банке, и подмоги от него не видать:
- на все мои вопросы о штурме Очакова начинает креститься, а я решил бе-
зо всяких молебнов выйти в лиман и показать битву крестоносцев с невер-
ными..."
кромешная "свалка" кораблей, пока турки не отошли под защиту крепости.
Наспех залатав пробоины и заменив разбитые весла новыми, русская флоти-
лия ночью снова пошла в сражение. Капудан-паша выставил против нее глав-
ные свои корабли, обшитые медными листами. Один турецкий "султан" взор-
вало, остальные бросились под стены Очакова, спасаясь. Гасан остался на
горящем флагмане, вокруг него кружились русские галеры. Отважный "кроко-
дил", убоясь пленения, нырнул за борт... Два поражения от русских кораб-
лей, кое-как сколоченных, вызвали у него кровотечение из носа. Он решил
покинуть лиман и уйти в море, где тяжело раскачивало на рейдах могучие
линейные "султаны". Старинный закон войны гласил: отступающему строить
"золотой мост", то есть не мешать его ретираде, чтобы противник не взбе-
сился. Но Суворов огнем блокфорта с косы Кинбурна "золотой мост" разру-
шил! Ночь была темна, пушки простреливали мрак огненными трассами, с бе-
рега было видно, как ядра, докрасна раскаленные, впиваются в медь и де-
рево, вызывая в отсеках пожары. Турецкая эскадра сбилась в кучу, всюду
поражаемая. Нассау-Зиген, снова спешащий к бою, передал Суворову, что
ядра блокфорта задевают и его корабли. Турецкие суда, ища спасения, выб-
расывались на отмели, крики и стоны слышались из огня и дыма... В эту
ночь турки потеряли 6000 человек. Многие, доплыв до Кинбурна, сдались в
плен, но еще больше их потонуло. Раздутые трупы носило по волнам лимана.
Солдаты отталкивали их от берега баграми и тут же ведрами черпали воду
для своих нужд (иной воды кроме солоноватой воды лимана, не было)...
лимане уже закончилось. "Верные" запорожцы отличились ухарством в абор-
дажах, теперь "жертвенники Бахусу курились у них до небес; на всех лицах
было начертано удовольствие..."
солдат и принц, тут же ест, тут же испражняется, отчего все в лагере
преисполнено погани.
голым разгуливая по хоромам шатра; он вылил на себя целую бутыль парижс-
кого одеколона. - Едино вот этим и спасаюсь. А привезли ли уксус солда-
там?
торговали и уехали. Запорожцы сказывали, что Гуссейнпаша свой гарем на
остров Березань вывез.
батарей понаставили.
нин, - понос обычный сделался кровавым.
все объясняют его личной трусостью, и Григорий Александрович намек по-
нял. Через день он объявил рекогносцировку, вся свита и генералы обязаны
сопровождать его светлость. Потемкину подвели коня. Князь вырядился в
белый мундир, при белых же лосинах, и шляпу с высоким султаном, он весь
сверкал бриллиантами и орденами - прекрасная мишень для турецких стрел-
ков! Конь скакал под ним размашистым аллюром, солдаты при появлении
фельдмаршала поднимались с земли, Потемкин, глядя вперед, махал им шля-
пой:
пулями вражескими не ложиться...
ли обкладывать его свиту ядрами. Горячий конь гарцевал под светлейшим,
Синельников сказал Потемкину:
подзорную трубу. Кого-то убило сразу, кто-то раненный, отползал в кусты.
Потемкин передал трубу принцу до Линю, заметив при этом, что стены Оча-
кова - вавилонские:
Репнин (бледный) сказал, что бравировать храбростью перед турками не так
уж надобно, а Потемкин спросил де Линя:
рам. Синельников, испытывая невообразимые муки, все время требовал у
адъютантов набивать ему трубку за трубкой, которые и выкуривал очень
быстро, в крепчайшем дыму жаждая найти утешение от боли. Наконец муки
стали невыносимы.
настроили, флот создали... даже чулки бабам делаем. У тебя власть вели-
кая, с тебя и спрос короткий... Умоляю: выстрели мне в лоб, чтоб не му-
читься!
именной указ о награждении Нассау-Зигсна 3020 - крепостными душами в Мо-
гилсвской губернии. Фурьер сдал почту и заторопился в обратную дорогу:
давно пальба идет страшная.
часть кораблей уже отпльыа в Копенгаген, куда должны были прийти и ко-
рабли, строенные в Архангельске. Любая голова, самая пустая, могла бы
сообразить, что выгоднее выпустить флот России с Балтийского моря, а уж
потом начинать войну с Россией. Возможно, Густав III так и хотел сде-
лать, но Англия страстно желала как можно скорее видеть посрамление Рос-
сии на волнах, и король проявил нетерпение... В большой игре почему бы и
не передернуть карту? Густав III в сенате зачитал депешу барона Нольке-
на, безбожно ее извратив, отчего эскадра Грейга, направляемая против
Турции, предстала угрозою для Швеции... Разумовскому король сказал:
кажутся на горизонте, и они будут лежать на дне.
желюбии России, но обращаясь непосредственно к народу, посол как бы не-
вольно отделил короля Швеции от шведского народа. Густав признался ми-
нистру Оксишисрна, что Петербург все эти годы вел себя безукоризненно,
не давая Стокгольму ни малейшего повода для придирок:
нанес моему королевскому достоинству тягчайшее оскорбление, которое мож-
но смыть только кровью.
ляться при королевском дворе.
лович, - но покинуть шведское королевство могу лишь в случае указания на
то из Петербурга...
вать повод для объявления войны России. Близ пограничного моста в Кюмени
майор Егсргорн рано утром вызвал русского караульного офицера Христофо-
рова, горланя ему:
боргскому коменданту: "Кто был пьян в то утро - наш дурак или майор
Егергорн". Миролюбие русских никак не устраивало шведского короля, и
тогда он решился на провокацию. Густав велел переодеть своих солдат в
русские мундиры; переодевшись, солдаты засели в кустах на русском берегу
Кюмени и открыли огонь по своим же, шведским, солдатам...
пор мы, наследники славы великого Карла Двенадцатого, будем испытывать
на себе кровожадные инстинкты русских?
вая русские корабли, а их команды, ничего о войне не зная, мирно сдава-
лись, считая все это какой-то нелепостью. Густаву война казалась милой
забавой: он выехал из дворца, как на маскарад, в камзоле из розового
шелка, в туфлях с голубыми бантами. Поэты, певцы и танцоры сопровождали
короля. На пристани Стокгольма, окруженный дамами, его величество черес-
чур грациозно раскланялся перед публикой: