следила через глазок двустворчатой двери, не решаясь под каким-либо
предлогом подняться на верхние этажи и изучить их топографию. Излишне
говорить, что в ее распоряжении был весь день, что она могла это делать
в часы досуга, а такими в Вене были почти все ее часы, - возвращаясь с
работы, я заставал ее на посту, как верного часового, но она не вышла ни
разу за пределы нашего этажа, а мне было неудобно это делать в такое
позднее время или по утрам, риск был слишком велик. Мы <)ыло понадея-
лись, что нам поможет доска с ключами в тесной сырой комнатке админист-
ратора, но обнаружили, что там полно ключей, не бывших в употреблении с
давних пор, а надписи на жетонах сделаны готическими буквами, в которых
безвозвратно тонула всякая английская фамилия. Обсудили также возмож-
ность расспросить кого-нибудь из служащих, сунув кредитку, но они не
внушали нам доверия своим видом - не то лакеи, не то бездушные зомби.
Уже три ночи следили мы за коридором, и, даже когда я сдавался, сморен-
ный усталостью и сливовицей, Телль до часу ночи не отходила от двуствор-
чатой двери, своей террасы Эльсинора. Ну а после часу ночи, по нашим
предположениям, фрау Марта должна была спать, как все люди, и не совер-
шать подозрительных прогулок; когда Телль возвращалась в кровать и, зе-
вая, прижималась ко мне, потягиваясь и мурлыча, как разочарованная кош-
ка, я же на миг вырывался из сна, и мы обнимались, как после долгой раз-
луки, а иногда дело кончалось полусонными ласками при зеленоватом свете
ночника, в котором Телль казалась гибкой, изящной рыбой в аквариуме. Так
шло время, и мы почти ничего не разузнали, кроме того, что фрау Марта
живет на нашем этаже, в глубине коридора, и что номер юной англичанки
находится на одном из верхних этажей; каждый вечер, приступая к наблюде-
нию, мы с научной точностью определяли шаги англичанки между половиной
девятого и девятью часами, время для сна немыслимое, но туристы к этому
часу обычно очень устают, и мы слышали, как бедняжка слегка волочит но-
ги, возвращаясь со своим путеводителем Нагеля. Убедившись, что она в бе-
зопасности (на четвертом или на пятом этаже?), мы отправлялись ужинать,
свободные от всяких обязанностей до одиннадцати; в эти часы жизнь в оте-
ле шла полным ходом, и фрау Марта вряд ли могла выйти из своей комнаты с
иной целью, кроме как посетить исторический клозет в коридоре.
се, где к любому куску мяса вела палочка с нанизанными на нее кружками
лука и перцев, мне в темноте коридора почудилось какое-то движение. Не
оглядываясь, я отворил нашу двустворчатую дверь и рассказал Телль об
этом, лишь когда мы оказались в своей комнате. Конечно, фрау Марта, ник-
то другой не мог бы так скользить во мраке. В двенадцать без пяти минут
(мне была дарована привилегия смотреть в глазок, пока Телль, поддавшись
непростительной слабости, вновь погружалась в роман Джона Ле Карре, ко-
торый, по-моему, достоин своей фамилии), при свете мутного исторического
плафона на лестничной площадке, я увидел похожую на пепельно-серого кота
фрау Марту - она шла, неся в правой руке что-то, что мне не удалось
разглядеть, наверно универсальный ключ, память о давнем знакомстве с ад-
министратором, который ее поселил в отеле пожизненно, быть может, тут
были австро-венгерские любовные шашни, вообразить себе которые, глядя на
то, что осталось от фрау Марты, не сумел бы никто. Когда она исчезла на
верху лестницы, я выждал секунд двадцать, подал Телль условный знак,
чтобы она держала дверь приоткрытой на случай внезапного моего отступле-
ния, и, сделав последний глоток сливовицы, выглянул в коридор. Было ма-
ловероятно, чтобы по отелю разгуливал кто-то из постояльцев, в каморке у
администратора храпел сторож, и я убедился, что, когда звонили посто-
яльцы-полуночники, колокольчик у входной двери был хорошо слышен с лест-
ницы, так что я успел бы ретироваться в наш исторический номер. Мне не
понадобился Джон Ле Карре, чтобы догадаться обуть мокасины на каучуке,
и, держась за перила, я начал подниматься туда, куда свет с нашей пло-
щадки почти не доходил.
лавского, и все напряженней прислушивалась к глубокой тишине отеля, к
дробному тиканью маленького будильника на ночном столике. Тогда это уже
перестало быть шуткой, способом провести время; Хуан отправился в поход,
он оказался вне пределов комнаты, где мы столько смеялись над фрау Мар-
той, а я осталась одна с точным поручением обеспечить в случае опасности
его отступление. Я устала смотреть в глазок, для этого надо было накло-
няться, и я предпочла приоткрыть обе створки дверей, готовая в любой мо-
мент их закрыть, если в коридоре покажется кто-то из постояльцев; я
смотрела попеременно то на лестницу, то в нашу комнату, все острее
чувствуя, что где-то там, в дверной притолоке, намечается трещина и неч-
то наше, нами вымышленное, где-то там кончается, отступая перед чем-то,
что не могло быть реальностью, однако происходило, и, стало быть, мы
все-таки были правы, и фрау Марта выходит по ночам и поднимается на
верхний этаж, а на верхнем этаже живет молодая англичанка, и два плюс
два будет четыре и т. д. Страха я не испытывала, но по мне словно забе-
гали мурашки и на небе проступило что-то липкое; я была одна в комнате
Владислава Болеславского, одна с куклой месье Окса, сидевшей на комоде.
