сточными желобами, вытяжными трубами, отстойниками с их очистными
разветвлениями, сооружены только в 1836 году. Кишечный тракт Парижа был
заново переустроен и, как мы уже говорили, на протяжении четверти века
разросся более чем вдесятеро.
почти всюду еще сохраняла свой прежний вид. На многих улицах, на месте
нынешних выпуклых мостовых, были тогда вогнутые булыжные мостовые. В самой
низкой точке, куда приводил уклон улицы или перекрестка, часто попадались
широкие квадратные решетки с толстыми железными прутьями, до блеска
отполированные ногами прохожих, скользкие и опасные для экипажей, так как
лошади спотыкались на них и падали. На официальном языке дорожного ведомства
этим низким точкам и решеткам было присвоено выразительное название clissis
{Ловушки (лат.).}. Еще в 1832 году на множестве улиц - как, например, на
улице Звезды, Сен-Луи, Тампльской, Старой Тампльской, Назаретской
Богоматери, Фоли-Мерикур, на Цветочной набережной, на улице Малая Кабарга,
Нормандской, Олений мост, Маре, в предместье Сен-Мартен, на улице
Богоматери-победительницы, в предместье Монмартр, на улице Гранж-Бательер, в
Елисейских полях, на улице Жакоб, на улице Турнон - старая средневековая
клоака цинично разевала свою пасть. Это были громадные зияющие дыры,
обложенные необтесанным камнем и кое-где с наглым бесстыдством огороженные
кругом тумбами.
установленной в мае 1663 года цифры: пяти тысяч трехсот двадцати восьми
туаз. На 1 января 1832 года, после Брюнзо, они достигли сорока тысяч трехсот
метров. С 1806 по 1831 год ежегодно прокладывали в среднем семьсот пятьдесят
метров сточных труб; с тех пор каждый год сооружали от восьми до десяти
тысяч метров подземных туннелей из мелкого гравия, скрепленного известковым
гидравлическим раствором, на бетонном основании. Считая по двести франков на
метр, шестьдесят миль сточных труб современного Парижа обошлись ему в сорок
восемь миллионов.
серьезной проблемой парижской клоаки связаны также и важные вопросы
общественной гигиены.
пелена, хоть и простертая довольно глубоко под землей, но уже дважды
исследованная бурением, покоится на слое зеленого песчаника, залегающего
между меловыми пластами и известняком юрского периода. Этот слой можно
изобразить в виде диска, радиусом в двадцать пять миль; туда просачивается
множество рек и ручьев; из стакана воды, взятой в колодце Гренель, вы пьете
воду Сены, Марны, Ионны, Уазы, Эны, Шера, Вьены и Луары. Водная пелена
целебна, она образуется сначала в небе, потом в недрах земли; воздушная
пелена вредоносна, она впитывает гнилые испарения. Все миазмы клоаки
смешиваются с воздухом, которым дышит город; потому-то у него такое
нездоровое дыхание. Воздух, взятый на пробу над навозной кучей, - это
доказано наукой, - гораздо чище, чем воздух над Парижем. Настанет время,
когда благодаря успехам прогресса, научным и техническим усовершенствованиям
водная пелена поможет очистить пелену воздушную, - иными словами, поможет
промыть водостоки. Как известно, под промывкой водостоков мы подразумеваем
отведение нечистот в землю, унавоживание почвы и удобрение полей. Это
простое мероприятие повлечет за собой облегчение нужды и приток здоровья для
всего города. Теперь же болезни Парижа распространяются на пятьдесят миль в
окружности, если принять Лувр за ступицу этого чумного колеса.
болезнь Парижа. Сточные воды - отрава в крови города. Народное чутье никогда
не обманывалось на этот счет. Ремесло золотаря в прежние времена считалось в
народе столь же опасным и почти столь же омерзительным, как ремесло
живодера, которое так долго внушало отвращение и предоставлялось палачу.
Только за большие деньги каменщик соглашался спуститься в этот зловонный
ров; землекоп лишь после долгих колебаний решался погрузить туда свою
лестницу; поговорка гласила: "В сточную яму сойти, что в могилу войти". Как
мы уже говорили, зловещие, вселявшие ужас легенды окружали эту бездонную
канаву, эту опасную подземную трущобу, хранящую отпечаток геологических эр и
революционных переворотов, хранящую следы всех катаклизмов, начиная от
раковины времен потопа и кончая лоскутом от савана Марата.
Книга третья. ГРЯЗЬ, ПОБЕЖДЕННАЯ СИЛОЙ ДУХА
Глава первая. КЛОАКА И ЕЕ НЕОЖИДАННОСТИ
бесследно, словно пловец в океанских глубинах.
