Ну, а в тридцатом кое-что новенькое появилось. Первого самоубийцу,
которого мы нашли, до гробовой доски не забуду. Взял парень камень,
обмотал его проволокой, конец себе к руке привязал и забросил камень на
провода. Сам весь черный, рука отвалилась, а вокруг жиру полно, из него
вытопился. Если бы я еще его не знал, а то знал ведь, он на сортировочной
работал, пока не выбросили, холостой был. Холостых первыми увольняли.
Девушки его любили, малый высший сорт. Да, люди ведь не знают, что
электричество - смерть легкая, а тут вроде как научились, что ли. Дело-то
и вправду пустяковое: у нас французы, которые линию строили, пустили
провода рядом с пешеходным мостиком. Так проволоки меньше ушло. Они народ
бережливый были. Так что только камень да проволока, а бросать недалеко.
третий раз человек уже из себя выходит - да тут еще и весь город знает.
Напротив нашей электростанции биржа труда была. Поехали мы раз, а там
народищу тьма - безработных, значит. Кто-то крикнул: "Санитары
электрические едут!" Монтер мой, Пелюх, как заорет сверху: "Идите в реку,
топитесь, вот мы и не будем санитары!" Ну, знаете, как те только про реку
услышали! Хорошо еще, шофер скумекал, удрали мы, в общем. В нас уж и камни
полетели. А Пелюха этого сам я на работу брал, причем совсем недавно.
Монтер он был никудышный, но у него жена болела. На это место я мог взять
сотню куда лучше, чем он, вот меня злость и разобрала. "Ты, - говорю, -
сам там неделями гнил, а тут, едва работы понюхал, так уж своих товарищей
в реку шлешь?" А он - на меня. Горячий был мужик. Слово за слово, прогнал
я его к чертям собачьим. Приходил потом ко мне, клянчил, пожалеть просил,
есть нечего, жена помирает, ну, что мне с ним было делать? Жена его и
вправду померла. Осенью. Возвращается он с похорон, голову в окно
просовывает, а я как раз дежурил, и тихонько так говорит: "Чтоб ты подох,
да не сразу, а помаленьку". Не прошло и недели, выезжаем мы на аварию,
опять на мост. Гляжу, а покойник-то, слушайте, он и есть! Изжарился,
словно гусь. Пальцем по груди постучал - сухой, как скрипка, так спекся.
ящике рядом, держа на коленях дымящийся котелок. Принялись за еду - те не
спеша, осторожно, а Стефан сразу ошпарил себе язык. Он не подал виду, но
стал подолгу дуть на каждую ложку. Поели, и опять появилась жестяная
коробочка. Закурили. Стефан надеялся, что Вох продолжит рассказ, но
мастеру явно было не до того. Серый, большой, нахохлившийся, он сидел на
своем стуле, шумно выпускал изо рта дым и односложно отговаривался от
вопросов Стефана. Узнав, что Вох несколько лет проработал мастером на
электростанции в его родном городе, Стефан заметил:
в моей квартире был свет?
их связывающая. Вох промолчал, как будто не слышал его слов. Дождь почти
прекратился, только из единственной водосточной трубы подле окна на землю
изредка падали крупные капли. Стефан все не уходил, ему не хотелось
расставаться с Вохом вот так, когда между ними возникла чуть ли не
неприязнь. Но разговор уже совсем иссяк; в попытках как-то его оживить
Стефан взял со стола зажигалку Воха, блестящую, никелированную, с
выгравированным на плоских боках орнаментом. С одной стороны была
готическая надпись: "Andenken aus Dresden" [на память о Дрездене (нем.)].
Вертя зажигалку в пальцах, Стефан заметил на ее крышечке выбитые буквы:
"Fur gute Arbeit" [за хорошую работу (нем.)].
работали в Германии?
собой, - это мне здесь мой начальник дал.
этим Воха Стефан, хотя и понимал уже, что такая тема наверняка не поднимет
настроения.
Стефану ответил Вох.
"подхода" к Воху - встал и даже с деланной непринужденностью прошелся по
комнате, наклоняясь и разглядывая приборы. Он рад был бы выслушать и
строгое замечание об опасности, лишь бы нарушить враждебное молчание,
которое его убивало. Все впустую. Старик погремел пустыми мисками и унес
грязную посулу; вернувшись, заговорил с Вохом на свой манер - Стефан,
слушая его бормотанье, не разобрал ни слова. Вох продолжал сидеть на своем
месте, сгорбившись, навалившись грудью на столик, гудело электричество, из
окна - его открыл Пощчик - тянуло ночной свежестью. Дверь в коридорчик
неожиданно распахнулась, и вошел молодой рабочий, которого Стефан видел
ужо дважды. Наброшенная на плечи, вывернутая наизнанку армейская куртка
промокла насквозь и потемнела, медные волосы слиплись, вода ручейками
стекала по лицу. Он остановился на пороге, у его ног сразу же образовалась
небольшая лужица. Никто не произнес ни слова - сразу стало ясно, что парня
ждали. Переглянувшись с Вохом, старик поплелся в угол, а Вох, до этой
минуты сама неподвижность, порывисто поднялся из-за стола и подошел к
Стефану.
