случае, несомненно, что ее опять заперли. Стало быть, тот, перед кем
отворилась дверь, имел при себе не отмычку, а настоящий ключ.
пытался расшатать решетку. Он с возмущением воскликнул:
залпе односложных восклицаний, звучавших почти насмешливо:
выйдет обратно, то ли, как туда войдут другие, - он с терпением ищейки
притаился в засаде за кучей щебня.
у парапета набережной. Предвидя долгую стоянку, кучер слез и подвязал под
морды лошадей мешки с овсом, слегка намоченные снизу, - мешки, хорошо
знакомые парижанам, которым, заметим в скобках, правительство частенько
затыкает рот таким же способом. Редкие прохожие на Иенском мосту
оборачивались на мгновение, чтобы взглянуть на эти две неподвижные фигуры -
человека на берегу и фиакр на набережной.
Глава четвертая. ОН ТОЖЕ НЕСЕТ СВОЙ КРЕСТ
менялась; в среднем она достигала приблизительно пяти футов шести дюймов и
была рассчитана на человека среднего роста. Жан Вальжан был принужден идти
согнувшись, чтобы не ушибить Мариуса о камни свода; каждую минуту ему
приходилось то нагибаться, то выпрямляться и все время ощупывать стену.
Мокрые камни и скользкие плиты служили плохой точкой опоры как для ног, так
и для рук. Он брел, спотыкаясь, в мерзких нечистотах города. Бледные отсветы
дня, проникавшие сюда сквозь редкие отдушины, были такие тусклые, что
солнечный луч казался лунным. Все остальное было туман, миазмы, темень,
ночь. Жана Вальжана мучили голод и жажда, особенно жажда; между тем здесь,
точно в море, его окружала вода, а пить было нельзя. Даже его сила,
необычайная, как мы знаем, и почти не ослабевшая с годами благодаря строгой
и воздержанной жизни, начинала сдавать. Им овладевала усталость, и по мере
того как уходили силы, возрастала тяжесть его ноши. Тело Мариуса, быть может
бездыханное, повисло на нем со всей тяжестью мертвого груза. Жан Вальжан
старался держать его так, чтобы не давить ему на грудь и не стеснять
дыхания. Он чувствовал, как у него под ногами проворно шмыгают крысы. Одна
из них чуть не укусила его с перепугу. Изредка через входные отверстия
сточных труб до него долетало дуновение свежего воздуха, и ему становилось
легче.
очутился в большой галерее, где мог вытянуть обе руки, не натыкаясь на
стены, и где его голова не задевала свода. Главный водосток действительно
имеет восемь футов в ширину и семь футов в высоту.
скрещиваются еще две подземные галереи: Провансальской улицы и Скотобойной.
Всякий менее опытный человек растерялся бы здесь, на перекрестке четырех
дорог. Жан Вальжан выбрал самый широкий путь, то есть окружной канал. Но тут
снова возникал вопрос: спускаться вниз или подниматься в гору? Он подумал,
что обстоятельства вынуждают его спешить и что теперь следует во что бы то
ни стало дойти до Сены. Другими словами, спускаться вниз. Он повернул
налево.
имеет два выхода, один на Берси, другой на Пасси, и будто, оправдывая свое
название, он окружает подземный Париж на правом берегу реки. Главный
водосток, представлявший собою, как мы помним, заключенный в трубу ручей
Менильмонтан, если подниматься вверх по течению, приведет к тупику, то есть
к самому своему истоку - роднику у подошвы холма Менильмонтан. Он не
сообщается непосредственно с боковым каналом, который вбирает сточные воды
Парижа, начиная с квартала Попенкур, и впадает в Сену через трубы Амло,
несколько выше старого острова Лувье. Этот боковой канал, дополняющий
канал-коллектор, отделен от него, как раз под улицей Менильмонтан, каменным
валом, служащим водоразделом верховья и низовья. Если бы Жан Вальжан
направился вверх по галерее, то после бесконечных усилий, изнемогая от
усталости, полумертвый, он в конце концов наткнулся бы во мраке на глухую
стену. И это был бы конец.
