удвоились, и теперь на каждого фиванца приходилось по четыре
неприятельских воина. Однако потомки Кадма бились подобно львам. Вот если
бы такая же отвага кипела в их сердцах в славные дни Фермопил! Но тогда
был не их день, их день наступил сегодня. Поражая наседающих врагов
копьями и мечами, фиванцы пятились назад и один за другим падали на землю.
Вот их осталось сто, пятьдесят, всего десять. И первым среди десяти бился
Леонтиад. Окровавленный меч беотарха сразил очередного афинянина с
изнеженным и порочным лицом. Тот рухнул, схватившись руками за
разрубленный живот. Гоплит, бившийся рядом с погибшим, издал страшный крик
и бросился на фиванца. Он ударил Леонтиада копьем в незащищенный щитом
правый бок и, выпустив древко, зачем-то схватил беотарха руками. Леонтиад
воспользовался этим и последним, уже конвульсивным движением поразил врага
в горло. Они умерли мгновенно, сжимая друг друга в оцепенелых объятиях -
Леонтиад, беотарх из Фив, и Лиофар, афинский горшечник.
смогли умертвить лишь сотню пелопоннесцев.
памятника, а память о них осталась лишь в сухих строках логографов
[логографы - древние историки до Геродота включительно].
Нежные, словно лепестки роз, губы шевельнулись в едва заметной улыбке.
от парсийского лагеря и наблюдали за тем, что происходит на равнине под
ними. Позади, держа на поводу лошадей, расположились десять
телохранителей-секироносцев, а за ближайшим, поросшим колючим кустарнике,
холмом прятались полки фригийцев, мидийцев и пять тысяч вооруженных узкими
мечами каласириев.
на Артабаза. Тот был мрачен. Собрав на лбу жесткие складки, он молча
наблюдал за тем, как бегущие в полном беспорядке парсы переходят через
обмелевший Асоп и ищут убежища в лагере. Они еще могли спастись, если бы с
оружием в руках стали на вал и преградили путь преследующим их врагам.
Предвидя возможные неприятности, Мардоний позаботился о том, чтобы
превратить свой стан в отлично укрепленную крепость. Ров, трехметровый вал
и частокол из заостренных кольев служили серьезной преградой для любого
врага. Но парсы уже не были воинами, способными сражаться и побеждать.
Начисто лишившиеся мужества, они думали лишь о бегстве. Хлеща плетьми
взмыленных лошадей, мчались всадники, растерявшие свою кичливость и былой
лоск. Халаты их были изодраны, доспехи иссечены, многие потеряли щиты и
шлемы. Здесь же, словно бесчисленные полчища муравьев, бежали пешие воины,
ради облегчения ног бросавшие щиты, мечи и даже доспехи. Они уже не были
войском, а лишь трусливым сбродом, а через несколько мгновений им
предстояло умереть или стать рабами эллинов, которые блестящим потоком
спускались с холмов и устремлялись вслед за бегущими.
и те, кто уйдя слишком далеко, не успели принять участия в битве и теперь
стремились наверстать упущенное, покрыть себя славой и набить карманы
золотом. Прямо напротив лагеря к реке спускались спартиаты и тегейцы. Они
двигались быстрым шагом, но ухитрялись сохранить строй фаланги. Перед
гоплитами, обгоняя их примерно на стадий, бежали густые толпы пельтастов.
Полные сил легковооруженные воины настигали задыхающихся от усталости
парсов и безжалостно истребляли их, тут же обирая окровавленные трупы.
Справа и чуть позади пелопоннесцев наступали афиняне и эгинцы, слева, по
склонам Киферона, коринфяне. Эллинские полки окружали лагерь со всех
сторон, загоняя варваров в ими же созданную ловушку.
требовалось иметь хоть каплю мужества, и уверовавшие в победу эллины
обрели бы смерть. Как это случилось с мегарцами и флиунтцами, попавшими
под удар внезапно развернувшейся беотийской конницы. Но мужества уже не
было.
наступающего эллинского войска всеми полками, которые были у Артабаза. Это
позволило бы беглецам в лагере опомниться и организовать оборону. Но стоя
рядом с самой прекрасной в мире женщиной, поглотившей весь его рассудок,
Артабаз не осмеливался отдать подобный приказ. Ему оставалось лишь стоять
и смотреть за тем, как эллины довершают разгром великой армии.