все скоропалительно и хаотически возводившиеся Стефаном планы придать
своему уходу хотя бы видимость добровольного вмиг рухнули.
Раздосадованный, даже разозленный, он позволил выпроводить себя во двор.
Здесь Вох показал ему, в какую сторону идти, чтобы добраться до больницы,
и еще секунду как бы не отпускал от себя; и тут Стефана прорвало:
тихо проговорил:
специально заходить сюда незачем. Не то чтоб что такое, а так. Вы же
понимаете.
его плеча; в жесте этом не было и намека на панибратство, только желание
прикосновением возместить невозможность посмотреть в глаза, ведь их
разделяла тьма. Вох говорил просто, но выходило как-то значительно.
Стефан, ничего не понимая, торопливо бросил в ответ:
Вох слабо пожал его руку, круто развернулся и пошел восвояси.
в лицо капли дождя. Он весь был во власти случившегося, и эти несколько
часов перевесили месяцы жизни в больнице. Горькая обида на Воха, которую
он испытывал на подстанции, испарилась, когда они прощались в темноте, и
теперь его смущало, что сам он так глупо вел себя, - впрочем, что,
собственно, ему еще оставалось, как только задавать идиотские вопросы?
Наверное, он был похож на ребенка, который пытается разгадать, чем
занимаются взрослые. Когда показалось, будто его подпустили к первой
тайне, его тут же выставили за дверь. Стефан даже подумал: а не вернуться
ли, не подглядеть ли в окно, что они там делают? На такое, естественно, он
бы не отважился, но сама эта мысль говорила, в каком состоянии он
находился. Стефан убеждал себя, что на подстанции ничего особенного не
происходит, что те двое пойдут спать, а Вох, залитый резким светом ламп,
устроится подле приборов, посидит, встанет и посмотрит на какой-нибудь
циферблат, черкнет что-то на разлинованном клочке бумаги, потом опять
усядется на место; все это бессмысленно и неинтересно, но почему же так
притягивает к себе его мысли их молчаливая, однообразная работа? Стефан
нащупал в темноте влажный холодный замок, повозился с ключом, открыл
высокую калитку, вслепую пошел по убитой известковой щебенкой тропинке,
которая едва видной белой полоской перечеркивала черную траву, и вскоре
оказался в своей комнате. Не зажигая лампы, торопливо разделся и юркнул
под одеяло; он никак не мог согреться в холодной постели, чувствовал, что
уснуть ему будет нелегко. И не ошибся.
больше всего привлекали рабочие - слесари, токари, монтеры, которым
изобретатель заказывал различные части приборов. Стефан их немножко
боялся, так они были непохожи на других людей, которых он знал. Неизменно
сдержанные, они молча и сосредоточенно выслушивали отца, чертежи брали в
руки осторожно, чуть ли ни благоговейно, но под этой их вежливой
предупредительностью ощущалась какая-то отчужденность, какая-то жесткость.
Стефан подметил, что отец, любивший за столом порассуждать о людях, с
которыми сталкивался, не поминал и словом о знакомых рабочих, будто в
противоположность инженерам, адвокатам или торговцам они были лишены
индивидуальности. Из этого Стефан сделал вывод, что их жизнь ("настоящая
жизнь" - так он ее называл) окутана тайной. Долго ломал он голову над
загадкой этой "настоящей жизни", потом посчитал свое предположение
глупостью и позабыл о нем.
вспомнил об этом. Значит, в его мальчишеских бреднях был какой-то смысл,
была, существовала эта настоящая жизнь людей - таких, как Вох!
пока отец изобретал, а сам он копался в философии и беседовал с
Секуловским - месяцами только читал и болтал, чтобы познать "настоящую
жизнь", - она удерживала на своих плечах весь их мир, словно Атлас -
небесный свод, а сама была незаметна, как земля под ногами... Стефан
подумал, что впадает в мифотворчество, ведь существует же взаимный обмен
услугами и взаимная зависимость в обществе: Анзельм занят сельским
хозяйством, Секуловский пишет, он и дядюшка Ксаверий лечат... но Стефан
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Никитин Юрий
Лондон Джек
Куликов Роман