Чтение 230–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

тям.

- А в наказание за то, что наш посол Нольксн тащился по грязи через
Польшу и Штральзунд, вы отправитесь бурным морем...

Для посла и его свиты шведы выделили старую яхту, но не дали ни лоц-
мана, ни матросов. Андрей Кириллович сказал коллегам и женам их, чтобы
они положились на него:

- Я ведь начинал жизнь в мундире флотского офицера, и я сумею провес-
ти корабль до Любека...

Чиновники русского посольства, неопытные в морских делах, с трудом
поставили паруса, посол занял место возле штурвала. Разумовский (под ви-
дом морской болезни, измучившей посольских дам) завел яхту сначала в
порт Висби, где из дипломата превратился в шпиона, нагло изучая оборону
шведского побережья. Из Висби его со скандалом выдворили только под
осень. Перед ним лежало штормовое море, он снова стоял у штурвала...
Этим плаванием Разумовский искупил многие свои прегрешения!

Екатерина приняла посла даже сурово:

- Я ведь догадываюсь, что графиня Вреде была лишь для отвода глаз...
Я жду признания. Назовите имя той дамы, которая была подлинной героиней
вашего стокгольмского романа.

- Я надеюсь, нас никто не слышит?

- Слушаю одна я.

- Это была... шведская королева Магдалина.

- Ну, я так и думала. - Екатерина ничем не стала награждать Разумовс-
кого. - Вы что-нибудь желаете, граф?

- Вернуться в Вену, где изнывает моя юная невеста.

- Я причислю вас к венскому посольству. Езжайте...

Там он и остался до самой смерти - послом России, а Вена, благодаря
его расходам, обрела мост Разумовского, площадь Разумовского, композито-
ры Гайдн и Бетховен нашли в нем хорошего друга... Можно восхищаться этим
удачливым человеком, но нельзя любить его, ибо Разумовский не любил Рос-
сию!

Когда в Финляндии случился голод и Швеция ни единого зернышка финнам
не отсыпала, Россия открыла для соседей свои хлебные закрома, а финны
добро помнили. Теперь финские егеря, главная ударная сила армии Густава
III, отказывались стрелять в русских солдат. А шведские офицеры не мири-
лись с заносчивым абсолютизмом своего короля. Что им эфемерная слава
Карла XII, если они от дедов своих понаслышались, до какого истощения
довел он страну бесполезной борьбой с Россией! Магнус Стренгпортен обра-
зовал тайный "Орден Валгаллы", вокруг него собирались все недовольные. В
финской деревушке Аньяла конфиденты составили обращение к русскому Каби-
нету, прося покровительства России для Финляндии...

- Грех, конечно, так думать о своем же брате, - сказала Екатерина, -
но этого фуфлыгу обязательно прикончат, как прикончили темной ночью и
его славного предка Карла Двенадцатого. Чтобы победить Швецию, Россия
уже не нуждается в новой Полтаве!

Павел еще гостил на фронте, а его "Гремила Шумиловна", оставаясь в
тылу, изображала жену народного героя. Граф Валентин Мусин-Пушкин взмо-
лился перед Екатериной, чтобы отозвала сына из армии, ибо цесаревич ме-
шает воевать, делая безрассудные распоряжения, а во время "шармютцелей"
(перестрелок) он еще и подпрыгивает, "намереваясь поймать пули, пролета-
ющие над его головою". Екатерина была мамочкой безжалостной:

- Пусть попрыгает - может, какую и поймает...

Безбородко предупредил ее об ухудшении дел в Европе:

- Дания, связанная с нами альянсом, выступила противу Швеции, но пос-
лы в Копенгагене, прусский и английский, грозят королю датскому, что,
ежели не поладит с Густавом, они сами войну Дании объявят... Король
хвост и поджал.

- Хорош союзник! Что еще новенького?

- Все старенькое. Маркиз Луккезини способами макиавеллиевскими скло-
няет вельмож варшавских к союзу с Пруссией, а бедные жители Данцига
столь ослаблены в торговле налогами, что терпеть убытки более не в силах
и соглашаются отдаться под владычество прусское...

- Этого нельзя допустить! А сам-то как думаешь?

- Хорошо бы нам перетянуть на свою сторону Феликса Щснсны-Потоцкого,
столь влиятельного в кругах Варшавы.

- А чем привлечь? У него своих денег куры не клюют.

- Вот я и думаю - чем, если он так богат?..

Румянцев не возвышением Потемкина был оскорблен, а тем, что, Потемки-
на возвышая, его, Румянцева, постоянно унижали. В этой войне, отрешенный
от главной стратегии, он прикрывал Екатеринославскую армию, чтобы турки
не могли прийти на выручку осажденному Очакову. Петр Александрович (это
правда!) месяцами не слал реляций Екатерине, которая открыто шельмовала
его, третируя всячески, о рапортах фельдмаршала она при дворе говорила,
что они, "кроме вранья, ничего не содержат...".