города и в мгновение ока, лишь приподняв и захлопнув крышку, перешел от
дневного света к непроглядному мраку, от полудня к полуночи, от шума к
тишине, от вихря и грома к покою гробницы и, благодаря еще более чудесному
повороту судьбы, чем на улице Полонсо, - от неминуемой гибели к полной
безопасности.
сменить улицу, где повсюду рыскала смерть, на склеп, где теплилась жизнь, -
это была необыкновенная минута. Некоторое время он стоял, словно оглушенный,
и с изумлением прислушивался. Под его ногами внезапно разверзлась
спасительная западня. Небесное милосердие укрыло его, так сказать, обманным
путем. Благословенная ловушка, уготованная провидением!
мертвеца унес он с собой в эту могилу.
показалось также, что он сразу оглох. Он ничего не слышал. Яростный смерч
побоища, бушевавший в нескольких футах над его головой, доносился до него
сквозь отделявшую его толщу земли глухо и неясно, как смутный гул. Он ощущал
под ногами твердую почву - вот и все, но этого было достаточно. Он протянул
одну руку, затем другую, с обеих сторон наткнулся на стену и понял, что
находится в узком коридоре, он поскользнулся и понял, что каменный пол залит
водой. Он осторожно ступил вперед одной ногой, опасаясь какого-нибудь
провала, колодца, бездонной ямы, и убедился, что каменный настил тянется
дальше. На него пахнуло зловонием, и он догадался, где он.
колодца, куда он спустился, проникало немного света, и его глаза скоро
привыкли к этим сумеркам. Он начинал различать кое-что вокруг. Подземный
ход, где он похоронил себя, - никаким словом не обрисуешь лучше его
положения, - был замурован позади и оказался одним из тупиков, называемых на
профессиональном языке "тупиковой веткой". Впереди ему преграждала путь
другая стена - стена ночного мрака. Луч, падавший из отдушины, угасал в
десяти-двенадцати шагах от Жана Вальжана, озаряя тусклым белесоватым светом
всего лишь несколько метров мокрой стены водостока. Дальше стояла сплошная
тьма; вступить в нее казалось страшным, чудилось, что она поглотит вас
навеки. Однако пробиться сквозь эту стену мрака было возможно и даже
необходимо. Мало того, надо было спешить. Жану Вальжану пришло в голову, что
если он заметил решетку под булыжниками, ее могли заметить и солдаты и что
все зависело от случайности. Солдаты тоже могут спуститься в колодец и
обыскать его. Нельзя терять ни минуты. Опустив было Мариуса наземь, он снова
поднял его, взвалил себе на плечи и пустился в путь. Он смело шагнул в
темноту.
Вальжан. Их подстерегали опасности другого рода и, быть может, не меньшие.
Вместо пылающего вихря битвы - пещера, полная миазмов и ловушек, вместо
хаоса - клоака. Из одного круга ада Жан Вальжан попал в другой.
вопрос. Подземный коридор упирался в другой, пересекавший его поперек.
Отсюда расходились два пути. Который же избрать? Свернуть налево или
направо? Как разобраться в черном лабиринте? У этого лабиринта, как мы
отметили выше, была одна путеводная нить - его естественный уклон. Следовать
уклону, значило спускаться к реке.
выбрав левый путь и следуя под уклон, он может меньше чем в четверть часа
добраться до одного из отверстий, выходящих к Сене между мостами Менял и
Новым, иными словами, он рискует очутиться среди бела дня в самом
многолюдном районе Парижа. Возможно также, что этот путь приведет его к
смотровому колодцу на каком-нибудь перекрестке. Он представил себе испуг
прохожих при виде двух окровавленных людей, выходящих прямо из земли у них
под ногами. Прибегут полицейские, вооруженная стража из ближайшей
караульной. И их схватят прежде, чем они успеют выбраться на поверхность.
Лучше уж углубиться в дебри лабиринта, довериться темноте, а в остальном
положиться на волю провидения.
отдушины исчез, над ним опустилась завеса тьмы, и он опять ослеп. Это не
мешало ему продвигаться вперед так быстро, как только он мог. Руки Мариуса
были перекинуты вперед, по обеим сторонам его шеи, а ноги висели за спиной.
Одной рукой он сжимал руки юноши, а другой ощупывал стену. Щека Мариуса
касалась его щеки и прилипала к ней, так как была вся в крови. Он
чувствовал, как текли по нему и пропитывали его одежду теплые струйки крови,