Чтение 24–й страницы книги ~В зените~

выворачивается из-под ног со всеми своими кактусами и колючками.
Выворачивается и начинает медлительно удаляться вверх. Задрав голову, вижу
Граве, уцепившегося за кусты. Тянусь к нему руками, но отстаю безнадежно,
отстаю, как пассажир, упавший за борт.

- Стреляй же, Человек!

Ах да, ракетница в руке. Вспышка, вспышка, вспышка! Хватит ли зарядов? К
счастью, пересилил, начинаю догонять. Навстречу сыплется град камушков,
свалившихся с твердого неба, бывшей почвы. Стучат по шлему, но несильно.
Тут еще невысоко, не успели разогнаться. Еще стреляю, еще. Граве свесился,
как акробат на трапеции, сумел ухватить меня за руку, молодец старик!
Картина: наш космический корреспондент под куполом цирка! Помогаю себе
последним зарядом и с разбегу врезаюсь в ветви.

Держимся за верхушку дерева, под ногами звездная бездна. Туда, в черное
ничто, валятся камни, здоровущие валуны и целые утесы, те, что стояли
непрочно. И видим мы, как скользит вниз нечто удлиненное и блестящее - наша
собственная ракета. Причалив, мы просто поставили ее на ноги, нам и в
голову не пришло крепить намертво. И этот коварный мир стряхнул наш
корабль, сбросил, словно котенка, со своей спины.

Но в тот момент мы не думаем о ракете. Как бы и нас не стряхнуло - вот чем
мы озабочены. Мимо проносится соседнее дерево. Собственная крона вырвала
корень из грунта как морковку, дерево само себя вытащило за волосы. Наше
держится пока. Надолго ли?

- Граве, когда нас записывали в последний раз?

- Каждый межзвездный спутник записывается на старте. Так что потеряем
только один день.

Один день потеряем, начнем жить заново на межзвездном вокзале. Но сейчас
меня что-то не утешает эта звездная страховка. Да, гражданин К. сохранится,
он потеряет только один день жизни, у его жены будет тот же муж, у его сына
тот же отец. Но я-то сорвусь в пространство, буду там болтаться, пока не
задохнусь, исчерпав кислород в баллонах. Едва ли даже сапиенсы с их могучей
техникой найдут одинокий скафандр в космосе.

- Караул, трещит!

Трещит дерево, за которое мы цепляемся. Вот один из корней выдернут из
почвы, вылез как шатающийся зуб. Обнажается и второй корень, голый, не
защищенный корой. Карабкаемся вверх от макушки, подтягиваемся к корням,
хотим зацепиться за край ямы. Непрочные комья крошатся, сыплются на голову.
Ой, сорвусь?

[Image]

И падаю вниз головой в яму, за которую хотел зацепиться.

Опять перевернулось!

Шмякаются с неба вернувшиеся комья, камни, камушки и валуны. Улетевшее
раньше, возвращается позднее. А вот и наша ракета. Иголка, поблескивающая в
небе, превращается в веретено, в снаряд среднего калибра, большого,
максимального... Сработает ли система автоматического торможения? Если
сработает, есть шанс удрать из этого ненадежного мира. Ближе, ближе! Ракета
скрывается за ближайшим пригорком...

Тугие клубы оранжевого, подцвеченного пламенем дыма вспухают за холмом.

Не включилась автоматика.

Перед нами все та же перспектива медленной смерти, но в ином варианте.
Недельный или двухнедельный запас воздуха и энергии в скафандре.
Робинзонады не удаются в космосе. Едва ли мы сумеем жевать местные кактусы.

И тут приходит спасение. Объявляется в наших собственных наушниках:

- Внимание, всем, всем, всем! Утеряна связь с автоматической пассажирской
ракетой, следовавшей на полигон имени Здарга. Всех находящихся в данном
районе просим принять меры к розыску. Держим связь на волне...

Конец того же дня. Сижу в уютной кают-компании космической сганции
полигона. Уют, конечно, в звездном духе: почти пустая комната, низкие
складные кресла расставлены вдоль стен у откидных столиков. На стенах
дверцы, дверцы и экраны, экраны, экраны. К дверцам подведены трубы из
кухни, кладовой, библиотеки, мастерской, к экранам - провода от аппаратуры
и информатория. На свободных экранах картины: бурное море, лес, подводные
скалы, городская улица. Цвет великолепен, стереоскопичность
безукоризненная, не экраны - окна в мир. Забываешь, что за стеной
космическая пустота. Считается, что эта иллюзия поднимает настроение.