Сестер страстей господних, не задерживаясь у подземной развилины под
перекрестком Бушра и следуя дальше коридором Сен-Луи, затем, свернув налево,
проходом Сен-Жиль, повернув потом направо и миновав галерею Сен-Себастьен,
он мог бы достичь водостока Амло, если бы только не заблудился в сети
стоков, напоминающих букву F и залегающих под Бастилией, а оттуда уже
добраться до выхода на Сену, возле Арсенала. Но для этого необходимо было
хорошо знать все разветвления и все отверстия громадного звездчатого коралла
парижской клоаки. Между тем, повторяем, он совершенно не разбирался в этой
ужасной сети дорог, по которой плутал, и если бы спросить его, где он
находится, он ответил бы: "В недрах ночи".
возможность спасения.
когтями под улицами Лафит и Сен-Жорж, а также длинный раздвоенный канал под
Шоссе д'Антен.
Мадлен, - он остановился передохнуть. Он страшно устал. Сквозь довольно
широкую отдушину, - по-видимому, смотровой колодец улицы Анжу, - пробивался
дневной свет. Жан Вальжан нежным, осторожным движением, словно брат -
раненого брата, опустил Мариуса на приступок у стены. Окровавленное лицо
Мариуса, озаренное бледным светом, проникавшим через отдушину, казалось
лицом мертвеца на дне могилы. Глаза его были закрыты, волосы прилипли к
вискам красными склеенными прядями, безжизненные, застывшие руки висели, как
плети, в углах губ запеклась кровь. В узле галстука виднелся сгусток крови,
складки рубашки запали в открытые раны, сукно сюртука бередило свежие порезы
на теле. Осторожно раздвинув кончиками пальцев края одежды, Жан Вальжан
приложил руку к его груди; сердце еще билось. Жан Вальжан разорвал свою
рубашку, постарался как можно лучше перевязать раны и остановил
кровотечение; затем, склонившись в полусвете над бесчувственным и почти
бездыханным Мариусом, он устремил на него взгляд, полный смертельной
ненависти.
вчерашнего дня кусок хлеба и записную книжку. Он съел хлеб и раскрыл книжку.
На первой странице он нашел написанные почерком Мариуса три строчки, о
которых помнит читатель:
Жильнорману, улица Сестер страстей господних, э 6, в Маре".
на миг замер, потом задумчиво проговорил вполголоса: "Улица Сестер страстей
господних, э 6, г-н Жильнорман". Потом он вложил записную книжку обратно в
карман Мариуса. Он поел, и силы возвратились к нему; снова взвалив Мариуса
на спину, он заботливо уложил его голову на своем правом плече и стал
спускаться по водостоку.
простирается в длину почти на две мили. Дно его на значительном протяжении
вымощено камнем.
осветить читателю его подземное странствие, - он не знал названий улиц.
Ничто не указывало ему, какой район города он пересекал или какое расстояние
преодолел. Лишь по световым пятнам, которые встречались время от времени на
его пути и становились все бледнее, он мог судить, что солнце уже не
освещает мостовой и что день склоняется к вечеру. А по шуму колес над
головой, который из непрестанного перешел в прерывистый и, наконец, почти
затих, он заключил, что уже вышел за пределы центральных кварталов и
приближается к пустынным окраинам, возле внешних бульваров или отдаленной
набережной. Где меньше домов и улиц, там меньше и отдушин в клоаке. Вокруг
Жана Вальжана сгущалась тьма. Это не мешало ему идти вперед, пробиваясь
ощупью во мраке.
Глава пятая. ПЕСОК КОВАРЕН, КАК ЖЕНЩИНА: ЧЕМ ОН ПРИМАНЧИВЕЙ, ТЕМ ОПАСНЕЙ
плиты, а вязкий ил.
путник или рыбак, отойдя во время отлива по песчаной отмели далеко от
берега, вдруг замечает, что уже несколько минут ступает с трудом. Земля под
его ногами словно превращается в смолу, подошвы прилипают к ней; это уже не
песок, а клей. Отмель как будто суха, но при каждом шаге, едва переставишь
ногу, след заполняется водой. А между тем пейзаж не меняется: бесконечно
тянется берег, он ровен, однообразен, песок всюду кажется одинаковым, ничто
не отличает твердой почвы от зыбкой, буйный рой водяных блох по-прежнему
весело скачет у ног прохожего. Человек продолжает свой путь, идет вперед,
направляется к суше, старается держаться ближе к береговому откосу. Он