категориям, с этого начинаются бдительность и надзор; любой случайности было
отведено определенное место; возможные события хранились, так сказать, в
особых ящиках, откуда появлялись вместе или порознь, глядя по
обстоятельствам; на улицах, например, могли происходить нарушения тишины,
бунты, карнавалы и похороны.
Николетта разбудила тетушку Жильнорман. Но деда не тревожили, решив, что чем
позже он узнает новость, тем лучше.
половине дома никто этого не заметил, и уложили на старый диван в прихожей
Жильнормана. Когда Баск отправился за доктором, а Николетта стала рыться в
бельевых шкафах, Жан Вальжан почувствовал, что Жавер трогает его за плечо.
Он понял и спустился вниз, слыша позади шаги Жавера, который шел за ним по
пятам.
встретил их появление.
милость.
хотите.
переднее окошко кареты.
Глава одиннадцатая. ПОТРЯСЕНИЕ НЕЗЫБЛЕМЫХ ОСНОВ
предупредить Козетту, сообщить ей, где находится Мариус, дать ей, быть
может, другие полезные указания, сделать, если успеет, последние
распоряжения. Что же до него, до его собственной судьбы, то все было
кончено, он попал в руки Жавера и не сопротивлялся. Другой человек в таком
положении подумал бы, вероятно, о веревке, полученной от Тенардье, и о
перекладинах решетки в первой же тюремной камере, куда он попадет; но со
времени встречи с епископом всякое покушение, даже на собственную жизнь,
представлялось Жану Вальжану несовместимым с религией.
какой-то мере убивающее душу, казалось ему невозможным.
она была слишком узка для проезда экипажей. Жавер и Жан Вальжан сошли на
мостовую.
утрехтский бархат внутри кареты весь в пятнах от крови убитого и от грязной
одежды убийцы. Только это и дошло до него. Он добавил, что следовало бы
возместить убытки. Тут же, вытащив из кармана свою контрольную книжку, он
просил "господина инспектора" сделать ему милость и написать там "какую ни
на есть аттестацию, хоть самую пустячную".
новехонький. Восемьдесят франков, господин инспектор.
караульный пост улицы Белых мантий или Архива, находившихся совсем рядом.
Жаном Вальжаном. Они поравнялись с домом номер 7. Жан Вальжан постучался.
Дверь отворилась.
усилие, произнося эти слова:
Жавера. Однако презрительное доверие, оказываемое ему Жавером, доверие
кошки, которая отпускает мышь ровно настолько, что бы затем вонзить в нее
когти, не могло особенно удивить его, ибо он сам решил отдаться в руки
правосудия и на этом все покончить. Он толкнул дверь, вошел в дом, окликнул
заспанного привратника, -тот дернул шнурок, не вставая с постели. Потом
поднялся по лестнице.
свои передышки. Подъемное окно на площадке было открыто. Как во многих
старинных домах, лестница была светлая, окно выходило на улицу. От уличного
фонаря, стоявшего как раз напротив, на лестничные ступеньки падали лучи, что
избавляло от расходов на освещение.
высунул голову в окно. Он выглянул на улицу. Она была совсем коротенькая, и
фонарь освещал ее всю. Жан Вальжан остолбенел от изумления: на улице никого
не было.
Глава двенадцатая. ДЕД
по-прежнему лежал без движения. Послали за доктором, и он тут же явился.
Встала и тетушка Жильнорман.
бормотала: "Боже милостивый, что же это такое?" Иногда она прибавляла: "Все
будет перепачкано кровью!" Когда первое потрясение улеглось она оказалась
способной философски осмыслить создавшееся положение, что выразилось в
следующем возгласе: "Так и должно было кончиться!" Правда, она не дошла до
формулы: "Я давно это предсказывала!", обычно изрекаемой в подобных случаях.
осмотрел Мариуса и, удостоверившись, что пульс бьется, на груди нет ни одной
глубокой раны и кровь, запекшаяся в углах рта, течет из носовой полости,
велел положить его на койку плашмя, без подушки, - голову на одном уровне с
туловищем, даже чуть ниже, - и обнажить грудь, чтобы облегчить дыхание.
Девица Жильнорман, увидев, что Мариуса раздевают, поспешно удалилась к себе
в комнату и там принялась усердно молиться, перебирая четки.
записной книжке, пуля отклонилась в сторону и прошла вдоль ребер, образовав
рваную рану, ужасную с виду, но неглубокую и потому не опасную. Долгое
подземное путешествие довершило вывих перебитой ключицы, и лишь это
повреждение оказалось серьезным. Руки были изрублены сабельными ударами, ни
один шрам не обезобразил лица, но голова была вся словно исполосована. Какие
последствия повлекут эти ранения в голову? Затронули они только кожный
покров? Или повредили череп? Пока еще определить было невозможно. Опасным
симптомом являлось то, что они вызвали обморок, а от подобных обмороков не
всегда приходят в чувство. Кроме того, раненый обессилел от потери крови.
Нижняя половина тела не пострадала, так как Мариус был до пояса защищен
баррикадой.
их, Баск скатывал. Корпии под рукой не было, и доктор останавливал
кровотечение, затыкая раны тампонами из ваты. Возле кровати на столе, где
был разложен целый набор хирургических инструментов, горели три свечи. Врач
обмыл лицо и волосы Мариуса холодной водой. Привратник светил ему, держа в
руке свечу. Полное ведро в один миг окрасилось кровью.
отрицательно покачивал головой, словно отвечая на вопросы, которые сам себе
задавал. Дурной знак для больного -эти таинственные диалоги врача с сачим
собой!
пальцами все еще закрытых век, в глубине гостиной распахнулась дверь и
появилась высокая белая фигура.
Жильнормана. Прошлую ночь он не смыкал глаз, и весь день его лихорадило.
Вечером он улегся спать очень рано, приказав накрепко запереть весь дом, и
от усталости наконец задремал.
несмотря на все предосторожности, шум разбудил его. Удивленный светом,
проникавшим сквозь дверную щель, он встал с постели и ощупью добрался до
двери.
полуоткрытой двери, слегка вытянув трясущуюся голову; на нем был белый