Нет, ничего не произойдет, Хуан вернется разочарованный, мы ляжем, и это
будет эпилогом глупой истории ужасов, нам даже не очень захочется подшу-
чивать над собою; Хуан станет говорить, что надо вернуться в "Козерог",
раз ему осталось пять дней работать в Вене. С моего наблюдательного пос-
та - а мы в эти дни давали нашим действиям громкие названия - я видела
куклу, освещенную зеленой лампочкой, и конверт с наполовину засунутым
письмом к Николь, я не знала, что ей написать, и спрашивала себя, не по-
ехать ли мне в Лондон, чтобы лучше разобраться в истории, о которой мне
недавно писал Марраст. Тут фрау Марта кашлянула, кашель был сдержанный,
почти нарочитый, вроде легкового перханья, как у человека, когда он, уг-
лубившись в себя, подошел к концу своих размышлений и решает что-то сде-
лать - переменить позу или объявить, что нынче вечером пойдет в кино или
что ляжет рано.
сколько времени займет бегство в комнату Владислава Болеславского в слу-
чае, если это перханье фрау Марты означает возвращение, перемену намере-
ний. Но в тот же миг я услышал, что она снова пошла, тишина стояла пол-
ная, и, однако, я знал, что она удаляется, что она не изменила намере-
ний, и, хотя расслышать ее шаги было невозможно, казалось, тишина сооб-
щает о них какими-то иными способами, изменениями в эластичности среды
или предметов. Когда я ступил на площадку четвертого этажа, старуха сто-
яла у четвертой двери слева в классической позе человека, собирающегося
действовать ключом или отмычкой. Тогда-то все подтвердилось, тогда-то
легкий скрип двери стал как бы развязкой и заодно прорывом чего-то, к
чему я, в общем-то, совершенно не был готов, разве что мог бы прибегнуть
к какому-нибудь из жалких банальных приемов; например кинуться на фрау
Марту, что было бы неприлично, как-никак пожилая дама, либо разбудить
сторожа, сославшись на распорядок отеля и благопристойность, - но сторож
ничего не поймет, пойдет звать администратора, дальнейшее будет заурядно
и убого, - либо выждать еще секунду и подойти к двери, когда осторожный
крот (нет, теперь она походила на огромную крысу) войдет в комнату, о
да, миссис, конечно, это единственное, что мне остается, хотя желудок
корчит судорога и сливовица поднимается к горлу всеми своими сорока
пятью градусами алкоголя, гарантированными изготовителем.
рого было то, что его без долгих слов можно сунуть в руки друга, пришед-
шего тебя встретить, - в данном случае Калака, в полдень на Викто-
рия-Стейшн. Они издавна привыкли встречаться каждый вечер, сами толком
не зная зачем, и лондонская их беседа велась краткими репликами вроде:
возьми, что ты сказал, дай сигарету, вот сюда, какой туман, they call it
smog53, привет от Сухого Листика, как там эта кататоничка, да так, по-
немножку, главное, здоровье, дай мне немного english money54, в отеле
разменяют, надеюсь, горячей воды будет достаточно, сколько хочешь, зато
завтраки неважные, так почему ты не переедешь, видишь ли, когда чемодан
раскрыт, лучше, чтобы вещи были на полу и не портить себе кровь, ты
прав, а ты зачем изволил приехать, сам не очень-то знаю, как это не зна-
ешь, да вот Марраст написал мне, что ищет глыбу антрацита, и я тогда по-
думал, не вижу тут никакой связи, да я тоже, потому и приехал, а кроме
того, у меня на работе пять свободных дней, вот это работа, дело в том,
что у нас забастовка, а, тогда другое дело, а так как меня наверняка
уволят, потому что бастую я один, лучше побыть с друзьями, а ты и впрямь
поступил правильно, не говоря о том, что у Марраста, сдается мне, не все
в порядке, да-да, и особенно у Николь, да-да, потому я и приехал, вот
именно, где гвоздь, где панихида, в котором часу вы тут обедаете с По-
ланко и прочими, я в Лондоне не обедаю, то есть как это ты в Лондоне не
обедаешь, а вот так, сэр, в Лондоне не обедают, но ты уже сказал, что
завтрак очень плохой, плохой-то плохой, но обильный, первое дело - ка-
чество, о, разумеется, у тебя французские предрассудки, по-твоему, выхо-
дит, аргентинцы лопают что попало, лишь бы побольше, ну, не совсем так,
в этом метро пахнет мятой, это от чая, который пьют англичанки, и так
далее до Тоттнхем-Корт-Роуд и отеля в трех кварталах от станции. По до-
роге мой сосед узнал, что Калак и Поланко по-аргентински делят на двоих
комнатку с пятачок величиной, однако хозяйка отеля у них ирландка, а по-
тому не эвклидианка, и легко поймет, что, где помещаются двое, уместятся
и трое; он еще узнал, что на этих днях они познакомились с одним лютнис-
том, что Марраст и Николь живут в отеле неподалеку и что Поланко уже по-
казал Остину багуалу и тот играет ее в стиле Пёрселла, что недопустимо,
и прочие подобные новости.
учным исследованиям, а именно: погрузил электробритву в кастрюльку с ов-
сяной кашей и изучал поведение этих разнородных объектов. Слышалось
бульканье, и время от времени в воздух прыскала струя овсянки, однако до
потолка не долетала и шлепалась на пол с зловещим чавкающим звуком. То
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк
Акунин Борис