шагом, начала взбираться на холм. Вот лакедемоняне достигли лагеря.
Разгоряченные погоней воины полезли на тын. Однако опытные в бою в чистом
поле, спартиаты не умели штурмовать укрепления. Стоявшие на валу парсы
остановили их. Завязался отчаянный бой. Лакедемоняне лезли наверх и
падали, сраженные стрелами и копьями. Земля перед тыном покрылась
бронзовыми пятнами. Особенно велики были потери среди илотов, оказавшихся
зажатыми между валом и фалангой. Избиение продолжалось лишь несколько
мгновений, но погибло не менее полутысячи воинов, сраженных защищавшими
вал мидийскими лучниками. Прочие разбежались в разные стороны. Нет, еще не
все было потеряно! Артабаз нерешительно повернулся к телохранителям,
словно рассчитывая обрести их поддержку. В голове вельможи мелькнула
шальная мысль приказать им расправиться с околдовавшей его женщиной, после
чего бросить свои полки на помощь запертым в лагере воинам. Словно уловив
настроение парса, Таллия обернулась и внимательно посмотрела ему в глаза.
Ее небесно-голубые зрачки завораживали подобно взгляду кобры. Артабаз
почувствовал, что его пробудившаяся было решимость куда-то улетучивается.
Руки, яростно хватавшиеся за эфес меча, бессильно обвисли, ноги стали
ватными. Ему даже пришлось схватиться за ствол дерева, чтобы не упасть.
Девушка жестко усмехнулась.
Таллия кивнула в сторону мечущихся по лагерю мидян. - Лучше наслаждаться
подобным зрелищем, чем быть его участником.
заключительная фаза трагедии. На помощь замешкавшимся у частокола
спартиатам пришли афиняне, эгинцы и платейцы - великие мастера по части
взятия различных укреплений. Под прикрытием лучников они в мгновение ока
взломали деревянную стену и проникли внутрь лагеря. Следом за ними
устремились спартиаты, тегейцы и кориняне. Дальнейшее было неинтересно, и
Таллия направилась к лошадям.
забраться в седло, затем вспрыгнул на коня сам. Всадники опустились с
холма и оказались в лощине, покрытой сочной травой. Лошади замедлили шаг,
не без труда рассекая поросль, доходившую им до груди. Таллия молчала, о
чем-то раздумывая. Так, в полном безмолвии они достигли холма, за которым
стояли полки. Здесь Таллия коснулась рукой плеча скачущего рядом с ней
вельможи. Тот придержал коня.
поговорить с тобой.
ни о каких любовных утехах, вдруг ощутил жгучее желание. Жестом руки он
отпустил телохранителей и спешился. Таллия также сошла со своей каурой
кобылы. Сладко потянувшись, девушка села на траву. Артабаз немедленно
устроился рядом и прикоснулся к скрытому полупрозрачной кисеей животу.
Таллия рассмеялась, словно рассыпала тихие звонкие колокольчики. Глаза ее
по-кошачьи блеснули.
Он забыл обо всем на свете: о поражении великого войска, о своем
предательстве, о каре, что ожидает его по возвращению в Парсу. Он думал
лишь об одном - как овладеть этой самой желанной в мире женщиной. Таллия
ответила на его страстный поцелуй и не оттолкнула подрагивающие от
возбуждения руки, когда они, раздвинув легкую ткань, принялись ласкать ее
тело.
прикусывая острыми зубками мочку уха парса. - Как жаль, что меня ждут на
Альтаире.
вельможи. Тот вскрикнул и обмяк. Сбросив с себя неподвижное тело, Таллия
поднялась и отряхнула одежду. Немного подумав, она склонилась над
Артабазом и для верности ударила парса ребром ладони по шее. Затем она
взошла на холм и исчезла.
Золота попало в их руки столько, что оно упало до цены меди.
восток. Минует месяц - и жалкие остатки его высадятся на побережье Азии.
доспехи, сверкающие золотом. Он лежал на спине, раскинув в стороны руки,
словно желая схватить ускользающую мечту.
каурая кобыла. Им не было никакого дела ни до войны, ни до золота, ни до
человека, лежащего неподалеку. Им не было дела до его мечты и они ничего
не ведали об Альтаире. Их грело солнце и тихий ветерок ласкал шелковистые
упругие бока. Кони спешили насладиться любовью. Ведь шла осень, кони
чувствовали ее холодное дыхание.