по стольку же. Чтобы порядок был. Режим. Мы же не гденибудь, а в
госпитале. И я сам тоже на положении рядового хворающего. Услышат вдруг
разговорчики, наложат взыскание - внеочередную инъекцию витамина. А куда
колют? В самую беззащитную территорию. - Произнес шутливо: - Интересно,
генералам и маршалам тоже так или куда-нибудь в более благородное место?
терпеливо и настойчиво выхаживал Сашу Белова, объяснив высокому
начальству, вызывавшему его в Москву, важность своего пребывания здесь,
рядом с выздоравливающим Беловым.
крепко обнял его и стал шепотом, изредка оглядываясь на Барышева,
рассказывать о тех днях, когда он остался один и продолжал работать,
Барышев счел неудобным присутствовать при разговоре советского разведчика
со своим соратником и вышел в коридор.
выздоравливающим офицером о жизни, какая сейчас в стране и какая должна
быть потом. А когда он, постучав предварительно в дверь, вернулся в
палату, Генрих сказал смущенно:
сумел установить в последние дни существования фашистской Германии.
Генрих, предстоит сейчас думать о том, какой станет Германия. Покончили с
фашизмом мы, а строить новую Германию будете вы... - Провел ладонью по
серым от седины волосам, добавил: - Вам, как товарищу Иоганна Вайса по
работе, скажу: секретная служба гитлеровцев со всеми архивами и штатами,
коей удалось уйти на Запад от нашей, выражаясь по-старинному, карающей
десницы, перешла в наследство к тем, кто мечтает стать преемниками
Гитлера. Так вот, надо, чтобы эти сладкие их мечты не превратились в
горькую для вас действительность.
решением - оно стало мне известно - не брать на работу инженера Фридриха
Дитмара только потому, что он инвалид.
этот Дитмар охарактеризован как отъявленный нацист...
бдительности. Тайные нацисты стремятся скомпрометировать тех немецких
специалистов, которые, не скрывая своих прошлых заблуждений, хотят
сотрудничать с вами.
том, что враг в разные исторические времена использует различные коварные
приемы борьбы, но цель у него всегда одна: если не физически, то морально
убить человека. Вот, - улыбнулся он, - значит, моя к вам просьба, товарищ
Генрих: оставайтесь разведчиком, только теперь - человеческих душ.
примут?
- Учтите только вот что: когда об этом станет известно, в партию поступит
много писем о вас как о бывшем эсэсовце. Так вы не обижайтесь, эти письма
будут писать только честные люди.
будешь меня навещать, Иоганн?
повторил несколько раз: - Александр Белов, Александр Белов. Знаешь, мне
трудно привыкнуть. Мне странно, что тебя зовут не Иоганном.
Иоганном Вайсом.
великая радость. - Лег на спину, спросил: - Поспим?
волевой импульс! - Скомандовал: - Спать! Инициатива моя, исполнение - мы
оба. - И погасил настольную лампу.
смог. Искоса приоткрыв глаза, увидел, что Белов спит. Лицо у него было
спокойное, безмятежное, и дышал он ровно. "Волевой парень, - завистливо
подумал Барышев. И еще он подумал так же завистливо: - А может, это
молодость? Ведь молодому легче справиться с трудностями, чем человеку,
обремененному годами". И потом он уже с гордость подумал о своей работе:
"Большая она и бесконечно тонкая, сложная и требует человечности в той же
мере, как и беспощадности ко всему бесчеловечному на земле".
Барышева.
перебарывать себя, подавлять свои чувства, что даже теперь, в присутствии
Барышева, как бы автоматически, безотчетно не выдавал того, что пережил
при этом известии. И сейчас, лежа недвижимо, с закрытыми глазами, он думал
о Зубове, с пронзительной, напряженной ясностью видя его таким, каким он
был в то тихое раннее утро, когда они купались в озере Ванзее.
заявил: - А я бы не возражал!"
свое существование в сознании Белова, став его вечным, незримым спутником.
транспортного самолета. Пилотировали его два младших лейтенанта - молодые
летчки, окончившие училище перед самым концом войны. И оттого, что на их
гимнастерках не было ни орденов, ни медалей, на нашивок за ранения, они
казались обмундированными не по форме. И то, что пилоты были очень молоды,
и то, что вся их экипировка была новенька, словно только сегодня из
цейхгауза, и то, что лица у них были чрезвычайно озабоченны, - все это
напоминало сидящим у бортов на алюминиевых откидных скамьях армейским
пассажирам, в большинстве старшим офицерам, их самих - таких, какими они
уходили на войну.
турели пулемета бортстрелок, был весь в пробоинах, залатанных перкалем;
крановые установки над бомболюками размонтированы, и на балке с болтами,
как на вешалке, висят плащи и фуражки.
откидных скамьях и смотрели вниз сквозь квадратные иллюминаторы,
запотевшие после взлета.
искусно, как это умели делать старые мастера в своих идиллических
пейзажах, полных изобильного цветения и земного плодородия.
возделанной. И домики с высокими черепичными крышами казались такими же
яркими, чистенькими и уютными, как на олеографиях в учебнике Глезера и
Петцольда, по которому задолго до войны изучали в школе немецкий язык
многие из тех, уже пожилых людей, что летели в самолете. И сейчас они
внимательно смотрели на эту землю, с которой природа и труд людей уже
начали стирать то, что некогда называлось плацдармами, рубежами, передним
краем, где происходили сражения с такой интенсивностью огня, что думалось,
почва оплавится и навечно застынет черной, остекленевшей, как базальт,
массой и ни былинки не взойдет на ней.
были те, кто мог бы своим гением и трудом даровать людям величайшие
открытия, указать новые пути покорения природы, совершенствования
человека. Но они были убиты.
расчете на дележ добычи им тайно помогали их западные пайщики. В ходе
второй мировой войны эти пайщики не раз колебались, боясь упустить момент,
когда следует примкнуть к сильнейшему. И только разгром фашистских армий
положил конец колебаниям. Но не радость вызвала у них победа, а тревогу.
Советская Армия помогла народам оккупированных фашистами стран Европы,
сражавшимся в отрядах Сопротивления, изгнать оккупантов с их земли. И
теперь эти народы могли продолжать борьбу за социальную свободу.
социалистическими. К этому же шли немцы, жившие на освобожденной Советской
Армией восточной территории Германии. И на этой территории советские
воинские части всячески стремились, чтобы страна быстрее поднялась из
развалин и народ ее, идя по избранному им пути, мог начать строить новую
Германию.
смотрели в иллюминаторы: самолет летел над Германией, на полях которой
поднимались всходы нового урожая - первого после войны хлеба.
гимнастерке, как и у молодых пилотов, не было ни орденов, ни медалей. И
обмундирование у него было такое же новенькое, как у них. Выбритая голова
со следами снятых швов, глубоко ввалившиеся глаза, скорбные морщины у губ,
седина у висков - все это невольно вызывало любопытство пассажиров.