, с жесткими лицами, но каждый из
них был уверен: за неосторожный взгляд любой айилец разом глотку перережет.
Не так уж они и ошибались. - Помню, как бабка моя как-то говаривала о
Джаке-из-Теней, - продолжал большеухий лугардец. - Негоже так о смерти петь!
той поры как пал Алдешар, никто не слышал "Танца с Джаком-из-Теней". В
голове у него звучала эта песня, которую с вызовом грянули Золотые Львы,
бросившись в свою последнюю, безнадежную атаку на окружившее их войско
Артура Ястребиное Крыло. Ладно хоть, подумал Мэт, на Древнем Наречии не
болтаю. Он и наполовину не был таким развязным ухарем, каким казался со
стороны, но чашек оосквай и правда он опустошил многовато. Вкусом и цветом
пойло напоминало бурую водицу, но в голову вдарило, точно мул лягнул. Коли
не поостерегусь, того и гляди, Морейн меня упакует да и отправит в Башню. По
крайней мере, так я окажусь подальше и от Пустыни, и от Ранда. Видать, он и
вправду перебрал, даже больше, чем ему казалось, раз полагает это честной
сделкой. Мэт затянул "Лудильщика на кухне".
вернулся обратно. Айильцы молчали - у них мужчины не пели, не считая боевой
песни в сражении или погребальной над павшим. Девы же если и пели, то только
в своем кругу, исключительно для себя.
влили в себя, на них это никак не сказалось, разве что глаза малость
остекленели. С какой радостью Мэт вернулся бы в те края, где светлые глаза -
большая редкость; в родной деревне он видел вокруг только карие да черные
глаза. Ранд был единственным исключением. Слева, перед свободным от зрителей
пространством, на широких плитах мостовой лежали куски дерева - источенные
червем ручки и ножки кресел. Возле парапета валялся пустой кувшин из красной
глины, рядом стояли его братец, где еще оставался оосквай, и серебряная
чаша. Суть игры состояла в том, чтобы выпить, а потом постараться попасть
ножом в подброшенную в воздух мишень. Играть с Мэтом в кости не сел бы никто
из Кадировых людей, а среди айильцев таких были считанные единицы - слишком
уж часто он выигрывал, а в карты жители Пустыни не играли. Метание ножей
считалось чем-то совершенно отличным от всего прочего, особенно если
добавить к этой забаве оосквай. В кости Мэт выигрывал чаще, чем в этой игре,
но в фонтане у ног юноши лежало с полдюжины чаш с золотой насечкой и два
золотых блюда - вдобавок к браслетам и ожерельям с рубинами, лунными камнями
или сапфирами, не говоря уже о пригоршне монет. Подле выигрышей дожидались
хозяина плоская шляпа и необычное копье с черным древком. Кое-какие из
выигранных вещиц были даже сделаны руками айильцев. Жители Пустыни явно
предпочитали расплачиваться частью своей боевой добычи, а не звонкой
монетой.
оборвавшего песню Мэта. Белый шрам наискось пересекал нос воина.
костями. Может, остановимся на этом? Темнеет.
бледные тени, но на фоне пока еще светлого неба вполне можно было различить
цель. - При таком свете даже моя бабуля не промахнется. А я попаду с
закрытыми глазами.
ряды зрителей.
считал себя остряком. - Раз мужчина заводит такие речи, значит, поблизости
женщины, перед которыми он желает покрасоваться.
а может, и громче.
косынку, что носил на шее, прикрывая рубец от петли. - Корман, подбрось
деревяшку и просто крикни "давай". - Юноша быстро завязал сложенной косынкой
глаза и вытащил из рукава один из ножей. В наступившей тишине он слышал лишь
дыхание зрителей. Это ты-то не пьян? Да ты назюзюкался как сапожник! И тем
не менее Мэт вдруг ощутил свою удачу, почувствовал порыв, который обычно
испытывал в игре, зная, какой гранью вверх замрут кубики, когда они еще
катились. В голове у него чуток прояснилось. - Кидай же, - спокойно произнес
он.