Сижу, развалившись в удобном кресле. Светло, тепло, безопасно, рядом
приятные собеседники. Приятными на вид их делает мой анапод, конечно. Но в
обществе я не снимаю анапода, предпочитаю беседовать с человекоподобными, а
не со слизнями и скелетами, преодолевая тошноту и жуть, гадать, что же
выражает игра пятен на их лице.

А так, спасибо анаподу, передо мной люди. Вот начальник станции, он похож
на ленинградского Физика, того, что честил меня, а потом угощал до отвала.
И жена его тут же - их звездная Дальмира. Здесь на ней простенький
сизо-голубой чистый комбинезон, в разговоре она уверенно сыплет формулами.
Но анапод упорно показывает мне Дальмиру. Подозреваю, что и эта звездная
красавица только разыгрывает интерес к физике, на самом же деле ищет новые
чувства. Возможно, ей нравится быть единственной женщиной в компании
молодых талантов, наперебой старающихся привлечь ее внимание.

Больше всех старается выделиться бойкий молодой физик, смуглый, горбоносый,
с острой бородкой, этакий оперный Мефистофель. Но это не желчный, угрюмый
немецкий черт с больной печенью. Здешний Мефистофель жизнерадостен, остер
на язык, колюче-насмешлив, любитель похохотать. Тут же главный объект его
насмешек - молчаливый румяный толстяк с кудрявыми баками. Он все время
благодушно улыбается и сонно жует, глядя на мир, прищурившись то одним
глазом, то другим. Видимо, считает, что поднимать сразу оба века -
нерациональный труд.

- Журналисты посещают нас часто и даже чаще, чем нужно, - говорит старший
физик. Он держится сухо, сдержанно и уверенно. Возможно, что и мой земной
физик так же разговаривает в своем НИИ. - В Звездном Шаре широко известно,
что наш полигон - форпост науки, как бы выдвинутый в будущее, в следующие
века. Мы заняты делами последующей эпохи и мыслим в ее категориях -
количественно, точных - математическими уравнениями. К сожалению, этот
образ мышления распространяется туго, он требует мысленных усилий. Не
понимая математики, журналисты пытаются подменить ее неточными,
несовершенными словами, в результате искажают суть и попадают впросак. Ваше
приключение - яркий пример подобной подмены. Безукоризненно выверенный до
четвертой девятки, идеально запрограммированный автомат доставил бы вас
сюда секунда в секунду. Но вы усомнились в нем, выключили легкомысленно и
чуть не погибли. (Граве сконфуженно молчит.) Вот я и опасаюсь, что мои
жестко сформулированные объяснения вы тоже выключите, начнете переводить на
язык неточных образов, спутаете, исказите, вывернете наизнанку...

- Шеф, разрешите, я попробую, - вмешался веселый Мефистофель. - Иногда у
меня получаются переводы с научного на житейский. Слушайте, гость. Я не
знаю, на вашей планете верят еще в богов, которые создали небо, сушу, воду
и огонь? Большей частью разуверились? Поняли, что природа делает сама себя?
Превосходно. Но здесь вы попали в общество всемогущих, можно сказать,
квазибогов. Этот сонный жвачный - тоже всемогущий, хотя он и спит, но во
сне генерирует идеи, расчеты, проекты и пояснительные записки вариантов
переустройства вселенных. Я же личность трезвая и критически мыслящая, в
некотором смысле антипод. Посочувствуйте мне; критическое мышление - тяжкий
крест. Увы, я первый вижу, что идеи и проекты моего жвачного друга задолго
до его рождения были воплощены слепой и бессмысленной природой.

Мы же, существа зрячие и осмысленные, не хотим подражать бессмысленной, не
рассуждая. Мы сомневаемся, что новые миры надо лепить по образу и подобию
старых. Вот природа штамповала планеты в виде каменных шаров. А может,
лучше шары пустотелые или ячеистые, как соты, или кубы, или пирамиды, или
даже лепешки? И надо ли придерживаться всех законов, стихийно установленных
стихиями? К примеру, хорош ли закон тяготения? Удобно ли, что притяжение
убывает пропорционально квадрату расстояния? Не лучше ли куб расстояния?
Или первая степень? Или неубывание? И вообще, стоит ли монтировать
вселенные на скучнейшем принципе тяготения - все притягивается ко всему? Не
лучше ли электрический принцип - что-то притягивается, а что-то и
отталкивается? Или же химический принцип: притягивается и отталкивается,
по-разному, с учетом валентности. Или клеточный принцип: слой наклеивается
на слой и форма любая. Или генетический... Мало ли принципов в природе и
технике. Все это надо проверить. Мы проверяем, пробуем. Всемогущий, не спи.