Осенью Безбородко предупредил Екатерину:

- Герцог Карл Зюдсрманландский отъехал к Нсйшлоту, где начал изыски-
вать тайные способы для личных переговоров с нашим наследником Павлом
Петровичем: масон льнет к масону.

Вот тогда Екатерина срочно отозвала сына с войны.

- Нельзя двум масонам встречаться! Ясно же, что сойдутся они там не
как враги, а как братья по духу масонскому...

Кампания на Балтике уже подходила к концу, когда адмирал Грейг забо-
лел. Болезнь протекала быстро: через пять дней, 28 сентября, находясь на
борту флагманского "Ростислава", адмирал впал в беспамятство. Из Петер-
бурга в Ревель спешно примчался лейбмедик Роджерсон, но спасти больного
не удалось. Грейг скончался. Десять дней он покоился на корабле, потом
его перевезли в город, где и хоронили с необыкновенной пышностью. Все
офицеры Балтийского флота получили в память траура золотые кольца с име-
нем Грейга и датой его смерти.

5 ноября лед сковал в Рсвеле русские корабли, и тогда шведский флот,
выломав себя изо льдов Свеаборга, быстро убрался в главную базу метропо-
лии - Карлскрону...

Наступила зима, и Екатерина нервничала:

- Так о чем думает там светлейший князь Таврический? Будет он брать
Очаков или нет! Хотин, слава богу, уже наш...

А как достался Хотин - вряд ли она знала.

12. "ТЕБЕ БОГА ХВАЛИМ"

Вернувшись из Бруссы, где она пыталась найти свою бедную мать, про-
давшую ее, Софья Витт недолго гостила в Камснце-Подольском при муже. Ка-
кие б ни гремели балы, какие-б мадригалы ни складывали в честь ее красо-
ты гордые ляхи, красавица скучала. Польшу опять раздирали политические
страсти: часть шляхетства продавалась за деньги Пруссии, другая придер-
живалась "русской партии"...

Хотин оставался неприступен, как и Очаков, когда вечером полы шатра
распахнулись и перед изумленным генерал-аншефом Салтыковым предстала
женщина красоты небывалой.

Это была Софья до Витт, "la belle Phanariolc".

- Я все уже знаю, - сказала она. - Вы отправили курьера к Потемкину с
известием, что Хотин взят, а Хотин не сдается. Пошлите к паше хотинскому
трубача с моею запискою.

- Вы ангел или бес? Что это значит?

- Моя сестра "одалыкою" в гареме паши, и он не устоит перед ее
мольбами сдать крепость на вашу милость. Но для того нужны еще деньги.
Много денег...

Хотин пал! Ускользнув от стариковских объятий Салтыкова, женщина ки-
нулась в Варшаву, в самый омут политики, и здесь ее успех был подобен
парижскому. (Знаменитый писатель Юлиан Немцевич вспоминал: "Хороша была
как богиня... всех приводила в экстаз; толпы народа сопровождали ее всю-
ду, молодежь вскакивала на скамьи, чтобы хоть раз увидеть ее".)

Здесь ее заметил женоненавистник Щенсны-Потоцкий.

- Ненавижу всех вас... ненавижу ваши ослепительные взоры и ваши змеи-
ные улыбки. Будьте вы все, женщины, прокляты!

"Щенсный" значит "счастливый", но первую жену его погубили, а вторая
бежала в Петербург с любовником, графом Юрием Виельгорским, бывшим при
Екатерине послом польского короля...

Безбородко вникал в письма из Варшавы.

- Ваше величество, - доложил он, - Софья де Витт за деньги согласна
вступить в наши тайные конфиденции, а Феликс Щенсны-Потоцкий лежит у ее
ног, бесчувственный от любви...

- Кладу его в свой рукав, - был ответ по-немецки.

Суворов за Кинбурн получил орден Андреевский, шляпу его украсил плю-
маж из бриллиантов с буквой "К". Никогда еще не были так сердечны отно-
шения генерал-аншефа и генерал-фельдмаршала. Суворов признавал: "Только
К(нязю) Г(ригорию) Александровичу) таинства души моей открыты". Открывая
перед ним душу, он и осуждал его, мыслившего взять крепость измором:

- Осада изнурительная скорее нас изнурит, а не турок! Штурм, да, бу-
дет кровав. Но при осаде людей потеряем гораздо более, нежели бы при
штурме...

Александр Васильевич понимал то, чего не мог осмыслить Потемкин: Оча-
ков томил под своими загаженными стенами главную наступательную мощь
России, которой давно пора было двигаться далее - к долинам Дуная и по-
том на Балканы.

- Я тебе на все руки развязал, - отвечал Потемкин Суворову, - но со
штурмом Очакова ты меня не торопи...

Был день как день. Обычный день осады. Последовал доклад: янычары
открыли ворота, делают вылазку. Суворов послал фанагорийцев - загнать
турок обратно. Янычары выпустили из крепости своры голодных собак, нат-